— Не смей! — услышала она вдруг преисполненный властности мужской голос, от которого по венам пробежал холодок. — Не смей… более… вмешиваться… в ход… истории! — продолжил он, выделяя каждое слово. — Сейчас и без того слишком много судеб спуталось тугим узлом. Дай всему встать на свои места.
— Отец мой, Хронос! Я повинуюсь тебе и обещаю не вмешиваться. Но как быть с теми, кто все же будет не согласен с тем, как все расставит время? Маленькая Леди уже меняла историю. Кто-нибудь может попробовать снова…
— Нет! Этого не будет. Я не позволю более играть со временем. И ты, дочь моя, с этого момента освобождаешься от возложенного на тебя долга. Я стираю врата времени и пространства, дабы не искушали они смертных проникать в прошлое и менять что-либо в нем!
В тот же миг Плутон увидела, как белая дымка обволокла Врата времени, и они растворились в ней, словно их и не было вовсе. — А ты, дочь моя, проследишь за всем на Земле. Такова моя воля. Живи и радуйся каждому дню, ибо теперь ты смертна. — В мгновенье ока она оказалась в центральном парке Токио, сменив свой сейлор фуку на привычную повседневную одежду Сецуны Мейо.
В уютном спокойном особняке раздался дверной звонок, и парочка сидевшая на диване за просмотром фильма, переглянулась — гостей они явно не ждали.
— Хару, будь душкой, посмотри, кто там пришел.
— Милая, ты всегда просишь меня открыть дверь. Это уже переросло в привычку, тебе не кажется? — ответила Харука, вставая с дивана. Открыв дверь, она удивилась нежданному гостю, и от этого стояла молча с минуту.
— Харука! Кто там? — спохватилась Мичиру, заметив, что ее любовь подозрительно долго молчит. — Сецуна, вот так да! Что-то случилось? Новый враг или…?
— И вам привет. Понимаю, что вы меня не ждали. Но больше мне было идти некуда. — Начала Плутон, но, заметив озадаченное выражение лиц подруг, поспешила объясниться. — Врат времени больше нет. Теперь я буду жить на Земле, как и вы. Врагов не появлялось. А большего мне говорить не велено.
— Теперь понятно, почему мое зеркало было мутным, — сказала Мичиру, — Хотя сейчас я ощущаю, как неспокойно море, будто надвигается что-то. Но ты говоришь, что новых врагов нет. Как тогда это понимать? — девушка была не на шутку взволнована.
— Успокойся, родная. Если Сецуна говорит, что все хорошо, то у нас нет причин не доверять ей. Или может, есть еще что-то, что нам стоит знать? — обратилась Харука к Плутон.
— Вам следует знать только одно. Вмешиваться в ход истории нам нельзя. На этом всё.
Тем вечером Усаги никак не могла выбросить из головы мысль о видении, всплывшем в ее мозгу днем. Она то и дело прокручивала в памяти увиденное и от раза к разу осознавала, что ей отчего-то все это кажется знакомым. Плюс ко всему, Мамору стал словно каким-то чужим. Терзаемая этими мыслями, она легла в кровать и попыталась уснуть, но сон к ней не шел. Тогда она накинула на плечи плед и пошла к балкону с твердым намерением подышать свежим воздухом и полюбоваться ночным небом.
«…У каждого из нас есть своя звезда…», снова пронеслось в голове, «А ты светишь очень ярко!», снова кольнуло в груди. Но потом до нее дошло, что именно хотел сказать ей Сейя, и по ее телу прошлась теплая волна нежности.
— Неужели я настолько сильно скучаю по нему? — в небе она заметила падающую звезду, — как бы мне хотелось, что бы все встало на свои места. — Шепотом сказала она в ночь. Ведь в душе она была все таким же ребенком, и верила, что желание никто слышать не должен.
Уса еще пару раз глубоко вдохнула прохладный ночной воздух и направилась в комнату. Там она быстро зарылась под одеяло, а в ее голове продолжали скакать картинки из тех дней, что она провела с озорным брюнетом. И стало так хорошо и тепло и на душе и в теле, и причиной тому было далеко не укрывшее от мира одеяло. «Почему я снова думаю о тебе? Почему я? Почему со мной все это происходит?», мысли, будто пчелы в потревоженном улье, роились в ее голове. Она настолько вымоталась морально, что наконец провалилась в сон.
Но и тут спасенье не пришло: спала она беспокойно. Это был, казалось, не сон, а фильм ужасов вперемешку с фантастикой. Ей снилось, как она гуляет на Земле с Эндимионом, потом, словно по щелчку, она уже на какой-то террасе танцует с кем-то отдаленно похожим на … Сейю?. Снова щелчок, Мамору целует ее, вырывая из чар демона снов. Поцелуй был приятным, но обычным. Опять щелчок, и она, сидя на качелях, сладко, нежно и в то же время со всей страстью целует …Сейю? В таких безумных скачках из мира в мир она провела всю ночь.
Утро для Усаги началось раньше обычного. Открыв глаза, она по привычке посмотрела на будильник. Он показывал, что спать она могла еще полчаса точно. Но сегодня глаза ей закрывать уже не хотелось, ужасы прошлой ночи оставили свой след: она была вымотана, выглядела помятой и, конечно, невыспавшейся. Голова болела так, словно ее сжимало в стальных тисках. Собрав остатки сил, она стала собираться на учебу. Сегодня ей как никогда хотелось поговорить с Минако.
Икуко была весьма удивлена столь раннему нахождению дочери на кухне. Даже язвительному Шинго не нашлось, чем уколоть сестру. Поэтому все тихо позавтракали и разошлись по своим делам.
Усаги шла размеренным шагом в сторону школы. Город жил своей привычной жизнью, мимо проходили суетливые прохожие, рядом проезжали машины. И, как по закону жанра, из окон одной из них доносилась такая знакомая песня. Его голос словно опять обращался напрямую к Усаги, как в тот день, когда она сидела на колесе обозрения и смотрела на него, стоящего на сцене. Тут ей вспомнилось, каким взглядом он смотрел на нее. Всегда такой нежный и ласковый взгляд, словно смотрящий прямо в душу. «С ним рядом было так легко и комфортно», вдруг подумала Уса. Сердце с новой силой сжало непонятным чувством, а глаза заблестели от подступившей влаги.
— Эй, Оданго! — донеслось до нее откуда-то из-за спины.
Это слово заставило брови взмыть вверх от удивления, а зрачки в момент сузились до крохотных точек. Сжав кулаки что было сил, блондинка стала поворачиваться на голос, как в замедленной съемке.
— Не смей меня так называть, Акира! Так мог только ОН! — в сердцах кричала девушка на того самого новенького, что вот уже как две недели сидит позади нее на занятиях. Она больше не могла сдерживаться, и слезы ручьем потекли, обжигая нежную кожу на щеках. — Больше не произноси это слово, прошу! — казалось, она вот-вот перейдет ту хрупкую грань, что отделяла ее от истерики.
— Эй, Усаги, ты чего ревешь? Он обидел тебя? — услышала девушка сквозь слезы недовольный и взволнованный голос. Это была Минако. — Иди давай, куда шел, Акира. И не оглядывайся! — приказным тоном бросила она парню.
Тот лишь вздернул плечами и пошел прочь.
— Минако! Я. Спасибо. Он не обидел. Просто… — затараторила Усаги.
— Просто что? — положив руки на плечи подруги, спросила Минако.
— Я не могу слышать больше, как кто-то называет меня так! — не подумав о том, что Мина не застала всю ситуацию, выпалила Уса.
— Да как так-то? Я не слышала ничего. Иду и вижу, как ты плачешь, вот и подошла. Объясни мне всё.
— Господи, Минако. Я не подумала совсем. Он... Он назвал меня Оданго. — Новая волна слез накрыла блондинку, — а я не хочу. Я не могу. Мне больно это слышать. Я... Я не знаю, что со мной происходит. Минако, помоги мне! — повисла она на руке у подруги.
— Ох, подруга. Тут за пять минут не управимся. Да и ты в таком состоянии точно занятия не высидишь. — Немного подумав над тем, что делать, Минако в итоге сказала: — На учебу мы сегодня не пойдем. Отправимся в парк, и там ты мне все подробно расскажешь. Договорились?
Немного успокоившись от слов подруги, Усаги кивнула в ответ, показав тем самым свое безоговорочное согласие. Она взяла Минако под руку и ринулась к парку с такой скоростью, как если бы опаздывала на раздачу бесплатных пончиков.
В итоге они оказались в отдалённой части парка, где им никто не мог помешать. Минако понимала, что с ее подругой творилось нечто из ряда вон выходящее, но все же она предпочла дождаться, пока Усаги начнет этот непростой разговор сама.
