Брок знает, как накладывать швы, его учил старший брат, каждый раз повторяя, что такие знания в современном мире точно будут полезны. Иголка с ниткой находятся в швейной шкатулке хозяйки дома. Брок ловит себя на том, что успокаивающе поглаживает левую лопатку большим пальцем, пока неровными стежками стягивает края раны. И начинает злиться еще больше — притащил ноты, прогулял игру, врачом за «спасибо» подрабатывает, теперь этот успокаивающий жест. Что с ним сегодня не так? Потом он снова берется за спирт. Сушит кожу остатками ваты и забинтовывает кровоточащий шов.

— Бабушка не простит мне порчу имущества, — мальчишка усмехается, кивая на пустую банку из-под спирта.

— Зато ее внук будет жить, — строго замечает Брок.

Тишина дарит покой, как и теплое дыхание за спиной. Себастиан поднимает голову, кривится от боли. Неприятно, конечно, но вполне терпимо. С ним бывало и хуже.

— Из-за меня ты пропустил игру. Мне жаль. Хотя я не люблю футбол, — он неуверенно ведет плечом.

— Как можно не любить футбол? Ты мужик или кто? — искренне удивляется Брок.

Себастиан тяжело вздохнул, поднялся на ноги и повел своего гостя в гостиную. Там, по центру комнаты стояло старое потрепанное пианино. Лучи закатного солнца красиво освещали лакированное дерево. Паренек осторожно стирает пыль с крышки рукавом, садится на табурет. Он собирает длинные волосы в узел и поднимает крышку. Броку кажется, что пальцы Себастиана порхают над клавишами, не касаясь. Конечно, ему кажется. А еще, пока тот играет и не замечает изучающего взгляда, Брок наблюдает. Он видит сосредоточенный взгляд, полуулыбку, темную прядку на лбу, выбившуюся из узла, пот над верхней губой и пальцы. Тонкие, напряженные пальцы, неуместно длинные для мужчины. Вся неловкость и зажатость покинули худощавое тело. Он был в своей стихии. Он был свободным.

— Это те ноты, которые я принес?

Вопрос повисает в воздухе неловкой тишиной. Себастиан снова весь сжался и даже втянул голову в плечи, чтобы стать меньше. Как будто он забыл, что в комнате находится кто-то другой. Брок сидел рядом с ним на бархатном табурете, старательно избегая случайных прикосновений. Для него определенно хватит на сегодня всех этих неловких касаний. Себастиан, наконец, отмирает. Он улыбается, пряча зубы, отчего улыбка выходит скудной, но до одурения настоящей.

— Ты в этом разбираешься?

Брок в ответ отрицательно мотает головой:

— У меня хорошая зрительная память. Я запомнил название. «Лондонский полдень». А здесь, — он тычет пальцем в разлинованный листок, — все обрывается. Почему?

— Ты запнулся об меня. Я не успел закончить и потерял ноты, — смущенно говорит Себастиан.

Он смущается, как девчонка. Краснеет весь, поджимает губы, опускает глаза, разглядывая собственные руки, комкающие брюки на коленях. Что за кошмар? Броку хочется побиться головой об это самое пианино. Он сдерживается немыслимым усилием воли. Почему бы ему просто не уйти? Прямо сейчас.

Они сидят в гостиной семьи Грин и пьют крепкий черный чай. Он неприятно горчит и вяжет язык, но другого нет, и никто не жалуется. Великая депрессия оставила неизгладимый след на каждой семье в этой стране. Брок больше любит зеленый с парой листочков мяты. Но кого волнуют такие изыски. Себастиан почти не улыбается. Он всегда держит спину прямо, не то от боли, не то просто привык сидеть так. Говорит сухо. И не реагирует на шутки. Рядом с ним Брок чувствует себя идиотом без чувства юмора и интеллекта, хотя обычно на его шутки ведутся все девчонки. Вот только Себастиан не девчонка. Он просит называть его «Себ». Так проще и короче. Брок не спорит, просто кивает. Перекатывает на языке непривычное сокращение, но остается довольным.

Они говорят о семье. Райт живет с матерью. Отец так и не вернулся с Первой мировой. Он его не помнит толком, только обрывочные воспоминания и старенький томик «Приключений Тома Сойера». Есть старший брат — Крис. Тот еще придурок. Работает медбратом. Брок говорит, что именно он учил его накладывать швы. От этих слов Себастиан бледнеет, морщится и болезненно потирает левое, забинтованное плечо. Сам Грин живет с бабушкой. Оба родителя погибли в Первую мировую войну. Он их тоже почти не помнит. Нет даже фотографии. Только зеркало примерно показывает, какими они были. Могли быть. Брок думает, что у мамы Себастиана были красивые густые черные волосы и чуть полноватые губы, а у отца ямка на подбородке и синие глаза.

— Я не сирота. У меня все еще есть бабушка. Она работает в своем магазине допоздна. Но она всегда возвращается.

Себастиан говорит тихо, уверенно, немного грустно. Слушающий его Брок кивает рассеянно. Он знает, что этот мальчишка одинок до ужаса. Чувствует его одиночество каждой клеточкой тела. И ему почему-то хочется быть всегда рядом. Всю жизнь пройти бок о бок, чтобы там ни было. Он думает, что именно так рождается настоящая дружба. Скорее всего — он прав.

Броку 16, а Себастиану 15. Они учились в одной школе, жили в одном доме. Даже в одном подъезде, на разных этажах. Они не знали друг друга. То есть Брок вообще не знал о существовании своего тощего соседа-пианиста, а Себастиан предпочитал лишний раз не высовываться. Он слышал о местном малолетнем дебошире и драчуне, но никогда не хотел узнать его поближе.

«Боялся», — с тоской осознает Брок.

На следующий день они сталкиваются на ступеньках после уроков. Себастиан чуть горбится, не держит плечи ровно, как вчера в своей гостиной. Ему неловко стоять рядом со школьной знаменитостью. Лицо по-прежнему упрямое — «все хорошо, отстань» — но боль не отпускает. Брок видит эту складку на лбу. Весь вечер вчера смотрел. Он знает — неровно сшитые края раны натягиваются при каждом движении, грозя разойтись. Брок ничего ему не говорит, даже банального «привет». Он просто прощается со своими друзьями, выхватывает тяжелый портфель из тонких рук и направляется домой, не обращая внимания на возмущенное «отдай, я сам» и хохот товарищей.

Этот понедельник становится первым днем, когда Себастиан идет из школы домой не один. А Брок, вместо того, чтобы курить с друзьями в тайном месте, идет за пианистом. Тащится рядом и несет чужую тяжелую сумку с учебниками. Как верный пес, он готов защищать своего нового друга от любых невзгод до конца своей жизни.

========== 2. ==========

2.

Слишком быстро из хилого незнакомца Себастиан превращается в самого близкого друга. Слишком быстро из ночного кошмара Брок превращается в гранитную стену, защищающую музыканта от всего зла этого дурацкого мира. Во всяком случае, Себастиан так думал, но никогда бы не признался в этом своему новому и единственному другу. Почти брату.

За последние пару месяцев Брок понял две вещи. Первая — ничто уже не будет как раньше. Вторая — когда Себастиан пытается доказать свою точку зрения, он поджимает губы, выпучивает глаза и вздергивает брови, постоянно размахивая руками. Слишком активно размахивает руками. Это забавно. То есть Брок считает эту черту характера своего соседа забавной и одновременно раздражительной до желания ударить. А еще иногда Себастиан беспричинно злится на всех вокруг. И вот это раздражает по-настоящему. Райт не понимает, как с этим справляться.

В школе все складывается неплохо. Они учатся в разных классах, и почти всегда Брок поджидает Себастиана около кабинета. Иногда он тащит друга за школу, курит отвратительно горькие вонючие папиросы. Даже пару раз предлагал попробовать. Себастиан показательно кашляет и старается отойти подальше, зажимает рукой нос. Они ходят домой вместе каждый день, кроме тех редких случаев, когда Себастиан допоздна засиживается в музыкальном классе или в библиотеке. А иногда у Брока, все-таки сохранившего капитанский титул, появляются внеплановые тренировки. Вот как сегодня, например.

Себастиан узнает о тренировке друга за обедом. Он не расстраивается, не устраивает скандала, просто весь как-то сжимается и перестает улыбаться. Но не расстраивается. Нет. Он же не слабая девчонка, чтобы нуждаться в провожатом. Просто он не любит таких неожиданностей.