Настал день, когда в кафе он очень иронически сказал официантке:

— По всей вероятности, у вашего повара две бабушки.

— А почему вы так решили?

— Потому что он не умеет готовить. Такую бяку, простите, я могу сделать левой рукой на дырявой сковородке с прошлогодним маслом! — И, гордо подняв голову, Юрий Анатольевич вышел и больше ни разу не бывал ни в этом кафе, ни в других.

Дело не в том, что будто бы везде готовили плохо, а в том дело, что ему понравилось готовить. Вот так!

Конечно, времени на покупку продуктов и суету у плиты уходило немало. Но тут обнаружилось любопытное обстоятельство: ведь если делаешь много дел, получается, что у тебя много времени. Следовательно, для того, чтобы иметь как можно больше времени, надо делать как можно больше дел!

Однажды бабушка Александра Петровна, придя домой, обошла всю квартиру и, садясь за стол на кухне, очень удовлетворённо сказала:

— Если ещё и сына этому обучишь, я свою научную задачу могу считать выполненной.

— Ну а как суп?

— Душа больше желудка радуется. Только я в супе поджаренный лучок уважаю.

И они с Юрием Анатольевичем начали обстоятельно, со знанием дела обсуждать различные кулинарные тонкости.

Так вот и текла жизнь до приезда мамы. Она вернулась загорелой, помолодевшей, поздоровевшей и — недовольной.

— Представьте себе, я ни капельки не отдохнула, — заявила она, — ни на вот столечко не поправилась, почти не загорела и чувствую себя значительно хуже, чем до отъезда отсюда туда.

— Извини, — удивлённо сказал папа, — но твой внешний вид свидетельствует прямо о противоположном!

— Нельзя судить о человеке только по внешнему виду!

— Кормили, что ли, некачественно? — спросила бабушка. — Дождило? Или море недосоленное или пересолённое попалось?

— Там было много детей, — нервно объяснила мама, — и, представьте себе, у всех дети как дети. У всех бабушки как бабушки.

— А мамы как мамы там встречались? — сразу обиделась Александра Петровна.

— Я о другом! Все балуют детей, и дети растут нормальными! А я как вспомню… так весь загар сойдёт. Что с моим сынулей?

— Поправляется, — озадаченно ответил папа. — Уже принимает пищу, двигается. Немного разговаривает. Один раз рассмеялся.

— Ужас! Какой кошмар! — прошептала мама. — Разве я виновата, что все силы и время отдавала чужим детям? Но почему другим детям достаточно одной бабушки, и больше они ни в чём не нуждаются?.. О, ты, мама, вернулась к своим обязанностям? — спросила она, попробовав суп.

— Это моя работа, — скромно сообщил папа.

— Не смеши меня.

Александра Петровна и Юрий Анатольевич переглянулись и промолчали, ничего не стали ей объяснять. Она с курорта, устала, пусть, отдохнёт, придёт в себя.

Но в тот же день в семье начались осложнения. Узнав о научной регистрации ленивых и склонных к лени детей, мама предельно возмутилась:

— Какая бесчеловечная нелепость! Неужели мы должны и бедного Толика за… это… регистрировать?

— Да, это наш долг и спасение, — ответил Юрий Анатольевич, сразу приготовившись к тяжёлому разговору. — Неверным воспитанием мы искалечили ребёнка и…

— Кто искалечил? Я лично его почти не воспитывала. Это вы с бабушкой довели ребёнка второй раз до областной психиатрической больницы!

— Хорошо, мы с бабушкой. Тогда ты нам и впредь не мешай его воспитывать.

Не буду передавать этого длинного и действительно тяжёлого для всех разговора, который всё равно ни к чему не привёл — каждый остался при своём мнении.

Особенно была недовольна мама. Тоном, не терпящим даже самого маленького возражения, она заявила:

— Теперь моя очередь воспитывать сына. Я лучше вашего знаю детей, не первый год работаю в школе с большим контингентом учащихся.

Такого решения никто не ожидал, может быть, и сама мама, а поэтому оно вызвало сначала сильное недоумение, а затем не менее сильную растерянность.

— Решение твоё, мягко говоря… — пробормотал Юрий Анатольевич, — несколько… непродуманно. Ты просто не в курсе дела. Мальчика надо лечить личным примером.

— Ах, пожалуйста, не учите меня, учительницу, как надо воспитывать детей! — презрительно воскликнула мама. — Это смешно! — Она попробовала иронически рассмеяться, но ничего из этого не получилось.

Генерал Шито-Крыто сидел один в своём огромном кабинете и думал своей огромной, без единого волоска головой. Как ни странно, он ещё и предавался переживаниям. Он сидел и жалел, что приёмная пуста, нету там офицера Лахита. Конечно, он был проныра, каких свет не видел, предатель был тоже несусветный, денежки любил пуще жизни, в руках врагов оказался по жадности. Проклясть бы его и забыть!

И всё же он был помощник, живой человек, с ним всегда надо было быть начеку, полаяться с ним можно было, сейфом в него запустить можно было, зная, что он всё равно увернётся.

Талантливый был негодяй!

А талантливых негодяев становится всё меньше и меньше. Как прекрасно погиб в верхних слоях атмосферы фон Гадке! Напугал весь мир! Когда он сообщил, что летит с большой бомбой и вот-вот шарахнет её в место наибольшего скопления детей, со всех аэродромов мира взлетели самолёты, чтобы что-нибудь сделать с фон Гадке! Вот молодец! Вот образцовый подлец!

Остался генерал Шито-Крыто один-одинёшенек. Кого ему взять в помощники, когда кругом одни им самим воспитанные предатели и доносчики?! Офицер Лахит, царство ему небесное, считал страх одной из форм уважения, а эти просто боятся его, своего шефа, без всякого к нему уважения.

Разрешив себе попереживать ещё восемь минут — а переживания он считал бездельничанием, — генерал Шито-Крыто встал и заговорил совершенно мрачным голосом:

— Делаю разбор своих ошибок. Меня преследуют неудачи. Одна за другой. Другая за другой. Потом другая за одной и так далее. Ошибки мои — следствие недостаточной трудоспособности. Я ещё очень мало работаю. Ем два раза в неделю, например, по целых полчаса каждый раз. Буду есть только один раз в две недели, чтобы не тратить время на принятие пищи и чтобы не тратить силы на её переваривание.

_{(Я, автор, умоляю вас, читатели, обратить внимание на данный факт. Вот почему мерзавец, негодяй — сами подберите все бранные, но справедливые слова — редко бывает ленивым? Они, эти безобразники, всё действуют и действуют, а мы, в общем-то хорошие люди, часто занимаемся всякой ерундой…)}

Генерал Шито-Крыто продолжал говорить самому себе:

— Я буду стойко переносить все заминки и неудачи, то есть не буду опускать руки перед бедой, впадать в истерики, падать от дикой злобы в обмороки. Теперь только я один знаю план операции «Братцы-тунеядцы» полностью. У врагов просто не хватит времени подготовиться к борьбе со мной. Но и медлить тоже нельзя. Если враги успеют зарегистрировать лентяев, наша задача значительно усложнится. Тогда они поймут всю меру опасности, нависшей над ними, и начнут усиленно действовать. Дай бог, чтобы регистрация лентяев у них затянулась! А я вот-вот, с минуты на минуту, с секунды на секунду отдам приказ о начале операции.

Закончив говорить, генерал Шито-Крыто снова стал прежним — грозным, хитрым, подлым, ловким, каким и был, пока его чуть не сломали следовавшие одна за другой неудачи. Он снова полностью был готов на самый трудный труд, на самую огромную и разнообразную деятельность на страх всему человечеству.

Он тут же приступил к делам как ни в чём не бывало, не подозревая, что где-то недалеко, прямо-таки поблизости, ему готовится очередная, но на этот раз почти смертельная неприятность.

Ведь в кабинете врача Супостата всё ещё сидел Фонди-Монди-Дунди-Пэк и говорил:

— Я уверен, что если бы ты был способен соображать более или менее здраво, я бы вскоре оказался на свободе, а в руках у тебя — сорок тысяч в хорошей валюте.

— Пойми, что во время наичрезвычайнейшего наивоеннейшего положения, — убеждал его собеседник, — никто не выпускается с территории «Гроба и молнии» без личного разрешения шефа и не в его машине. Ликвидируются все виды пропусков и пароли. Да и куда тебе спешить? Я спрячу тебя в подвал с медикаментами и…