Ему не потребовалось много времени для осознания того, что вокруг происходило всё то
же самое, что он наблюдал на вечеринках и званых ужинах, когда был псом Джоффри. Те
же самые семьи смешивались между собой: социальный класс к социальному классу,
деньги к деньгам, те, у кого их было много, к тем, у кого их было ещё больше. Как-то раз он
присмотрелся внимательнее и заметил, что разделение идёт ещё глубже: аристократы
против нуворишей, левые против правых, затем деление шло по национальности и
религиозным убеждениям, и так далее и тому подобное.
Сандор где-то читал, что школа — это микрокопия социума, и он слишком ясно
видел это вокруг себя. За этим открытием последовала отрезвляющая мысль, которая
заставила его нахмуриться. Он никогда по-настоящему не чувствовал свою
принадлежность к школе Королевской Гавани, даже когда люди превозносили его как звезду «Белых рыцарей». Все четыре года учёбы он ждал одного-единственного дня, когда наконец сможет окончить школу и выйти в реальный мир.
Но если школа была микрокопией социума Королевской Гавани, значило ли это, что ему он тоже не принадлежал?
Он снова посмотрел на Сансу, которая всё ещё танцевала с подругами в центре зала, счастливая, как никогда. Она была там, где и должна была находиться… в центре всего… потому что она была Старк, а Старки были рождены, чтобы править.
А что же тогда остаётся мне?
Пока он размышлял, Санса вернулась и встала перед ним, заставляя подняться.
«Давай, — потянула она его за руку. — Идём со мной».
«Что? — спросил он, отрываясь от своих мыслей. — Куда идём?»
«На танцпол, конечно, — усмехнулась Санса. — Идём потанцуем».
«Я не танцую», — проскрежетал Сандор.
«Но это медляк, — взмолилась Санса, — всё, что тебе нужно сделать — это обнять меня и покачаться из стороны в сторону».
«Но, Санса…»
«Лотор танцует с Мией», — Санса показала на пару, которая неловко покачивалась в такт музыке.
Сандор продолжал ворчать, неохотно следуя за Сансой на танцпол. Он ругался себе под нос, пока Санса направляла его ноги и руки в правильное положение. Санса показала ему, как нужно двигаться, и вскоре он, слегка перебирая ногами, раскачивался так же неловко, как и Лотор Брюн, который танцевал с Мией неподалёку.
Санса снова улыбнулась ему: «Ты прекрасно справляешься».
«Если я наступлю тебе на ногу или на твои босоножки Пузетты Занозы, то я не виноват».
Санса рассмеялась: «Доверься мне. Ты не так уж и плохо танцуешь».
«Хм, — хмыкнул Сандор. — Так ты хорошо проводишь время?»
«Да, — ответила она, широко улыбаясь. — На самом деле хорошо».
«Это хорошо, — Сандор снова тихо выругался, когда оступился и едва не раздавил ей пальцы своими ножищами. — Впереди ещё много медленных композиций, ты собираешься каждый раз танцевать со мной?»
«Они весь вечер будут играть медляки, — ответила Санса, — но ты можешь танцевать со мной через одну».
«Санса…»
Она одарила его своей самой ангельской улыбкой, прижимаясь к его груди: «Пожалуйста?»
«Ладно».
«Здорово! — стиснула его Санса. — Спасибо, Сандор!»
«Только не рассчитывай, что твои ноги останутся не оттоптанными».
«Теперь буду в курсе, — Санса подняла на него взгляд, и выражение её лица внезапно стало более серьёзным. — Я рада, что ты согласился потанцевать со мной».
«К чему это?»
«На самом деле я пыталась придумать, как бы лучше попросить тебя кое о чём, и вот думаю, что лучше всего будет сказать как есть, — Санса не сводила с него глаз. — Сандор, я бы хотела, чтобы ты приехал и официально познакомился с моими родителями».
Сандор перестал перебирать ногами и вытаращился на неё в потрясённом молчании. Познакомиться с её родителями? Прежде ему доводилось видеть Эддарда и Кейтилин Старк только издалека, и по его первому впечатлению они были очень порядочные и строгие люди. Они не показались ему особенно душевными, но рассказы Сансы о них противоречили тому, что он видел. Как бы то ни было, он не был уверен в том, что готов глядеть в глаза Эддарду и Кейтилин Старк, потому что знал, что они знали о том, что он спит с их дочерью.
«Ты хочешь познакомить меня со своими родителями», — повторил он.
«Да, — Санса всё так же не сводила с него взгляда. — Это для меня много значит».
«Когда?» — ему хотелось знать, сколько времени ему осталось на подготовку.
«Мама просила пригласить тебя на ужин во время весенних каникул. Подойдёт?»
На самом деле у Сандора не было выбора. Санса хотела, чтобы он встретился с её родителями, значит, это произойдёт, хочет он этого или нет.
«Да, вполне», — ответил он.
«Спасибо, Сандор! — Санса встала на цыпочки и поцеловала его в губы. — Они тебе понравятся, я не сомневаюсь в этом».
Но понравлюсь ли я им? Он задал вопрос про себя, не в силах произнести его вслух.
«Отлично», — вместо этого сказал Сандор и начал снова переминаться с ноги на ногу в такт музыке.
____________________________
Джендри
Его отражение в зеркале выглядело гораздо увереннее, чем он чувствовал себя на самом деле.
«Чёрт, Джеймс, — повернувшись к большому зеркалу в своей комнате, Джендри восхищался увиденным, несмотря на его далеко не восторженное настроение из-за необходимости надевать официальную одежду. — Твои костюмы действительно произведения искусства».
Он был одет в синий костюм, сшитый для него портным Джеймсом. Костюм был идеально подогнан под его фигуру, подчеркивая ширину плеч и длину ног. Под пиджаком была надета белая накрахмаленная рубашка, а на шею он собственноручно искусно повязал тонкий черный галстук. Его занятия с мистером Крессеном включали в себя основательные уроки по уходу за собой и умению одеваться должным образом, и в результате молодой человек, смотрящий на него из зеркала, выглядел представительно и утончённо.
«Это Джендри Уотерс в одежде Джендри Баратеона, — Джендри поморщился от того, что назвал себя Баратеоном. — Ладно, пора начинать это шоу».
Джендри сунул бумажник и телефон в карман пиджака, после чего попрощался с приёмной семьёй и вышел из дома. Вскоре он уже ехал по скоростному шоссе Королевский тракт на Весенний бал. На самом деле, почти каждый раз, когда он появлялся на публике, на улице его узнавали совершенно незнакомые люди, и он осознавал, как его воспринимают, особенно с тех пор, как Роберт публично признал его. Каждый день в школе он чувствовал себя так, словно устраивает для всех представление, вот только на этой сцене он не стоял с гитарой в руках, и ему это не доставляло никакого удовольствия. Это было одной из причин, по которым он не хотел идти на праздник, но Берик уболтал его, мотивируя тем, что это последние школьные танцы, на которые они могли пойти все вместе. Даже Аллирия присоединилась к уговорам, и он был вынужден согласиться. По этой же причине мне пришлось пригласить Арью. Джендри вспомнил, что и Арья не собиралась идти, пока он не заговорил об этом. И теперь я должен пойти, потому что она ждёт меня там.
Проезжая поворот к её дому, он на мгновение подумал позвонить Арье и спросить, не хочет ли она, чтобы он подвёз её до школы. Но потом он припомнил, как она говорила Пирожку, что поедет с сестрой, и проехал мимо с лёгким уколом сожаления. Если бы всё было по-другому… Джендри оборвал свои мысли прежде, чем они повели его в этом направлении. Думать об Арье и, если уж на то пошло, быть рядом с ней — это либо вызывало улыбку у него на лице, либо заставляло вспоминать о таких переживаниях, которые он никогда больше не хотел бы испытать. Тем не менее, он был уверен в одном: отделить себя от Арьи было невозможно… он всё ещё нуждался в ней, и он надеялся, что со временем все эти негативные эмоции схлынут и останутся в прошлом.
За последние две недели они стали больше общаться в школе. Иногда он присоединялся к ней и Пирожку в кафетерии, иногда Арья с Пирожкам приходили к ступенькам блока сценических искусств, чтобы потусоваться с Бериком и остальными. Они заново строили свою дружбу, образуя для себя новый тип нормальных отношений, но Джендри не мог избавиться от чувства утраты беспечности и естественности той дружбы, что была между ними раньше. Ему всё ещё казалось, что они слишком осторожничают друг с другом, и ему это не нравилось. Он надеялся, что время заберёт с собой не только тёмные чувства, которые иногда преследовали его, но и эту неловкость, продолжающую витать вокруг них.