Глеб кивнул на Валерку. Полицейский немного смущенно перебил его.

— Все правильно, но, извините, здесь официальная беседа…

— Ничего страшного, офицер, можете продолжать…

Присев на стул, капитан Глеб небрежно согласился с полицейским, и тот смиренно обратился к Валерке.

— О каком количестве наркотиков шла речь, когда преступники заставляли Вас переправить груз на своей яхте?

— Килограммов двести, триста… Так Фил говорил тогда.

— Всего на яхте «Тикондерога Нуово» офицерами службы по борьбе с наркотиками было обнаружено четыреста двадцать килограммов высококачественного кокаина на сумму…

— А они же еще выбрасывали!

Чернокожий полицейский ласковым жестом успокоил взволнованного Валерку.

— Ничего не пропало. Их очень вовремя остановили.

Король зевал и знаками показывал Глебу, что ему очень хочется курить.

Караульный, скучавший у ворот полицейского участка, с улыбкой протянул королю Робу зажигалку.

Валерка с хрустом потянулся, зажмурился на пронзительное солнце.

— Ну, вот и все. Даже как-то скучно стало.

Утомленно присев на камень у стены, король затянулся сигареткой, густо выдохнул, закашлялся.

— Жаль, что один все-таки сбежал.

Глеб со спокойной усмешкой наблюдал за своими соратниками.

— Уверен, что Немой сейчас дрожит в каком-нибудь глухом углу и думает только, как навсегда исчезнуть отсюда. Хозяева не простят ему такого грубого дела.

— Все равно — непорядок. Я немного прокачусь, а вы поболтайте тут по-дружески. Встретимся на кладбище.

— В твоем фамильном склепе?

Король показал Валерке кулак и сорвал мотоцикл с места.

— Ну, раз ты прилетел ко мне в гости…

Первый раз за эти суматошные дни Глеб и Валерка внимательно посмотрели друг другу в глаза.

— В городе нам спокойно поговорить не дадут, это факт. Пошли прокатимся на «Зените»? В спокойном режиме. Ты не против?

Капитан Глеб был очень даже согласен. А Валерка продолжал делать их жизнь все более и более прекрасной.

— Пива возьмем обязательно! И на такси, до причала только на такси!

— Заедем на тот холм, к мельнице?

— Это-то еще зачем? — Валерке хотелось радоваться, а не вспоминать былые тяжкие неприятности.

— Иногда я тут скучал. Дождики по ночам надоедали. А так — ничего, жить было можно. Камушек поднимал одной рукой от нечего делать, матрас в тенек днем оттаскивал, много дремал. Это только в последние два вечера я кричать-то стал сильно, когда прибой чуть утих. Урода, Немого, материл для разнообразия, когда он еду и питье мне привозил. И по-английски его крыл, и по-испански, и по-польски. Чудно только было тогда наблюдать, как он особо ярился, когда я его по-русски козлом обзывал…

— Не бил он тебя?

— Попробовал бы только… Он в сторонке держался, не подходил. Догадывался, паскуда, если что, то пукалка бы ему эта не помогла, поймал бы я его за ногу да об стенку…

— О! — Глеб поморщился у каменного пролома. — Я так понимаю, что в эту щелочку нам лучше не соваться. Здесь наш узник соизволил себе сортирчик устроить?

— Не говори никому про это.

Они неторопливо спускались по тропинке вниз. Кактусы выглядели в этот раз как-то дружелюбно, да и щебень под ногами поскрипывал гораздо приятнее.

— Ты чего оглядываешься-то? Пошли быстрее!

— Сейчас…

Прикинув на глаз расстояние от маленького пологого уступа, Глеб пошевелил ногой сухую траву на обочине.

— Держи. На память. Будет теперь тебе чем фарш резать…

Валерка подкинул на ладони длинное блестящее лезвие ножа, присвистнул. Сначала по-мальчишески обрадовался.

— О! Вот это кенжик нашел! Везет же некоторым! И как ты его в траве-то заметил?!

Потом посерьезнел.

— Так это тот самый?

— Да.

Протянув нож к солнцу, Валерка задумчиво, движением от себя, провел рукой по сверкающему лезвию. Почти сразу же смешно заморгал, закрыл глаза рукавом. Сгреб капитана Глеба в охапку и пробормотал ему куда-то за ухо.

— Спасибо, дружище…

Пиво взяли все с желтенькой этикеткой, местное, карибское. Много.

Презирая условности, Валерка топал босиком напрямик по вековым колониальным газонам яхт-клуба.

Обширная, как одновременный букет из десятков рябиновых кистей, гроздь каких-то красных ягод качалась на стволе пальмы, мимо которой они проложили путь к своему причалу.

— Притормози. Любопытно…

Глеб внимательно наклонился. Одинаковые гравировки на потемневших от времени металлических пластинках гласили, что данные пальмы-близнецы были посажены собственноручно леди Блэкберн и сэром К. Блэкберн 21 апреля 1955 года.

— В честь тебя, господин Ульянов, был устроен почти полвека назад на острове Антигуа сей аристократический субботник.

— Ага, а сэровы слесари были с ним тогда очень солидарны! Глянь, как они сэру работенку-то некачественно исполнили…

Действительно, шикарные мемориальные таблички были привернуты к плотным пальмовым стволам элементарными шурупами-саморезами.

И снова они согласились, что панорама бухты значительно изменилась. Опять прибавились новые яхты. Выделялись две роскошные красавицы с кучей всяких круглых антенн наверху и с непроницаемым выражением каплевидных окон салона и кают-компании. Поодаль от них стоял настоящий корабль. Яхта, похожая на китобойца, со вздернутой носовой частью, готовой встречать сильные злые волны, упрямо раскорячилась якорями на прозрачной воде.

— Экспедиционный пароходик-то. Годами может шляться по свету. Я мужиков оттуда знаю. Фанатики своего дела, про океан знают все, а по земле на велосипеде ездить как следует не умеют.

— Твой самолет завтра, в двадцать один сорок… Так? Так. Завтра весь день занимаемся делами, потом провожаемся. И мы с Маруськой, как только здесь шумиха поутихнет, рванем на Барбуду, там песок на пляжах знаешь какой замечательный? Розовый, коралловый! На пять километров в любую сторону ни одной души! Только мы с ней… Потом еще куда-нибудь закатимся, организую ей экскурсию по всем выдающимся ульяновским местам!

— Теперь ее папаша не посмеет обижать знаменитого человека? Так, что ли?

— А то!

То, что с ними происходило всего несколько часов назад, сейчас казалось Глебу нереальным.

«Зенит» тихо шлепал по вершинкам маленьких зеленоватых волн, паруса шуршали, понемногу принимая в себя теплый солнечный ветер, стройные пальмочки на близком изумрудном берегу рассеянно кивали им лохматыми верхушками… А тело вспоминало дикое напряжение вчерашней погони, звучали еще в ушах, как во сне, страстные крики и свист ветра…

Они лениво пили пиво. Капитан Глеб встал за руль, с удовольствием чувствовал дрожь стремительных корпусов, без помощи Валерки сам перекидывал паруса, поворачивал, уваливался, приводился к ветру…

Щурясь, Валерка наблюдал за его возней.

— Скучаешь по морю-то?

— Выйду на пенсию, приеду сюда, к тебе. Накатаемся мы, пожилые и беззубые, под парусом с тобой вволю.

— То-то же… Глеб, а ты так по-прежнему и не матюгаешься? Тогда-то, на «Балтике», помню, ты нас, пацанов, всегда по-книжному воспитывал да и вчера все время вежливо выражался, когда гнались за этими уродами!

— Не люблю. Признак слабости.

— Да брось ты! По-твоему, выходит, что и я слабак, если выражаюсь матерно?!

— Ага. И ты.

— Во, загнул! Это же самый смак, врезать какую фразу классную при случае! Люди такие аргументы сразу понимают, без предисловий. Здесь-то особенно среди иностранцев не разговоришься, не для кого, только для души если… Я всегда, когда домой приезжаю, специально с дедами так беседую! Это же, можно даже сказать, аромат жизни! Ты что, совсем против народных выражений?

— Нагнись, я поворачиваю!

Глеб с удовольствием сделал еще один оверштаг. Полюбовался аккуратным следом, оставленным на воде «Зенитом», правильно выставленными парусами, качнул руль. И продолжил.