Но вернемся к началу этих мемуарных заметок. Известность в комсомольской среде я получил раньше публикации «ЧП» в «Юности». В апреле 1982 года в журнале «Новый мир» вышло мое стихотворение «Воспоминание о райкоме» с посвящением Павлу Гусеву. Он тогда еще не возглавил «Московский комсомолец», а, при драматических обстоятельствах уйдя с поста первого секретаря Краснопресненского РК ВЛКСМ, трудился в «дочке» ЦК ВЛКСМ – Комитете молодежных организаций (КМО), и заочно получал второе образование в Литературном институте. Именно Гусев в свое время рекомендовал меня, только что избранного комсорга Московской писательской организации, в бюро РК ВЛКСМ. Я захотел поддержать опального товарища и посвятил стихи ему. Павел мне признавался позже, что такого количества звонков, восторгов и поздравлений, которые обрушились на него после публикации в «Новом мире», он потом никогда не получал, хотя фейерверков в его жизни хватало.

Немудрено. Во-первых, как ни странно, стихов о комсомоле тогда уже писали мало, даже заказных, а от души – днем с огнем не сыщешь. Во-вторых, поэзия в ту пору имела массового, многомиллионного читателя, а не редких чудаков-любителей, как ныне. В-третьих, «Новый мир» был не просто популярным «толстым» журналом, а маркером советской интеллигентности. Помните, что читает в больничном саду полиглот Хоботов из блистательных «Покровских ворот»? Правильно! К сожалению, нынешний «Новый мир» – это, скорее, гальюн, уцелевший от взорванного авианосца.

Мои стихи в номер отобрал сотрудник журнала поэт Сикорский, у которого в начале 1970-х я занимался в семинаре Литературной студии при МГК ВЛКСМ и Московской писательской организации.

– Вадим Витальевич, может, лучше про любовь! – просил я.

– Юра, помилуйте, сколько лет тут сижу, а в первый раз человеческие стихи про комсомол попались. Не спорьте! Нам надо закрыть тему.

Тему я, конечно, не закрыл, но неожиданно мое стихотворение обрело среди комсомольских работников и активистов популярность, его читали по радио, со сцены, перепечатывали. Помню, один из влиятельных секретарей ЦК ВЛКСМ, встретив меня на каком-то мероприятии, взял за пуговицу и сказал: «Вот если бы ты так же написал свое «ЧП», давно бы уже напечатали!» А ведь сочинились-то стихи случайно. Летом 1981 года я получил долгожданный билет члена Союза писателей СССР и заехал на улицу Лукьянова, соединяющую Старую и Новую Басманные, в Бауманский райком комсомола, где работал в 1977–1978 инструктором-подснежником. То есть, зарплату мне выдавали в другой организации – во Всероссийском обществе слепых, там же лежала и трудовая книжка. Не скрою, заехал я похвастаться и обмыть билет с былыми соратниками – Сашей Гришиным, Володей Соколовым, Борей Ялкетманом, Колей Герасимовым, Галей Никаноровой… Когда я вошел в знакомый старомосковский особнячок, у меня защемило сердце: там кипела та же простодушная аппаратная суета, в которой карьерная корысть почти еще не проглядывалась в искреннем торопливом энтузиазме. «Молодость, ты была или не была!» – прошептал я, 26-летний ветеран, и увидел себя бегущим по извилистому коридору со справкой в руке. Завязь будущего стихотворения чаще всего рождается в душе от грусти. И беда не в том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, а в том, что реки бегут и исчезают в Океане, который ни одну из них, даже самую полноводную, не помнит по имени.

Через месяц я почти на одном дыхании написал эти стихи, которые и хочу в 100-летие нашего незабвенного Комсомола напомнить читателям.

Комсомолу – сто лет. Век назад он создавался как Коммунистический союз молодежи, молодая гвардия мировой революции со всеми положенными коминтерновскими и даже троцкистскими «прибамбасами». Потом, с годами он стал просто комсомолом, без расшифровки, стал одним из ярчайших феноменов Советской цивилизации.

Новое – это понятое старое. Год от года мы всё внимательнее вглядываемся в великий и противоречивый советский опыт. Кое-что уже востребовано и вернулось в практику, до чего-то еще не доросли. Например, до Комсомола. Вероятно, по этой причине 100-летие Комсомола Кремль не решился отмечать как общегосударственную дату, видимо, не захотел напрягать отношения с российскими либералами – политическими протагонистами США. Мне и прежде в юбилейных эфирных спорах с людьми, страдающими острой формой либерального психоза, приходилось всерьез доказывать, что Комсомол и гитлерюгенд не имеют между собой ничего общего. Оппоненты очень удивлялись, недоумевая, почему автор повести «ЧП районного масштаба» упорно защищает то, что некоторое время назад сам же обличал? Но тот, кто критикует, чтобы улучшить, и тот, кто критикует, чтобы уничтожить, никогда не поймут друг друга.

Комсомол, как и всю Советскую власть, нельзя рассматривать и оценивать вне жестких исторических вызовов, брошенных нашей стране в начале XX века. Телодвижения двух борцов, сплетенных в схватке на ковре, абсолютно логичны и понятны. Но попробуйте мысленно убрать одного из спортсменов – и тогда яростные барахтанья оставшегося покажутся какой-то брутальной бессмыслицей. Однако именно так часто судят Советскую эпоху в целом и Комсомол в частности, забывая, что чрезмерность государственного принуждения была не ядовитым плодом чьей-то злой воли, а единственным способом сохранить, сплотить и модернизировать разрушенное Отечество.