Это было больно, и во второй раз за последние сорок восемь часов Арья ощутила щемящую боль в груди, словно рёбра сдавили сердце. Боли было слишком много… больше, чем она может вынести. Конечно, Джендри не мог знать, какой удар нанесут ей его слова, и она изо всех сил старалась держать под контролем свои эмоции, стоя перед ним, в то время как её сердце разбивалось вдребезги.

После ухода Джендри она ещё какое-то время простояла во дворике, размышляя о том, что произошло, и нашла всё это ужасно ироничным. Быть может, я заслуживаю того, чтобы чувствовать себя подобным образом, подумала она. Если это хотя бы половина той боли, которую я причинила Джендри, то, возможно, я тоже заслуживаю испытать это на собственной шкуре. Немного задыхаясь, Арья в конце концов вернулась в кафетерий и обнаружила Пирожка, доедающего свой ланч за столиком у окна.

«Я уже начал думать, что ты не придёшь, — сказал Пирожок, — всё в порядке?»

Арья кивнула: «Всё так… как и должно быть».

По выражению лица Пирожка было ясно, что он ей не поверил, но предпочёл ничего не говорить об этом. Она не знала, как продержалась остаток дня, и даже как вернулась домой. Пришла в себя она вечером, когда ужинала с семьей за одним столом, но не могла вспомнить, что ела. В конечном счете она извинилась и вышла из-за стола, а потом заперлась на всю ночь в своей комнате, где позволила себе потерять самообладание и расплакаться.

Она всё ещё была слишком неопытна в амурных делах, и хотя осознала свои чувства к Джендри, не смела даже представить себя с ним. Она никогда не была склонна к мечтаниям подобно Сансе, и всё же в её сердце теплилась искорка надежды, когда она воображала себе, как Джендри протягивает к ней руки и улыбка озаряет его лицо. Услышать от Джендри, что он больше не хочет её после того, как поцеловал в кузнице, было обидным до слёз.

У неё даже не было возможности рассказать ему о своих переживаниях, не то что в чем-то признаться или начать новые отношения. Это даже хорошо, подумала она. Если бы она рассказала ему о своих чувствах, это только всё бы усложнило и вызвало у них обоих ненужную неловкость. Она знала, что будет лучше всего забыть об искре надежды в её сердце и перестать мечтать о том, что никогда не произойдёт, но даже вытирая слёзы с глаз, Арья так и не смогла заставить себя погасить эту искру.

В следующие несколько дней Арья пыталась как-то отвлечься от своих проблем. Просмотр телевизора не помогал, потому что её разум легко отключался от того, что происходило на экране, поэтому она перешла к домашним занятиям и чтению. Она никогда не отличалась особой прилежностью, поэтому её поведение вызвало у домочадцев удивление.

«Она по крайней мере не киснет», — случайно подслушала она слова матери как-то вечером, когда родители думали, что они совершенно одни.

«С ней всё будет нормально?» — спросил отец.

«Она будет в порядке, — заверила его Кейтлин. — Просто дай ей немного времени».

«Она угрюмее, чем обычно».

«Она только что пережила свой первый разрыв, и это нормальная реакция на такое событие».

«Когда Санса рассталась с Джоффри, всё было по-другому».

«Так это и было совершенно другое, — подчеркнула её мама, — хотя, разумеется, я бы предпочла, чтобы ни одна из них не испытывала душевной боли, но если учесть все факты, то ситуация Арьи… более здоровая».

«Странное ты подобрала слово».

«Ситуация Сансы с Джоффри была вредной, просто нездоровой: если бы мы не обнаружили тот синяк на её руке, то даже представить боюсь, насколько плохо всё могло обернуться».

«С тех пор Санса так изменилась, — вздохнул отец, — но я очень бы хотел, чтобы Джоффри Баратеон никогда больше не попадался ей на глаза».

«Думаю, Роберт держит его под контролем».

«Это пока, но он ведь не сможет вечно пользоваться угрозой отправить того в военное училище, — Арья услышала, как отец заёрзал в кресле. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о ситуации Арьи. Полагаю, первая любовь и разбитое сердце — это некий юношеский обряд инициации».

«Можно и так сказать, — согласилась мама, — и стоит ожидать, что Арья тоже немного изменится после полученного опыта».

«Она разговаривала с тобой об этом?»

«Совсем немного, — в голосе мамы прозвучало сожаление, — но она знает, что я рядом, если ей потребуется совет матери».

В прошлом Арья всегда говорила вслух о своих мыслях и чувствах, но то, что она испытывала сейчас, было ей совершенно незнакомо, и при одной мысли о том, чтобы обнажить душу еще сильнее, чем она уже сделала, она чувствовала себя ужасно уязвимой. И всё же было приятно сознавать, что родители готовы выслушать её, если она будет в них нуждаться.

Вечерами допоздна она занималась в тренажёрном зале. Робб, у которого заканчивалась последняя неделя стажировки в «Stark Industries», взял за привычку присоединяться к ней в это время. На руках Арьи остались ссадины после того, как она выместила своё расстройство на боксёрской груше, и она отлично понимала, что не стоит повторять подобное в присутствии Робба. Как бы то ни было, она знала, что брат по-своему прав, показывая, что ему не всё равно. Поначалу было неловко, но Робб в основном говорил с ней о спорте и боях ММА, за которыми следил, и вскоре его присутствие стало приносить Арье удовольствие. Если бы не он, то в одиночестве она легко могла погрязнуть в жалости к самой себе, и она чувствовала, что Робб знал об этом.

Даже Бран попытался подбодрить её на свой манер.

«В прошлом ты спрашивала у меня совета, — сказал Бран, — не знаю, смогу ли я помочь тебе справиться сейчас, но если тебе потребуется помощь с заданиями по математике, то просто попроси, хорошо?»

«Спасибо, Бран», — Арья улыбнулась ему, признательная за старания.

Она знала, что сестра и братья были обеспокоены её поведением, но после того эмоционально напряжённого момента в комнате Сансы она обнаружила, что не может говорить о том, что творится у неё в голове и лежит на сердце. Несмотря на то, что все они хотели ей помочь, Арья осознавала, что они мало что могут сделать. Свои сердечные проблемы могла решить исключительно она сама.

Не считая того, что она рассталась с Якеном и получила недвусмысленный отказ от Джендри, она также начала подмечать изменения в расстановке сил, царящих в школе. В прошлом наивысшим авторитетом всегда пользовался Джоффри Баратеон. Какое-то время Санса пользовалась своим собственным скромным влиянием, но за очень короткий промежуток времени со своего переезда в Королевскую Гавань Маргери Тирелл стала бесспорной Королевой школы. Её союз с Джоффри воспринимался всеми без вопросов, и вместе они определяли тенденции и неофициально принятые нормы в школе. Однако с того момента, как выяснилось, что Джендри Уотерс — старший незаконнорождённый брат Джоффри, лояльность учащихся начала меняться.

Неожиданно Маргери всё чаще и чаще стала появляться рядом с Джендри, в дополнение к постояннму присутствию Жасмин Цой. К этому моменту интерес Жасмин к Джендри стал очевиден для всех, и девушка не стеснялась признаваться в этом любому, кто её спрашивал. Маргери, с её способностью втираться в доверие и вписываться в любую социальную обстановку, вскоре органично обосновалась среди обучающихся в блоке сценических искусств. Её неоднократно видели сидящей на ступеньках этого блока вместе с Джендри, Бериком, Эдриком и Аллирией.

«Джендри сказал, Маргери пытается уговорить Берика, чтобы Братство выступило на Весеннем балу в апреле».

«Весеннем чём?» — нахмурилась Арья.

«Ежегодном Весеннем балу, — повторил Пирожок, — это единственное танцевальное мероприятие в школе, открытое для всех учеников. После Весеннего бала будет Выпускной бал, вход на который только по приглашению, поэтому Весенний бал — это грандиозное событие, так как на него идут все».

«А Маргери, как я понимаю, состоит в оргкомитете?»

«Верно».

«Так почему она ошивается около Джендри вместо того, чтобы преследовать Берика?»

Пирожок пожал плечами: «Мнение Джендри очень значимо для Берика. Если Маргери сможет убедить Джендри, то он в свою очередь сможет убедить Берика».