— Эй, — выдыхает Эрик, когда Бьёрк отступает от него на шаг и отчуждённо качает головой, — и тебя она настигнет однажды.
— Настигнет, — соглашается он, ломанно пытаясь улыбнуться, — но… сейчас важно, чтобы вы двое были счастливы и спустя года три, когда я вдруг нанесу вам визит, меня встречали малыши, такие же невероятные, как и их отец.
Бессознательная улыбка освещает безобразное лицо Эрика, и он тотчас набрасывает на себя увесистую тёмную мантию, надежно укрываясь за ней от посторонних глаз.
— Вот так, — подбадривающе кивает Александр, — и никакая маска не нужна, мантии будет вполне достаточно. Ты готов?
— Как никогда, — твёрдо отвечает Дестлер и вместе с Бьёрком покидает прихожую его уютной квартиры, пахнущей мёдом и сентябрём.
***
Девушка, ярко накрашенными глазами смотрящая с зеркальной глади на Даае, кажется ей совсем незнакомой. Тёмные волосы, обрамляющие её щедро напудренное мадам Жири лицо, делают её почти неузнаваемой, ровно как и напыщенное платье, выполненное в совсем не привычных для Кристины, мрачных тонах.
— Тебя невозможно узнать, — улыбается довольная проделанной работой Антуанетта, — так жандармы и не заподозрят, что ты покидала город.
— Уверена, Эрик всё же узнает тебя, — мягко смеется Мэг, стоящая чуть поодаль от матери, — даже из тысячи.
Одно только имя любимого мужчины заставляет Кристину расплыться в ласковой улыбке и смущённо покраснеть. Боже, как бы хотелось вновь оказаться рядом с ним, раствориться в его крепких объятиях и вверить ему себя, доверчиво, до конца и, как всегда, без остатка.
— Я лишь боюсь, что всё пойдет не по плану, — с горечью в голосе шепчет Даае, разворачиваясь от зеркала к женщинам, — что жандармы окажутся не так глупы, как мы рассчитывали, что кто-нибудь догадается, кем мы являемся на самом деле, и…
— Ничего подобного не случится! — раздражённо восклицает Маргарет, одёргивая подругу, и резко подаёт ей аккуратный чемодан. — И не смей даже думать об этом!
Девушка смиренно кивает и бесшумно шагает к окну, чтобы оглядеть тёмную улицу в вечерних бликах вычурных городских фонарей. В тени массивных деревьев она замечает пару жандармов, лениво беседующих о чём-то явно бессмысленном и приземлённом.
— Их нужно отвлечь, — тихо говорит женщинам Кристина, задёргивая за собой тяжелую портьеру, — побеседуете с ними?
— Конечно, а ты попробуй проскользнуть незаметно через двор на центральную улицу и поймать там экипаж, — соглашается мадам Жири и набрасывает на себя лёгкое пальто. — Идём, Мэг.
Малышка Жири на мгновенье замирает в коридоре, а затем резко разворачивается, чтобы только заключить лучшую подругу в крепкие объятия, глухо, тяжело выдыхая.
— Береги его, Кристина, — шепчет она дрогнувшим голосом. — Вы заслужили счастья, как никто другой. Не позволь кому-либо его отнять у тебя.
— Я не позволю, — сдавленно откликается Даае, поднимая к потолку глаза, не позволяя слезам побежать по щекам и испортить старательно наложенный на них грим, — ни за что не позволю.
Едва Кристина отстраняется от Мэг, как к ней шагает Антуанетта, чтобы словно ребенка погладить по голове и одарить напоследок тёплой, материнской улыбкой.
— Я буду скучать по вас, дети мои, — вполголоса говорит она названой дочери, — и… передай Эрику, как сильно я его люблю.
Улыбнувшись в ответ, Кристина быстро кивает и пропускает женщин к парадной двери, оказываясь в гнетущем, давящем на плечи одиночестве. Выжидая несколько невыносимо долгих минут и плотнее запахиваясь в длиннополый плащ, она проскальзывает едва уловимой тенью на холодную, объятую полумраком улицу. Скоро она окажется на свободе. Они окажутся.
***
Несмотря на позднее время, на вокзале неизменно людно и шумно: толпа пассажиров и встречающих располагается на перроне в ожидании своих поездов, а измотанные жандармы едва ли успевают следить за порядком, что позволяет как Эрику, так и Кристине беспрепятственно добраться до назначенного им Александром места встречи на одной из удалённых от любопытных глаз платформ.
Потрепанная и насквозь промокшая от вдруг настигнувшей Париж непогоды, Кристина в который раз оглядывает окружающих, всматриваясь в их серые, безразличные, пластмассовые силуэты, ища среди них всех одну единственно дорогую её измученному сердцу фигуру. Паника с каждой секундой, уверенно и скоро подступает всё ближе и ближе, вынуждая Даае мелко дрожать и тщетно бороться с такими ненужными сейчас слезами, будто это её спасёт. Когда она окончательно теряет всякий контроль над своими эмоциями и резко выдыхает через рот, укрывая кривящееся от рыданий лицо ладонями, её тонкую талию вдруг обвивают родные, ловкие руки, а тонкие, музыкальные пальцы мягко сжимают сквозь неприятную ткань платья узкие бёдра, мгновенно даря спокойствие.
— Как же я по тебе истосковался, — жарко шепчет он ей на ухо, крепко прижимая Кристину к себе, и тотчас согревает её, совсем холодную, своим извечным, пахнущим счастьем теплом.
Она резко разворачивается в объятиях Призрака, и он моментально кутает её в свою мантию, не позволяя девушке и более оставаться на неприятном, порывистом ветру.
— Как ты узнал меня? Так мало времени до отбытия, — скороговоркой произносит Даае, отчаянно прижимаясь к его костлявой груди, — я так боялась, Эрик! Я было подумала, что ты не придёшь, что тебя схватили, что… Господи, как твоя рана? Должно быть, ужасно болит…
Рядом с ней ему становится удивительно спокойно: все страхи и сомнения отступают, оставляя за собой лишь святую надежду на то, что им удастся из этого кошмара спастись. Он только беззвучно усмехается охватившей Кристину панике и целует её почти невесомо во взмокший лоб, неторопливо поглаживая по ровной, обтянутой жёстким корсетом спине.
— Тише, родная, — всё тем же шёпотом обращается к ней Эрик, стремясь унять её неподдельное беспокойство, — я с тобой. Всё позади, слышишь?
Она быстро-быстро кивает, вслушиваясь в его убаюкивающий, сладкий голос, чарующий своей безмятежностью и теплотой с самого первого дня, и в очередной раз поражается его волевому, титаническому хладнокровию.
Увлечённые лишь друг другом, Кристина и Эрик едва не упускают из внимания тонущее в шуме вокзала объявление о прибывшем на станцию поезде. Лишь когда окружающие их люди начинают суетиться и метаться по платформе, Эрик одёргивает Даае, и они вдвоем, крепко взявшись за руки, спешат на поиски указанного в их билетах вагона, ненароком расталкивая заторможенную толпу провожающих горожан.
Лишь оказываясь в своём купе, они успокаиваются и позволяют себе облегчённо, блаженно выдохнуть, чтобы, наконец, задышать. Несмотря на большое количество свободного места, они устраиваются на скамье как можно ближе друг к другу, тотчас растворяясь в долгожданных, чувственных объятиях, и не смеют произнести и слова, будто от их звучания может исчезнуть такое необходимое, бегущее по венам тепло. Сейчас им обоим есть, что рассказать и чем поделиться, но они сохраняют эту уютную, пронзительную тишину, разрешая себе насладиться размеренным стуком колёс, железных и шуршащих, наконец, покидая Париж, ставший для них чужим и колючим за последние месяцы, в которые так хотелось сбежать.
— Как ты, Эрик? — Кристина нарушает молчание первой, когда они минуют границу треклятой столицы, и, откинув с лица Призрака капюшон мантии, обеспокоенно его оглядывает. — Мсье Бьёрк так напугал меня известием о твоём ранении…
— Не стоит об этом тревожиться, — ласково отвечает ей мужчина, кладя на нарумяненную щеку холодную, костлявую ладонь. — Александр сделал всё, что было возможно, чтобы нашему маленькому путешествию ничто не помешало.
— Зачем же ты так рисковал? — надломленно шепчет Даае, прижимаясь к нему всем телом. — Случись что с тобой, Боже…
— Но! — прерывает её Эрик, мягко утирая с её лица дорожки слез, смешанных с тушью. — Всё обошлось, мой Ангел, я лишь желал провести с тобой хоть несколько минут. Я не мог мириться с тем, как резко нас отняли друг у друга.
