Беру ещё салфетку и ещё раз протираю ложку. Выбрасываю салфетку в кулёк для мусора, беру хлебушек и съедаю первую ложку супа. Все мои самые страшные кошмары воплощаются: суп пресный, настолько насколько может быть, как будто кипячёную воду взяли и дополнительно обезжирили. В супе плавают кусочки капусты и морковки, почему-то рубленой, а не натёртой на тёрке. Самое вкусное, что там есть, – пара кусочков картошки. Есть ещё перловка. Я думала, её запретили ещё до моего рождения, но, похоже, где-то её ещё едят прикованные к кровати пациенты.

Но, учитывая, что в последнее время я и так почти не чувствую вкуса, есть безвкусную похлёбку я могу абсолютно спокойно. Механически заливаю в себя несколько ложек супа; надо сказать, что при этом сжёвываю почти весь хлеб. А я действительно проголодалась – одними капельницами сыта не будешь. Пробую картошку. Это что угодно, только не пюре. А что, если в Макдональдсе не картошка, а это как раз картошка? Хотя она больше похожа на манную кашу с комками. Чёрт, я даже поесть нормально не могу, какая же я убогая!

Надо заставлять себя, мне нужно поесть, чтобы больше не падать в обморок. Беру компот из сухофруктов. Я чувствую чернослив. Делаю два глотка и ищу, куда бы выплюнуть то, что я проглотила. Ставлю стакан на поддон и ложусь обратно на подушку.

Чёрт с ним, кормите меня и дальше капельницами! Ни есть не могу нормально, ни пить, ещё и внизу живота боль усилилась. Осторожно поднимаюсь с койки и ковыляю в туалет. У меня кружится голова. Замена прокладки – не самая долгая процедура, но я прилично вымоталась пока ходила. А теперь ещё и в боку болит, и рука не разжимается. В ней же иголка полуметровая торчит прямо в вене. И хотя она вроде как не мешает, но мне всё равно страшно.

Возвращаюсь в постель и укрываюсь с головой. А где одеяло? Я же ночью тут замёрзну. Почему мне не досталось одеяла?

Заходит медсестра, забирает посуду.

– Ты почти не поела, – говорит.

– Аппетита совсем нет, – отвечаю. – А можно мне одеяло?

– Конечно, – медсестра заглядывает в какую-то тумбу и достаёт оттуда шерстяное кусачее одеяло. Этого я боялась больше всего.

– Помочь вставить в пододеяльник? – спрашивает она.

– Если можно. – Я бы и сам вставила, но игла-катетер в вене меня пугает. Мне кажется, лучше сейчас не делать резких движений.

Сестра заправляет одеяло и укрывает им меня, как маленькую. И всё бы хорошо, если бы одеяло не прокусывало через пододеяльник. Я под таким не усну. Нахожу лишнюю простыню и накрываюсь ею, а одеяло кладу сверху.

«Интереснейшее» место эти больницы. Хотя мне пацаны в детстве рассказывали, как гоняли по ночам по коридорам, а однажды случайно попали в морг и там увидели настоящий труп.

«Да-да, Юлечка, это как раз то, что тебе нужно: гонять по коридорам в квача». Хотя была бы я немного помладше, с удовольствием бы погоняла. Особенно ночью, особенно по больнице; мне кажется, это круто. Хотя представить себя в таком образе девочки-пацанки сейчас, когда каждый первый парень только и мечтает увидеть меня голой.

Ну и как мне теперь с ними играть? Похоже, безоблачные дни, когда я просто могла дружить с мальчиками, остались в далёком прошлом. Теперь я для них кто угодно, только не друг. Теперь я для них объект охоты. А я ещё и старательно делаю всё, чтобы больше походить на добычу: макияж, каблучки, мини.

«Все ж понимают, для чего ты, Юлечка, стараешься… не для того же, чтобы просто так выглядеть красиво». Да-а-а, в детстве всё было проще, и трава была зеленее. А пацаны меня за косички дёргали и иногда даже били. И такое было. С улыбкой вспоминаю, как я тогда плакала. Меня ещё воспиталка защищала. Стоп, какая воспиталка? Училка, это было в младших классах. Потому что начиная с пятого половина парней была влюблена в меня, а остальные просто скрывали это, хотя периодически признавались в своих чувствах. Я тогда это воспринимала как игру, не более.

Но было время, когда дружба пацанов с девчонками считалась зазорной. Я тогда тайно дружила с Димкой. А потом он в меня влюбился и всё испортил. Дальше я в лагерь уехала и там стала «розовой». Так миленько: вот целуешься ты с девочкой, и уже «розовая». Но там же были не только поцелуи. Я не знаю, кто придумал поставить кровати впритык. И мы каждую ночь гладили друг дружку. Просто так, нам нравилось, а почему бы и нет? Можно же не только себя по ночам трогать, а и подружку. Ничего криминального, просто прикосновения. Иришка тогда специально для меня спала в одних трусиках.

Не помню, кто первый предложил поцеловаться… Или это само собой вышло. Но я была не против. А потом она попросила поцеловать себя в грудь. Помню, что ради ответки я тоже сняла с себя маечку, и мы полночи лизали друг другу сосочки. Это было так мило, так наивно, так по-детски, так волнующе! С тех пор мы гладили и целовали друг друга каждую ночь. Я даже ждала этой ночи, чтобы нацеловаться с ней. Не знаю, догадывались ли остальные о наших шалостях, думаю, подозревали, чем мы там занимались. Но мне было тогда всё равно. Это была настоящая первая влюблённость. Курортный роман. Мы тогда чудили не по-детски.

Хотя что здесь правда, а что плод моих фантазий, уже не разобрать. Может, я всё сама придумала. Иногда человек придумывает себе воспоминания, хоть в это и трудно поверить.

Помню, как на пляже я смотрела на её загорелое тело и у меня прям слюнки текли. Боже, какими же мы были тогда миленькими. Мы уединялись и сидели рядом, держались за ручки. Отлично помню её руки и то, как мне нравилось к ним прикасаться. Я тогда малая была и не знала, что мне с этим делать. Девушки не должны спать друг с другом.

Класса с третьего я знала про секс – теоретически знала, как это делается. А в четырнадцать я уже знала всё в мельчайших подробностях – в интернете видела. Я тогда уже регулярно лесби порно смотрела, но не придавала этому никакого значения. Ну, гладят друг друга, ласкают, лижут. Смотреть на чужие ласки всегда приятно.

Мы сидели рядышком и держались за руки, не зная, что нам с этим чувством делать и куда оно приведёт. Помню, как я её поцеловала просто так, а она сделала вид, что не заметила, только сильнее сжала мою руку. Никто не целовал меня так, как она, пока я не встретила Вику. Мы с Иришкой обе притворялись, что просто тренируемся для того, чтобы после целовать парней. Но пока у меня была она, парни мне были просто не нужны.

Мы спали каждую ночь без маечек, но почему никто из нас не догадался снять трусики и полизать подруге. Я думаю, это была бы вершиной блаженства, я бы никогда такого не забыла, и независимо от того, кто бы кому лизал, я бы кончила.

Чёрт, как же я люблю девочек! Мну левой рукой свою грудь. К «горошинке» не могу прикоснутся – там кровь; никак не заканчиваются эти дурацкие месячные.

К сожалению, я не могу вспомнить лицо своей возлюбленной, своей первой «розовой» любви, и представляю на её месте Вику, молоденькую совсем юную ещё Викулечку, до конца не сформировавшуюся, но с красивой грудью и шикарными длинными, бесконечными ногами. Помню, как мы тогда стеснялись своих чувств. А что сейчас изменилось? Хватит стесняться быть собой, я взрослая девочка и сама могу распоряжаться своим телом. И сама буду решать, с кем спать.

Опять медсестра заходит, проверяет мою вену, не идёт ли кровь.

– Можешь поспать, – говорит.

– Спасибо. – И правда, надо поспать, а чем мне ещё тут заниматься? Гулять нельзя, дрочить нельзя. Жаль, что «киска» простаивает. Улыбаюсь, когда думаю об этом. Закрываю глаза и переворачиваюсь на бок. Так намного удобнее, без капельницы вообще жить проще.

– Спокойной ночи! – Она выключает она свет и закрывает дверь.

========== Глава 13 ==========

Моя первая ночь в больнице. Едва слышно вибрирует телефон. Хорошо, что я ещё не уснула. Беру трубку и смотрю на экран одним глазом. Двумя я точно ничего не увижу: зрение неважное; кроме того, глаза привыкли к темноте, и на ярком экране сложно что-то разобрать.