Потери были огромны. За три дня боев Грин потерял треть вверенных ему солдат. Лицо Энтони озаряется окровавленной улыбкой. Капрал прячется за стену от пулеметной очереди. Он успел поймать две пули. Вытаскивает их самостоятельно, цедит сквозь зубы:
— Как думаешь, мне повезло, потому что я красавчик?
Фишер рвет зубами бинт. По руке течет кровь. Горячая, вязкая, остро пахнущая железом. Капрал заметно зеленеет от кровопотери. Он затягивает повязку, задирает нос, паясничает. Шутит все. Себастиан веселья не разделяет, хотя отлично понимает, что если потерять чувство юмора, то можно будет только рыдать. Взахлеб. Пока не пристрелят к чертям.
— Он увидел твою страшную рожу и пожалел. Подумал: он и так страшный, еще убивать его. Не захотел тратить патроны, — в тон ему отвечает сержант, вставляю в пистолет полный магазин.
— Давай, снайпер. Вали. Прикрывай нас.
Энтони смеется, кидает в командира остатками бинта. Себастиан уходит. Он лазает ловко по развалинам, как обезьяна. Тони невольно ему завидует. Акробат несчастный. Залег, не видно, не слышно. Случись что, они даже не узнает. Он вертит головой, загоняя подальше невеселые мысли. Нацепляет улыбку и поднимает уставших бойцов.
— Встаем поросятки! Пора надрать эти фашистские задницы.
Американские войска окружали Мец. Он представлял собой старую надежную крепость. Немцы оставили внутри тех, кто не мог вести бои при отступлении. В основном стариков и раненых — обузу. Несмотря на серьезное сопротивление оставшихся в крепости, солдатам удалось захватить командный пункт уже 21 ноября.
Дни сменяли друг друга незаметно. Тони не смог бы точно сказать, сколько они уже здесь. На землю опускаются первые снежинки. Начинает зима. Дует холодный ветер. Он пишет письмо жене, домой. Говорит, что едет обратно в Германию. И до полного разгрома фашистов останется там. Обещает прислать фото со ступеней захваченного Рейхстага.
К нему подходит медсестра. Молоденькая девочка. Старому солдату страшно становится встретить такую на войне. Он часто видел, как такие вот девочки таскали на себе мужиков вдвое больше себя под пулеметным огнем. И бойца тащит и его оружие, а сама весов в сорок килограмм. Дети должны быть вдали от разборок взрослых — за это он сражается. Девушка осматривает раны, улыбается устало. Энтони благодарит ее за заботу, вновь погружается в написание письма. Его кто-то треплет за плечо.
— Где сержант Грин, капрал?
— Не знаю, сэр. Не видел с построения, — чеканит Фишер, вытягиваясь в струнку под тяжелым взглядом полковника.
— Вольно, солдат. Собирай своих. Вам больше нечего здесь ловить. Пора возвращать вас к Чейзу. Он уже замучил всех своим беспокойством. Мамаша хренова.
— А сержант? Вы тоже не видели его?
— Его больше нет, капрал. Это мы нашли у пленного фрица.
Полковник вкладывает ему в ладонь цепочку с двумя жетонами. «Брок Райт» и «Себастиан Грин». Тони усмехается. А потом внутри что-то обрывается.Сержанта больше нет. Он смотрит в спину удаляющемуся полковнику. Он бежит за ним, расталкивая прохожих. Кричит в след. Ему отвечают, что сержант армии США Себастиан Грин пропал без вести, жетоны забрали у немца, винтовку нашли, но позиция была пуста. Есть приказ, запрещающий любые поисковые операции, ибо людей не хватает.
Тони плетется в казармы. Ноги не слушаются. Язык отказывается шевелиться. Резь в глазах только усиливается, когда он замечает обеспокоенные взгляды своих парней. Он сильнее сжимает в ладони чужие жетоны. Нельзя командиру реветь перед собственным взводом. Ему вообще реветь нельзя. Все-таки мужик сорокалетний, а не школьница мягкосердечная.
Солдаты обступают его. Он не знает, как им сообщить. Молодой сержант был для них не просто командиром, а братом, хорошим другом, отцом. Врачу сложно сообщать семье о смерти близкого. Так же ему сейчас сложно сообщить взводу о гибели их командира. Тони чертыхается. Он вообще не обязан им ничего говорить. Пусть топают в штаб и там все узнают. Чертов сержант Грин и его чертовы цыплята.
— Пакуйте чемоданы, ребята. Возвращаемся в Германию. Майор Чейз волнуется.
Парни замирают. Открывают рты, будто хотят что-то спросить, но не решаются. Тони мелочно надеется, что они вообще не заметят отсутствия всего одного человека. Он неплохой человек. Нет. Просто он очень устал испытывать боль за свою долгую жизнь. Его долг рассказать им правду, как бы тяжело не было.
— Я сказал, собирайтесь! — приказывает он.
— Где сержант? — несмело спрашивает кто-то.
— Его больше нет.
Капрал демонстрирует им жетоны. После убирает в нагрудный карман и принимается паковать вещи. Он не думает о Броке. Не может. В пути они молчат. Каждый переваривает полученную информацию. И как назло бои прекратились. Немцы будто специально расступились, пропуская отряд оцепеневших американцев на территорию своей страны. Энтони наблюдает за бойцами. Такими подавленными он их еще не видел. Даже под огнем немецкой артиллерии три дня без еды и подкрепления эти ребята вздергивали подбородки, ржали в голос и шли вперед с улыбками. За своим сержантом. А сейчас стоит такая тишина, будто машина пуста. В каком-то смысле так и есть.
Путь в лагерь занимает около трех дней. Их встречает майор Чейз. За его спиной маячит лейтенант. Фишер кивает им обоим в знак приветствия и сворачивает в сторону казарм. Чейз, кажется, понимает все с самого начала, а может быть, ему успели сообщить о потерях. Брок нагоняет капрала у самой двери.
— Где Бастиан?
Энтони не хочет говорить. Он даже голову поднять не может от усталости. Взгляд зеленых глаз — чистое отчаянье. Брок уже понимает, каким будет ответ. Он знает это, но не понятно на что надеется. Капрал достает из кармана жетоны. Он берет руку лейтенанта, вкладывает в ладонь холодное железо, заставляет сжать пальцы и отпускает.
— Его больше нет.
Брок пятится. Не верит. Трясет головой. Энтони тянет к нему руки, хочет обнять, успокоить. Но тот отталкивает его. Шепчет беспрестанно «нет». Рот некрасиво кривится от подступающей истерики. Он падает на колени, будто тело разом лишилось костей. Сжимает жетоны. Кричит, что есть сил. Поднимает беспомощный, потерянный взгляд на Энтони. Тот садится рядом. Все-таки обнимает. Получает пару несильных ударов в грудь, но не дает отстраниться. Истерика стихает. Брок, тот самый бравый лейтенант, которому все нипочем, рыдает, уткнувшись в его плечо. И он думает, что как-то так ломались под ударом японской авиации мачты, отправляя на дно огромный военный корабль, на котором когда-то служил Себастиан.
Солдаты, проходящие мимо, не обращают на них внимания. Слишком привычная картина для войны. Здесь каждый день кто-то умирает. И люди, которые любили погибшего, остаются примерно в схожем состоянии. Это самое трудное — жить, после того, как сердце умерло вместе с тем, кого ты любил. Энтони боится, что Брок не сможет жить без своего сердца. Он боится, что не справился с возложенной на себя самим же собой задачей.
========== 26. ==========
26.
Чейз выходит из себя. Майор ударяет кулаком по столу так, что с него падает кружка. Он, черт возьми, любил эту кружку. Мужчина пыхтит, как доведенный до белого каления паровоз. Лейтенант решил взять измором несчастного майора. Прохода не дает. Требует разрешения на недельную командировку во Францию. Уже два дня требует. Буквально прошлой ночью Брок снился измученному командиру. Он тряс кулаком и требовал разрешить операцию по поиску и спасению. Оказавшись в реальность, Чейз видит примерно тоже самое.
— Он мертв, Райт. Прими ты это, наконец. Отпусти!
Его не слышат. Только что «бла-бла» не кричат в ответ. За такое панибратское отношение Брок может загреметь под трибунал. Но лейтенанта это совершенно не волнует. Он одержим идеей — найти своего погибшего парня. По-гиб-ше-го. Майор не сомневается в смерти сержанта Грина. Никто не сомневается. Но лейтенант бегает по его кабинету, бренчит двумя парами жетонов и требует разрешения. Точно как во сне.
