Зачерпнув полкружки воды, цыганка долила остальное из кувшина с вином. Оторвала себе ломоть ячменной лепешки, с аппетитом умяв его вприкуску с ароматным сыром и желтым сливочным маслом. Насытившись, красавица неподвижно застыла на низкой лавке, так и не выпустив из рук опустевшую глиняную кружку. Она думала о странном поведении монаха, о жестокой судьбе, отдавшей ее в руки сумасшедшего, о Фебе и, в связи с последним, немного – о Квазимодо. Зародившаяся накануне мысль что, быть может, глухой что-то напутал, быстро окрепла и почти уже укоренилась в ее наивном сердечке. В связи с этим перед плясуньей встала неразрешимая задача: с одной стороны, она любым способом должна была уберечь возлюбленного от грозившегося убить его архидьякона. С другой, если Феб, несмотря на ее слабость и ложное признание, по-прежнему любит ее, она обязана сохранить себя для него! Какое счастье, что похотливый поп еще не успел претворить в жизнь свои отвратительные намерения!..
Решительно, девушка не находила никакого объяснения непоследовательным действиям священника: сначала он проклинает ее и отдает под пытки, а после – клянется в любви; затем пытается изнасиловать и угрозой вынуждает покинуть убежище – но и здесь, где никто и ничто не в силах помешать ему, дважды останавливается на полпути. Нет, он безумен, в этом нет сомнения. Только так можно хоть как-то растолковать его поведение. Значит… значит, все еще может перемениться?..
То немногое, что Эсмеральда знала о помешанных, ограничивалось ее невольным «знакомством» с затворницей Крысиной норы, которая постоянно поносила и проклинала и танцовщицу, и все цыганское племя, стоило только девушке пройти мимо Роландовой башни. Единственное, что плясунья хорошо усвоила, так это то, что сумасшедших лучше лишний раз не раздражать и, уж во всяком случае, не пытаться вступать в спор. Быть может, если монаха не злить попусту, да и вообще вести себя как можно незаметнее, он смягчится?.. Быть может, отпустит ее и вернется к своим молитвам?.. О, как глупо надеяться на это! Но на что еще ей остается уповать?!
Кружка пошатнулась, выскользнув из ослабившейся хватки; Эсмеральда вздрогнула от тихого стука и тряхнула прелестной головкой. Огляделась в полумраке комнаты. Прошлась из угла в угол, не зная, чем занять себя. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, цыганка начала изучать место своего заключения, старательно убеждая саму себя, что ей это и правда интересно. В маленьком прохладном подполе обнаружились пара запечатанных кувшинов, внушительных размеров головка канталя, который она уже успела опробовать, масло, соленая рыба и свинина; с крючьев свисали пара закопченных колбас – деликатес, какой плясунье доводилось пробовать всего пару раз в жизни, будучи приглашенной в богатые дома развлечения ради. Когда же юная танцовщица начала разглядывать забитую фруктами и овощами полку, она не смогла сдержать удивленного возгласа: помимо обыкновенных лука, моркови, капусты, свеклы, яблок и груш, здесь обнаружился самый настоящий, размером с голову ягненка, гранат. Девушка однажды видела такие на прилавке иноземного торговца. Сколько же монах за него заплатил? Говорят, фрукт этот внутри напоминает россыпь рубинов – интересно, это правда?..
После такой находки в примостившийся у стены сундук Эсмеральда заглядывала уже с неподдельным интересом. Постельное белье, еще одно одеяло… камизы, сюрко… Он что же, купил для нее одежду?.. Похоже, священник и впрямь загодя приготовил все для комфортного существования. Потрясенная этой мыслью, цыганка сердито захлопнула сундук. Поп, заботливо выбирающий черные сливы или женские котты, никак не вязался с тем образом чудовищного, преследующего ее безумца с пылающим взглядом, каким она давно уже привыкла считать Клода.
Вновь впав в задумчивое забытье, девушка присела на расправленную постель и начала перебирать в уме воспоминаний последнего года. Вскоре мысли ее привычно потекли в сторону красавца-капитана, и неосознанная мечтательная улыбка коснулась алых губ. Однако, энергичная по натуре, плясунья не могла целый день предаваться размышлениям. От скуки она даже решила приготовить луковый суп: бог весть, когда в последний раз ей удалось заняться готовкой. Признаться, Эсмеральда не слишком любила это занятие, однако после многомесячного перерыва даже такая рутинная обязанность показалась приятной. Увлеченная процессом, ни на миг не выпуская из головы лучезарный образ дорогого Феба, воскресший еще более величественным после всех этих сомнений, она негромко начала мурлыкать под нос задорную испанскую песенку, под которую, бывало, кружилась прежде в кольце праздных зевак.
Такой и застал ее вернувшийся Фролло: с растрепавшимися волосами, с половником в руках, испуганно обернувшуюся и застывшую в отблесках играющего в очаге пламени, с замершей на губах песней. Помедлив, мужчина прошел в дом. Снял плащ, скинул торбу и, ни слова не говоря, начал извлекать снедь. Цыганка отбежала от бурлившего котла с почти уже готовым супом и примостилась на сундуке, не сводя глаз с возившейся у огня фигуры.
Архидьякон, тем временем, скинул сутану и теперь оценивал ее варево – что ж, вполне себе сносно, и ничуть не хуже того, чем кормят в трапезной. Сняв котелок, он вопросительно уставился на девушку.
- На свой счет я не обольщаюсь – ты готовила явно не для меня. Отчего ж убежала?.. Я не кусаюсь, дитя. И, если не против, с удовольствием разделю с тобой трапезу.
Голод властно давал о себе знать: священник ничего не ел со вчерашнего вечера. Запах пищи только раздразнил аппетит. К тому же, хоть и понимая умом, что у маленькой чаровницы и в мыслях не было проявить о нем заботу, Клод невольно почувствовал радостное тепло от того, что здесь, в ветхом рыбацком домике, ждал его горячий обед, приготовленный руками этой девочки.
- Я не голодна, - с усилием произнесла Эсмеральда, вглядываясь в лицо монаха и пытаясь разглядеть знакомый влажный блеск вожделения в его глазах – напрасный труд.
- Ну хорошо, пусть так, - легко согласился он и открыл нишу подпола. – Но, по крайней мере, ты не откажешься попробовать нёшатель?.. Кажется, где-то здесь я припрятал прекрасное сладкое вино из Иль-де-Франс – думаю, оно идеально подойдет. Уверен, ты никогда не пробовала ни первого, ни второго! А еще я купил для тебя сладкое овсяное печенье.
- Я… - цыганка хотела было отказаться, но вовремя прикусила язык, вспомнив, что хотела начать выказывать больше смирения и не раздражать понапрасну своего тюремщика.
- Знаешь, я ведь никогда за свою долгую жизнь не сидел за одним столом с женщиной… Исключая, быть может, детство, - не дождавшись ответа, задумчиво добавил тот.
Признание это никак не отозвалось в девичьей душе: всем ее существом вновь всецело завладели страх и непонимание. Тем не менее, помедлив, она неуверенно поднялась со своего места и приблизилась к столу. Кажется, монах сейчас спокоен – пусть таким и остается.
Фролло отвернулся, боясь, как бы маленькая колдунья не разглядела промелькнувшее на лице торжество. До краев наполнил глиняную миску дымящимся луковым супом, нарезал хрустящий пшеничный хлеб, изысканный сыр с нежным грибным ароматом, разлил рубиновое вино, извлек холщовый мешочек с печеньем… Только бы сработало!..
Трапеза проходила в молчании: архидьякон уткнулся в миску, лишь по временам бросая короткие взгляды на опустившую взор красавицу, нервно теребившую в руке кусок сыра. Ей явно было некомфортно, а мужчина не знал, что сказать, что сделать, чтобы хоть немного разрядить обстановку.
- Спасибо, девушка, - поблагодарил он, отставляя в сторону пустую миску; Эсмеральда только вздрогнула и ничего не ответила. – Попробуй. Это вкусно.
Священник уложил нёшатель на толстый ломоть каравая и отправил в рот. С наслаждением пригубил чуть терпкое красное… Да, давно он не позволял себе такой роскоши! Цыганка тоже откусила небольшой кусочек и, кажется, нашла угощение очень достойным, равно как и вино.
- А теперь десерт, - Клод плавно подвинул печенье, из-под полуприкрытых век наблюдая за захрустевшей прелестницей.