Стоя у холодной стены невысокого здания в двух кварталах от руин, некогда бывших знаменитым театром, детектив делает глубокий вдох и считает до десяти, прежде чем покрепче перехватить пальцами неизменный револьвер и навести мушку на замершую в нескольких метрах фигуру.
— Давай же, Ришар, — сквозь зубы шепчет Александр, не сводя дула с утомившегося ждать графа.
Вскоре издалека к старшему де Шаньи быстрым, дерганным шагом приближается некогда директор «Оперы Гарнье». Он испуганно озирается по сторонам, то ли страшась лишних свидетелей, то ли надеясь удостовериться в собственном тылу. Долю секунды детектив даже желает выстрелить прямо в глупого мужчину, ставящего своим подозрительным поведением под угрозу весь и без того неэффективный план.
Наконец, мужчины замирают друг напротив друга и Фирмен нехотя начинает разговор:
— Я хотел бы получить деньги, — говорит он достаточно громко, чтобы услышали Александр и несколько жандармов, привлеченных им в качестве свидетелей и подкрепления, — мне надоело ждать! По Вашей вине я лишился всего!
— Тише же, глупец! — цедит сквозь зубы де Шаньи, резко шагая вплотную к побледневшему сию секунду Фирмену и хватая его за ворот сюртука.
Детектив бессознательно напрягается, опуская палец на курок револьвера и готовясь стрелять, если ситуация вдруг окончательно выйдет из-под контроля.
— Неужто нельзя было найти менее укромного места? — продолжает зло шептать граф, сурово глядя на подрагивающего от страха мужчину.
— Месье де Шаньи, — лепечет ломаным голосом Ришар, — честно говоря, я не хотел бы оставаться после случившегося наедине с Вами…
«Так, продолжай! — ликует в мыслях Александр, глядя на багровеющее от злости лицо графа. — Выводи же его на чистую воду!»
— Ни слова больше! — срывается на крик Филипп, отталкивая от себя Фирмена столь сильно, что тому едва удается устоять на ногах. — Забирай свои чертовы деньги и проваливай!
Пока де Шаньи склоняется к чемодану, оставленному им на тротуаре, Ришар решается задать, наконец, прямой вопрос:
— Лишь сотня тысяч франков за сгоревший дотла театр… Мелочитесь, Вам не кажется? Если я решу вложиться в его восстановление, этого будет недостаточно, месье!
Граф усмехается такой наглости и с кривой ухмылкой оборачивается на бывшего директора:
— Я столь великодушен, что даю тебе шанс подзаработать и забыть все, что ты видел, и… Не сдохнуть, как помойный пес на окраине Парижа, — граф подступает вплотную к Ришару и Александр замечает, как он протягивает руку под плащ, нащупывая оружие.
— Тогда… — Фирмен запинается прежде, чем произнести слова, заранее заготовленные Бьёрком на крайний случай, — тогда весь Париж узнает о том, что Вы, а не несчастный Призрак Оперы, подожгли «Оперу Гарнье»! Что Вы лишили жизней десятки невинных, совсем юных людей!
Едва он успевает договорить, как острый клинок с усыпанной драгоценными камнями рукоятью взметывается к его шее. В ту же секунду раздается выстрел из-за угла, за которым все это время прятался детектив. Он решительно покидает свое укрытие и кидается к упавшему на землю графу.
— Мерзавец! — восклицает, стиснув зубы от боли, старший де Шаньи.
Он делает попытку подняться, но терпит неудачу — Александр попал точно в колено и теперь граф едва ли мог куда-то уйти. Начальник местной жандармерии спешно опускается к раненному мужчине и сковывает его руки за спиной тяжелыми наручниками, с нескрываемым отвращением заявляя:
— Граф де Шаньи, Вы арестованы!
***
Ожидание сводит Эрика с ума. Он сидит под дверью спальни матушки Бьёрк, напряженно глядя на свои сцепленные замком руки. Отчего-то он чувствует, что подозрения Кристины не напрасны, что вот-вот она выйдет окрыленная счастьем, неся радостную весть о том, что ждет ребенка, но… Завтра наступит последний отведенный им день и надежда, теплящаяся в сердце мужчины, стремительно угасает.
— Все будет хорошо, — утверждает тонкий голос младшего Бьёрка и Эрик поднимает на мальчика глаза, — Алекс ни за что не подвел бы Вас, месье Дестлер.
Лука присаживается перед Призраком на колени и внимательно вглядывается в его лицо. В этом городе Эрик совсем позабыл о том, как выглядит. Он привык ходить в мантии, тяжелый капюшон которой скрывал его от посторонних глаз не хуже маски, а редкие люди, видящие его истинное лицо, никогда не показывали ни страха, ни отвращения. Сейчас он отчего-то почувствовал себя голым и уязвимым под не по годам серьезным взглядом мальчика.
— Это зависит не только от него, — с нескрываемой печалью отвечает мужчина, опуская глаза в пол, и тяжело вздыхает.
— Он сделает даже невозможное, — уверенно заявляет Лука, накрывая маленькой ладошкой костлявую кисть Эрика, — никогда не сомневайтесь в нем. Если этот человек считает Вас другом, то он умрет за Вас, я знаю.
— У него лишь день, — шепчет Призрак, встречаясь взглядом с горящими решительностью глазами младшего Бьёрка, — но да, он справится. Я верю.
Мальчик кивает и поднимается на ноги, победно улыбаясь. Он протягивает Эрику руку, шепотом говоря:
— А теперь сделайте все, чтобы у Вашей невесты ни на секунду не возникло сомнений в том, что Вы будете жить долго и счастливо.
Призрак криво усмехается и, приняв протянутую руку, поднимается следом. Он с удивлением отмечает, что Луке удалось убедить его. Убедить, что не все еще потеряно, что есть еще едва уловимый, но все-таки луч надежды на справедливость.
— Эрик! — раздается звонкий голос из-за его спины и Кристина бросается на него с объятиями. — Эрик, у нас будет ребенок!
Он подхватывает невесту на руки с такой легкостью, будто бы она совсем ничего не весит, и шепчет между многочисленными поцелуями:
— Я безумно люблю тебя, Кристина. Люблю до остатка своей черной души. До последнего вздоха.
Она беззвучно смеется, прижимаясь к его груди и откровенно наслаждаясь этими мгновениями. Последние пару дней Эрик казался ей совсем мрачным и отстраненным. Будто бы мыслями он был где-то далеко, не с ней, не рядом. Ей было начало казаться, что его лишь огорчит новость о ее беременности, но сейчас… В его янтарных глазах плещется нескончаемое, необъятное обожание. Именно с таким восхищением он смотрел на нее всегда и теперь её сердце может быть спокойно.
========== Двадцать седьмая глава ==========
Битый час Флоран Пеллетье нарезает круги вокруг стоящего посреди пустой комнаты стола, за который этим утром усадили обвиняемого в поджоге театра графа де Шаньи. Все это время он пытается выбить из мужчины хоть слово, но тот сохраняет молчание, лишь изредка бросая в ответ бессмысленные фразы.
— Месье, я прошу Вас, — устало выдыхает он, опускаясь на стул напротив заключенного, — я не смогу защитить Вас в суде, если Вы продолжите молчать.
Дверь в комнату распахивается резко и с противным скрипом. На пороге оказывается детектив Бьёрк, сжимающий в руке стопку документов. Он шагает к замершему в полуметре адвокату и кривовато усмехается.
— Боюсь, месье Пеллетье, никаких Ваших навыков не хватит для того, чтобы месье де Шаньи вышел сухим из воды.
Мужчина вопрошающе глядит на Александра, суетливо одергивая элегантный костюм. Тогда Бьёрк спешит объяснить:
— Признаться честно, я совсем не ожидал такой сговорчивости от Вашего брата. Стоило ему только узнать обо всем… — Александр бросает насмешливый взгляд на Филиппа и качает головой. — Он был в ярости.
— Но мотив, — неуверенно начинает Флоран, — его… его нет, месье Бьёрк.
— Это как посмотреть… Мотив здесь не один. Не так ли, де Шаньи?
— Вы ничего не докажете! — восклицает мужчина, кривя лицо.
— Вот и посмотрим, — отвечает равнодушно детектив и оборачивается на Флорана, — дело в том, месье, что Ваш достопочтенный был крайне недоволен ролью спонсора некого Призрака Оперы, ведь… Он питал иллюзию, что сплетни о нем лишь происки суеверных простолюдинов, что это лишь желание дирекции театра набить свои карманы на жалких фокусах. Драгоценная супруга графа и его уважаемый брат любили театр, отчаянно не желали отказываться от покровительства над ним, а сам же он…