– Ночное небо, – приказал он комнате, и потолок расцвел букетом звездного скопления на фоне безграничной черноты. Мерцающие лепестки звезд опадали и парили, туманности сложились в кольца и спирали, вытягивали щупальца и, кажется, тянулись к Зафсу…

Родители закончили «военно-врачебный» совет, мама пыталась хоть чем-то утешить отца и обернуть все шуткой:

– А как он выступил в твоей лаборатории!

– Уж выступил так выступил, – без всякого одобрения буркнул отец.

В бессилии что-то изменить Зафс несколько раз ударил затылком по подушке: предыдущий сильнейший «всплеск» произошел на кафедре отца полтора месяца назад. Зафс зашел за ним, чтобы предложить прогуляться перед ужином, и застал всю лабораторию в невероятном возбуждении. Ученик и лаборанты горячо обсуждали вероятную неудачу последнего эксперимента доктора Варнаа. Прибор, от работы которого зависело окончание многомесячной работы, сломался. Экран и датчики его потухли, и, если не запустить прибор в считаные часы, сложнейший эксперимент придется начинать заново.

Но ультрасовременный анализатор нейронных процессов был произведен и запатентован на Трапте, планете, специализирующейся на изготовлении точных приборов. Трапт бдительно следил за неукоснительным соблюдением секретности своих разработок, каждая установка включала в себя блок уничтожения. Для произведения ремонтных работ требовалось либо вызывать механика-трапта, либо отсылать прибор на планету-изготовитель. Вскрыть приборную панель механизма с Трапта невозможно. Любая попытка проникновения внутрь изделия моментально активировала блок уничтожения, и прибор просто распадался на части и плавился на глазах «изумленной публики».

– Но гарантийный срок анализатора еще не истек! – едва не выдирая себе волосы, стенал отец. – Где механик?!

– Улетел в консерваторию на другой континент, – потерянно лепетала девушка-лаборант. – Там какой-то модулятор…

– Когда вернется?! – перебивая, рычал доктор.

– К вечеру. Мы отправили срочный вызов, но он застрял с поломкой модулятора и вряд ли успеет вовремя…

Громко хлопнув ладонью по прибору, доктор Варнаа выскочил из дверей лаборатории. Большинство учеников поспешили вслед за ним, кто-то вернулся к своим занятиям, возле метрового куба анализатора остались только Зафс и абсолютно лысый штатный ремонтник университета. Абориген растерянно почесывал ухо и рассматривал прибор как злейшего врага.

Востребованность и успешность приборов с Трапта основывались не столько на безукоризненности их работы и относительной дешевизне, сколько на взаимозаменяемости многих блоков и простоте ремонта. Гениальные разработчики с Трапта не драли три шкуры за свои изделия, так как знали: если прибор может починить только урожденный трапт, то иногда механизм дешевле утилизировать и купить новый, чем маяться с вызовом ремонтника.

Расчет на дешевизну окупался масштабами производства. Трапт почти не изготавливал для своих приборов эксклюзивных начинок, а обычно пользовался готовыми блоками, завезенными с других планет. Гениальность разработок основывалась на исключительно выверенном подборе соединений «внутренностей». И небольших, произведенных на Трапте дополнениях.

Зафс погладил ровные края анализатора, просунул руку под днище прибора и, нащупав там выпуклость в форме семи лепестков, пробежал по ним пальцами в определенном ритме.

Любой механик с Трапта знал, как отключить блок уничтожения ритмичным нажатием на кнопки под днищем, – они же отпирали заднюю панель механизма. Все просто, если запомнить мелодию набора и ритм.

Зафс тоже это знал. Откуда? Не имел понятия.

Просто знал, и все. Нажал на кнопочки-лепестки, и задняя панель открылась.

Как рот лысого университетского механика.

– Как это у вас получилось?!

– Сам не понял, – повернувшись всем телом к анализатору, ответил Зафс. – Я столько времени провел в лабораториях отца, столько раз видел траптов за работой, что просто попробовал наудачу нажать под днищем.

– Запомнили, как получилось? – въедливо прищурился абориген.

– Неа, – беспечно отозвался сын доктора Варнаа. – Посмотрите-ка лучше сюда. Вам не кажется, что замены требует блок питания?

Блестящая голова механика склонилась над анализатором.

– У вас есть нечто подобное?

– Угу, – пробормотал тот и мухой слетал за простейшим заменным блоком.

Зафс вставил его на место поврежденного и якобы по рассеянности захлопнул заднюю панель.

– Ой. Закрылся.

– А еще раз! Еще раз попробуй!

Зафс попробовал. Задняя панель стояла насмерть, как взвод новобранцев на передовой.

– Ну-у-у, второй раз не повезет, – опечаленно произнес юноша и пошел разыскивать отца.

Рука штатного механика проворно елозила под брюхом анализатора и пыталась выудить оттуда удачу за хвост.

Отец тогда ругался, но не слишком. Небольшой скандал, разыгравшийся после возвращения механика-трапта, удалось легко замять. Случайности происходят. Иногда.

Сегодня мама пыталась придать происшествию в лаборатории шутливую окраску.

Получалось плохо.

Зафс чувствовал ее старания, чувствовал, как она страдает, мучился сам и невольно, все больше и больше, погружался в мысли матери. Вливался, как холодный поток, ищущий тепла, но ощущал там только страх. Такой же леденящий, как тревоги Зафса.

«Я их измучил, – думал юноша. – Еще немного, и родителям самим потребуются инъекции разима…»

Не вставая с постели, он дотянулся до кармана куртки, вынул крошечную тубу и, наплевав на то, что до положенного часа осталось еще долго, впрыснул под кожу разим. Пятикратно превышающий дозу нормального человека.

Чужой и такой родной перешепот мыслей исчез из его головы, и Зафс остался наедине с собой. «Я должен уйти, – в который раз за последние дни подумал юноша. – Если разим перестанет блокировать телепатические эманации, меня поймает первая же ловушка в учебном корпусе или на улице, и я погублю родителей. Их запрут в резервации, запретят преподавать или оставят на свободе, но насильственно стерилизуют. Пары латентных телепатов не имеют права на потомство. Мое существование станет их приговором в любом случае. Пока не поздно, я должен исключить себя из жизни семьи Варнаа. Медлить больше нельзя».

О том, что однажды Зафсу придется спасаться бегством, мама и папа говорили неоднократно.

– Не думай о нас, сынок, – увещевала Римма Варнаа. – Что бы ни случилось с нами, ты должен спастись. Это важно, очень и очень важно. Ты – главное, мы только твои помощники.

Мама говорила с ним как с неразумным ребенком. Настаивала на повторах и, просительно заглядывая в глаза, твердила: «Твоя жизнь самое ценное, что только может быть на этом свете. При любой опасности оставляй нас и беги».

Родители предусмотрели все: в доме всегда хранился запас наличных денег, отец неизменно следил за пополняемостью личной аптечки Зафса и заготовлял впрок почти месячный резерв полных инъекторов. Мама и папа предусмотрели каждый шаг, любую вероятность…

– Что бы ни случилось, ты должен попасть в столицу миров Фартфа. Там в Центральном банке ты получишь доступ к ячейке, зарегистрированной на твои генетические показатели. В этой ячейке хранятся деньги, документы и информация, которая поможет тебе жить дальше. Запомни. Что бы ни случилось, ты должен добраться до этого сейфа. Там – все. И прежде всего ответы на вопросы, которые ты готов задать сейчас.

В самом затуманенном разимом состоянии Зафс находил несоответствия и нестыковки в объяснениях родителей. Почему он такой? Что за тысячи имен, событий и смертей бродят в его сознании? И что это – наказание? Муки чужой памяти и знаний не давали жить. Все уловки и объяснения родителей Зафс давно мог бы расчленить на составляющие, найти узел несоответствия и – понять. Даже в полуактивном состоянии его интеллекту не требовалась помощь извне, аналитическим путем Зафс Варнаа всегда добивался разрешения любой задачи самой высокой сложности. Его мыслительные способности опережали реакции нормального оперативного мышления – стократно. И в этом не было высокомерия чрезмерно развитого интеллекта, в этом была мука. Зафс Варнаа мучительно страдал от груза знаний, что приходилось прятать, как огромный багаж в крошечной кладовой.