К воскресенью я решил немного прибраться дома — уборщицу я в этот раз не завел и потому сам наводил чистоту. Включил робот-пылесос, собрал по всему дому накопившийся мусор и решил сразу же его вынести вниз.
Одновременно со мной в подъезд вышел пожилой сосед. Он жил здесь и раньше — по крайней мере, я видел его еще лет десять назад, когда только въехал сюда в первый раз, и мы с ним тогда часто здоровались и перебрасывались общими фразами о погоде.
На момент второго вселения жители дома меня почти не замечали, и я быстро привык к незаметности. Даже прикидывал, смогу ли сэкономить таким образом на очередном комплекте липовых документов, которые приходилось периодически обновлять.
Сосед поздоровался со мной, а я — с ним, прежде чем понял, что что-то не так. Он, очевидно, тоже: взглянул на меня пристальнее, поморгал, словно не веря своим глазам, а потом в его взгляде появились, сменяя друг друга, удивление, подозрительность и легкий страх.
Меня заметили и вспомнили. Можно было сделать вид, что ничего не произошло, а можно…
— Что-то случилось? — спросил я, изображая участие. Он поколебался, прежде чем ответил: — Вы… вы похожи на одного человека. Он жил здесь раньше. — Мой дядя, наверное — усмехнулся я — Оставил мне квартиру, а сам укатил в Европу. — А, — сказал он с заметным облегчением — конечно же. Вы родственники. А я-то… — Сильно похожи? — осведомился я. — Просто поразительное сходство. — Все так говорят. Он перевел взгляд на пакет в моей руке и спохватился. — Приятно познакомиться. Геннадий. — Взаимно. Ари.
Я попрощался и скатился вниз по лестнице, пользуясь его возрастной медлительностью. В мыслях у меня царил разброд.
Что происходит? Я перестал быть незаметным — неприятно, но некритично. Видимо, Бадхен решил, что это мне больше не требуется.
Я старался не сильно волноваться: то, что меня опознал один человек, не значило… ничего не значило. По крайней мере, очень хотелось на то надеяться. И в то же самое время… что насчет моей неуязвимости?
Значило ли это, что теперь я могу в любую секунду попасть под машину, быть ограбленным, стать жертвой теракта? Или меня просто заново начали замечать соседи — но и только?
Я очнулся, осознав, что уже какое-то время неподвижно стою с полным пакетом мусора, откинул крышку контейнера и кинул пакет в вонючее нутро. Аккуратно закрыл — не хватало еще разодрать руку о грязную поверхность.
Тысячи лет я жил в прочном защитном пузыре, а теперь не знал, исчез ли он, или все еще цел — и проверить почему-то оказалось слишком страшно — потому что ответ на свой вопрос я все-таки смутно, но знал.
Во сне я, наверное, смог сформулировать его окончательно, потому что проснулся среди ночи от ясной мысли: защита ослабела уже давно, иначе повестки и полицейские, подосланные Люстигом, вряд ли бы смогли так легко обнаружить мое местоположение. Я гол, как компьютер без антивируса.
Сон как рукой сняло. Я забрал со стула телефон, набрал Финкельштейна.
— Але? — усталый треснутый голос. Я едва его узнал. — Это Эвигер. — Чего тебе? — Меня сегодня узнал сосед по дому. — Ну и? — С Бадхеном все в порядке? — Иди спать, Эвигер. Или иди к черту — что ближе. Я не отставал. — Что происходит, Женя? — Что происходит? Да все хреново. Мы просчитались… Он замолчал. — В чем просчитались? — быстро спросил я. — Ни в чем — нехотя ответил он — Просто — уже поздно что-либо делать. Разве что ждать.
Я ничего не понял, и от этого стало еще страшнее.
— Ему хуже? Он стал еще безумнее, чем раньше? — Хуже — он, кажется, засмеялся — Адам, серьезно, иди спать. — Постой секунду. Я могу вернуться в Прагу, или все еще невыездной? — Так тебя
это
беспокоит? — рявкнул он — Делай что хочешь. Все равно…
И, не договорив, бахнул трубкой.
Я отложил телефон обратно на стул, потер лицо ладонями. По-хорошему, надо оставить все на завтра и тоже постараться заснуть. До утра вряд ли что-то изменится, разве что Финкельштейн выспится и сможет выражаться понятнее.
Я выпил стакан воды, взял с полки «Краткую историю человечества» Юваля Харари и принялся коротать время до рассвета.
Утром мои страхи показались смешными: ну узнал меня сосед — но ведь почти полная «невидимость» даровалась мне Бадхеном совсем недавно — до этого я тысячи лет менял документы и не сильно беспокоился об этом. Конечно, к хорошему быстро привыкаешь, но что поделать.
Занимаясь обычными утренними делами, я раздумывал, что делать на случай возможных встреч с людьми, обладающими хорошей памятью. Владелец магазинчика на углу, у которого я покупал десять лет и все еще продолжал туда заходить; заведующий моим банковским счетом — даже в век передовых технологий нам изредка приходилось встречаться с глазу на глаз. Наконец, если я решусь на побег в Европу, некоторые документы придется обновлять.
Все это были мелочи, но они раздражали, особенно учитывая вчерашний разговор с Финкельштейном. Наверное поэтому утренний кофе в Ароме показался безвкусным, а бутерброд с фетой я вообще выбросил в корзину, даже не разворачивая.
Кроме того, Финкельштейн не перезвонил и не отвечал на мои звонки, а Бадхену я не стал бы звонить даже в случае ядерной войны.
Следующие пару дней событиями не отличались. Я повесил табличку «Ари Эвигер» на входной двери — укрепить легенду о дяде и племяннике. Магазин под домом обходил стороной, хоть и приходилось тащиться три дополнительных квартала до следующего. Документы пока не менял — не к спеху.
В четверг я попал в аварию. Загорелся красный, машины тронулись, а я, уже ступивший на проезжую часть, слишком привык к тому, что поток всегда движется вокруг меня.
Визг тормозов и колес, и меня подкидывает в воздух ударом в бок. Смартфон вылетел из рук, я даже не заметил, куда. Упал на асфальт, оглушенный непрерывным гудением со всех сторон, криками прохожих и болью в ребрах.
Из машины выскочил водитель, вспотевший и очень злой.
— КУДА ТЫ ПРЕШЬ, МАТЬ ТВОЮ?!!! — А ты куда едешь? — хрипло ответил я — не видишь, люди переходят. — НА КРАСНЫЙ СВЕТ!!!
Я перевел дыхание и огляделся. На нас смотрели зеваки, некоторые снимали на видео. Моего смартфона поблизости не наблюдалось.
Водитель топтался на месте — видимо, решал, звонить в скорую, обложить меня еще раз матом или просто сбежать.
Я криво улыбнулся ему, держась за бок.
— Все нормально, езжай дальше. Я в порядке.
Он покачал головой, вернулся в машину и укатил.
Кто-то из прохожих помог мне добраться до скамейки, еще один нашел и сунул в руку смартфон — изрядно покореженный и поврежденный.
Глядя на треснувший экран, я подумал, что и сам выгляжу почти так же. А самое главное — получил точный ответ на свой вопрос.
Мы никогда больше не станем с тобой прежними, мысленно сказал я гаджету. Сунул его в карман, морщась, встал.
Пришло время пересмотреть свою реальность. И думать, что делать дальше.
Пару дней после происшедшего я не отваживался выходить из дома, что, впрочем, не имело никакого значения, потому что дома тоже оказалось небезопасно: я облил себя горячим кофе, когда готовил завтрак, стукнулся мизинцем ноги об кровать, и, кажется, сломал его. Вдобавок ушиб локоть раза три об дверные косяки и ручки, переходя из комнаты в комнату. Не могу сказать, что у меня плохая координация — просто никогда до этого не было нужды заботиться о подобных мелочах.
Тело стало казаться мне отчаянно смертным, уязвимым и неуклюжим — хотя на самом деле изменилась только одна маленькая деталь: я был теперь так же подвержен неприятностям, как любой другой человек на этом свете.
Долго взаперти я не выдержал. Холодильник опустел, дома становилось все душнее и теснее, и иногда начинало казаться, что я снова заперт в подвале Бадхена.
Утром четверга удалось уговорить себя пройтись и купить молока и чего-нибудь на завтрак. Обошлось без происшествий, и я с облегчением повернул назад, к дому.
И остановился у дорожки, ведущей к подъезду.
