Наша жизнь напоминает путь Солнца: утром оно набирает силу, до тех пор пока, лучась и истекая жаром, наконец не достигает полуденной высоты. Тогда наступает энантиодромия. Его непрерывное движение вперед означает уже не прибавление силы, а убавление. Таким образом, когда мы имеем дело с молодым человеком, у нас задача совершенно иная, нежели когда перед нами человек стареющий. В первом случае достаточно устранить все помехи развитию и подъему; во втором случае мы должны стимулировать все то, что оказывает поддержку при спуске. По-юношески неопытный человек, возможно, полагает, что пожилых не нужно принимать в расчет, что с ними уже все равно ничего больше не случится, что жизнь у них позади и они годятся лишь для того, чтобы служить окаменевшими опорами прошлого. Но было бы большим заблуждением считать, что, например, жизнь женщины исчерпана с наступлением менопаузы. Вторая, послеполуденная половина человеческой жизни столь же богата смыслом, как и первая, только ее замысел и смысл совсем иные[54]. Человек имеет в жизни двоякого рода цели: первая – природная, т. е. рождение потомства и все, связанное с заботой о нем, в том числе денежное обеспечение и социальное положение. Если эта цель исчерпана, то начинается другая фаза – культурная цель. В достижении первой помогает природа и, кроме того, воспитание, но совсем немногое или даже ничто не помогает нам в достижении второй цели. Часто человеком управляет и ложное тщеславие, требующее от старца уподобиться юноше или по крайней мере действовать подобным образом, хотя внутренне он уже в этом не убежден. Поэтому для столь многих людей переход от природной к культурной фазе оказывается бесконечно тяжелым и горьким: они цепляются за юношеские иллюзии или за своих детей, чтобы таким образом спасти еще хоть кусочек юности. Мы наблюдаем это у матерей, которые видят смысл своей жизни исключительно в детях и думают, что жизнь превратится в беспочвенное ничто, если придется расстаться с детьми. Поэтому нет ничего удивительного в том, что многие тяжелые неврозы возникают в начале послеполуденного периода жизни. Это своего рода второй период зрелости, или второй период «бури и натиска», нередко сопровождающийся всеми бурями страстей («опасный возраст»). Однако проблемы, возникающие в этот период, уже нельзя решить с помощью старых рецептов, стрелку этих часов нельзя перевести назад. То, что молодежь находила и должна была находить вовне, человек послеполуденного периода должен найти внутри себя. Здесь перед нами появляются новые проблемы, нередко заставляющие врача основательно поломать голову.
Переход от утра к послеполуденному возрасту является переоценкой прежних ценностей. Человек оказывается перед необходимостью понять ценность того, что составляло противоположность его прежних идеалов, убедиться в ошибочности прежних убеждений, признать неистину, содержащуюся в прежней истине, и почувствовать, сколько сопротивления и даже враждебности заключало в себе то, что прежде считалось любовью. Многие из втянутых в конфликты проблемы противоположности отбрасывают все то, в чем прежде они видели благо, достойное достижения, и пытаются продолжать жизнь в противоборстве со своим прежним «я». Смена профессий, разводы, религиозные обращения, разные виды отступничества являются симптомами этого перепрыгивания в противоположность. Отрицательный момент такого радикального перехода заключается в том, что прежний образ жизни вытесняется, тем самым порождая столь же несбалансированное состояние, каким было и то, прежнее состояние, когда противоположности осознанных добродетелей и ценностей были еще подавленными и бессознательными. Как раньше невротические нарушения происходили, возможно, в силу бессознательности противоположных фантазий, так и теперь нарушения опять-таки возникают благодаря вытеснению прежних идолов. Разумеется, в корне неверно считать, что если мы в некоторых ценностях распознаем отрицательную ценность или в некоторой истине – неистину, то в таком случае упраздняется сама ценность или истина. Они лишь стали относительными. Все человеческое относительно, потому что основывается на внутренней противоположности, ибо все в свою очередь является энергетическим феноменом. Энергия же необходимым образом возникает из некоторой предшествующей противоположности, без которой не может быть никакой энергии. Всегда должны быть в наличии высокое и низкое, горячее и холодное и т. д., чтобы мог состояться процесс выравнивания, представляющий собой энергию. Поэтому склонность к тому, чтобы отвергнуть все прежние ценности в пользу их противоположности, это такая же крайность, как и прежняя односторонность. Но поскольку речь идет об общепризнанных и несомненных ценностях, которые отныне отвергаются, то происходит фатальная потеря: кто поступает таким образом, тот вместе со своими ценностями выбрасывает за борт и самого себя, как это уже отмечал Ницше.
Но дело заключается не в переходе в противоположность, а в сохранении прежних ценностей вместе с признанием их противоположности. Это означает конфликт и разлад с самим собой. Понятно, что люди боятся это делать – как философски, так и морально. Поэтому – еще чаще, чем в переходе в противоположность, – они пытаются искать выход, судорожно отстаивая прежнюю позицию. Следует признать, что в этом явлении, наблюдающемся у стареющих людей и правда весьма несимпатичном, все же заключено нечто, что можно рассматривать как немалую заслугу: по крайней мере, они не становятся отступниками, не гнут спину и не впадают в неопределенность и ничтожество; они не становятся банкротами, а остаются лишь отмирающими деревьями или, выражаясь более мягко, «свидетелями прошлого». Однако сопутствующие симптомы – косность, окаменение, ограниченность, нежелание «laudatores temporis acti» (лат. – ревнителей старины) идти в ногу со временем – безрадостны, даже вредоносны, ибо тот способ, которым они отстаивают какую-либо истину или ценность, является настолько косным и насильственным, что подобный дурной образ действия отталкивает сильнее, чем притягивает защищаемая ценность, из-за чего достигается как раз нечто противоположное доброму намерению. То, что заставляет их впадать в косность, – это, в сущности, страх перед проблемой противоположности: они ощущают приближение жуткого брата Медарда и втайне боятся его. Поэтому право на существование имеет только одна истина и только один руководящий принцип действия, который должен быть абсолютным. В противном случае этот принцип не обеспечивает защиты против грозящего падения, которое человек предчувствует везде, но только не в самом себе. Мы таим в себе опаснейшего революционера, и именно это должен знать тот, кто хочет здоровым перейти во вторую половину жизни. Правда, благодаря этому мы взамен кажущейся уверенности, которой наслаждались до сих пор, получаем состояние неуверенности, разлада, противоречивых убеждений. Это состояние чревато тем, что, по видимости, из него нет выхода. Логика говорит «tertium non datur» – третьего не дано.
Поэтому практические нужды лечения больных побудили нас к поиску средств и путей, способных бы вывести человека из этого тупикового состояния. Когда человек оказывается перед препятствием, которое кажется ему непреодолимым, он отступает, т. е. осуществляет, если использовать техническое выражение, регрессию, обращаясь к тем временам, когда находился в подобных ситуациях, чтобы снова попытаться применить средства, которые помогли ему тогда. Но то, что помогало в юности, в старости оказывается бесполезным. Чем помог тому американскому бизнесмену, о котором я рассказал выше, возврат к прежней работе? Помните, у него уже больше ничего не получалось. Поэтому регрессия продолжается и доходит до детства (потому многие старые невротики, как говорится, впадают в детство) и, наконец, до периода, предшествующего детству. Это звучит необычно, но в действительности речь идет о том, что не только логично, но и возможно.
