Вдобавок к этому мать Илоны постарела быстрее, чем отец. Агота, урождённая Сери-Поша, уже вышла из того возраста, когда женщина способна забеременеть, а её супруг ещё не растратил всех сил. Он не потерял вкуса к жизни и даже не терял надежду оставить после себя сына – пусть незаконного, но всё-таки наследника, которому можно завещать кое-что, если похлопотать перед королём.

В итоге родители Илоны почли за лучшее разъехаться, не поднимая шума и не давая особого повода для сплетен. Точно так же поступали во многих благородных семьях. А если б родители Илоны, прожив более тридцати лет в браке, проявляли друг к другу такую же сердечную привязанность, как в первые годы, это показалось бы даже странным. Главная цель брака – рождение детей, а если это уже не возможно, то и чувства должны угаснуть, потому что они уже ни к чему.

Для Илоны всё это казалось довольно грустным, поскольку означало, что время проходит и что она уже не та «отцова доченька», которой всегда рады. Конечно, отец выказал радость при новой встрече, но дочь, вступая под сень отцовского дома, не могла не думать о том, что стала помехой, ведь где-то в дальних комнатах сидела женщина, которую мать Илоны называла не иначе как «эта шлюха».

Илона знала, что «шлюха» лет на пятнадцать младше матери, да и не шлюха вовсе, а миловидная вдова, которая вела в отцовском доме хозяйство и исполняла ещё одну обязанность, весьма деликатного свойства.

Илона знала, что эта домоправительница не выйдет из дальних комнат, не покажется гостье, и отец ни разу не упомянёт об этой женщине, но отцова вежливость не избавляла от мысли: «Это не твой дом».

– Ну? Как тебя приняла тётя? – меж тем расспрашивал отец, ведя свою дочь в столовую, где уже был накрыт обед на двоих. – Она довольна?

– Да, отец. Тётя сказала, что очень рада меня видеть и что Матьяш тоже будет рад.

– Король будет рад тебя видеть? – переспросил отец и улыбнулся. – Что ж. Это хорошо. А обо мне тётя упоминала?

– Нет, отец, – ответила Илона.

Ошват Силадьи призадумался, а затем произнёс:

– Что ж. Тоже неплохо. Пусть уж лучше молчит, чем рассуждает о том, что во мне не так.

Илона промолчала, а отец продолжал:

– Навещай меня почаще, дочка. Навещай и рассказывай, о чём с тобой говорит моя сестра. А ещё лучше – заведи-ка с ней сама разговор обо мне. Невзначай заведи. Посмотрим, что она скажет.

– Хорошо, отец. Я это сделаю.

Во время обеда он продолжал расспрашивать дочь, а Илона отвечала, в то время как пища на её тарелке оставалась почти не тронутой. Как это часто случалось, Илона не чувствовала вкуса еды. Просто понимала, что сейчас нужно обедать, и ела, а по окончании трапезы не чувствовала ни сытости, ни голода и думала только о том, что при встрече с сестрой есть не придётся.

* * *

Когда Илона известила старшую сестру о своём приезде, то получила ответ, которому весьма обрадовалась. Маргит передала, что придёт к младшей сестре сама, потому что это «удобнее», а значит, Илона могла не наряжаться и не думать о том, кто и как на неё посмотрит в гостях.

Вероятно, Маргит заботилась не об удобстве сестры, а просто придумала для себя повод лишний раз побывать во дворце, ведь если б старшая сестра могла, то, наверное, поменялась бы с младшей местами: старшая из сестёр Силадьи нарочно искала того внимания у тёти, которым младшая тяготилась.

Так уж вышло, что Маргит никогда не удостаивалась больших милостей от всесильной Эржебет, лишь изредка получая приглашения сопровождать её во время церемоний, увеселений или поездок. Впрочем, старшая сестра была неглупа, поэтому понимала причины – она в своё время не сумела оказаться полезной, а тётя благоволила только полезным людям – и всё же Илона иногда слышала от Маргит досадливые признания:

– Ах, сестричка, как же тебе тогда повезло! Ты помогла Матьяшу взойти на трон. А ведь на твоём месте оказалась бы я, если б отец не выдал меня замуж так рано.

Если бы! Но это «если» вряд ли могло случиться, ведь отец Илоны в то время жил небогато. В небогатых семьях отцы всегда стремятся выдать дочерей замуж как можно раньше. Лишь завидные невесты с хорошим приданым ждут до шестнадцати или даже семнадцати лет, да и то не всегда, так что Маргит была просто обречена выйти замуж рано. И всё же она завидовала.

Иногда казалось, что старшая завидует даже вдовству своей младшей сестры, ведь Маргит за девятнадцать лет брака успела порядком устать от своего мужа и, если б могла развестись, непременно бы развелась. А ещё она не раз отмечала, что Илона выглядит моложе своего возраста и тем самым заставляет многих думать, что Маргит старше её не на два года, а на целых четыре или даже пять лет.

Деревенский воздух, тихая жизнь и простая пища не способствуют старению, так что Илона в самом деле выглядела молодо, хоть и не мечтала о сохранении свежести, как придворные дамы, которые жили в городе, отплясывали на балах до глубокой ночи и ели лакомства, вредные для зубов и фигуры.

Конечно, дамы знали, что сами приближают свою старость, но это всё равно казалось грустной шуткой мироздания. Получалось, что долгая молодость всегда будет доставаться тем, кому она не нужна.

Кого же в деревне удивишь свежестью лица! Всем известно, что если жить за городом, но не торчать в поле, а прятаться от жгучих лучей солнца, то кожа останется белой и мягкой, да и руки не огрубеют… Но кто будет любоваться тобой в глуши! Молодость нужна, чтобы блистать на светских праздниках. Так почему бы ни блеснуть, пока есть чем похвастаться?

Увы, младшая из сестёр Силадьи в отличие от старшей не умела блистать и не хотела учиться. Илона упрямо отмахиваясь от совета о том, что надо радоваться жизни, но в очередной раз получила этот совет после того, как Маргит вихрем влетела в её покои и торопливо поцеловала в обе щеки.

Илона только-только уселась на скамеечку возле окна, а старшая сестра уже оценила обстановку: изящный туалетный столик с венецианским зеркалом в кованой раме, резные кресла, красный бархат кроватного полога, гобелены на стенах. Маргит обратила внимание и на оконные витражи, и даже на приоткрытую дверцу в соседнюю комнатку, где хранились вещи, и где находилась постель служанки.

Конечно, Эржебет поселила Илону в очень удобных, богатых апартаментах, и это бросалось в глаза, так что Маргит прямо сказала:

– Сестричка, я вижу, ты по-прежнему в милости у нашей всемогущей тётушки. А ещё ты всё так же молода и не замужем за дураком. Что же ты такая кислая! Да я бы на твоём месте прыгала и плясала от счастья!

– Живой дурак лучше, чем покойный, – ответила Илона, сразу погрустнев, и добавила: – Благодари Бога, что твой муж жив и здоров.

– Жив и здоров? – переспросила Маргит и закатила глаза. – Да лучше б у него язык отсох! А заодно пусть правая рука отсохнет тоже! Вчера обозвал меня бесстыжей бабой и влепил мне оплеуху, а ведь я ничего особенного не сказала. А знаешь, почему я предпочла прийти к тебе сюда, а не принимать тебя в моём доме? Потому что при муже я не могу ничего сказать по правде. Всё изворачиваюсь, чтобы опять не начал мне выговаривать. Одно хорошо – запереть меня дома он не сможет. Я всё-таки двоюродная сестра короля, хоть и не в такой милости, как ты. Я должна появляться при дворе, и на королевскую свадьбу я пойду, что бы ни случилось!

– Свадьбу нашего кузена с Беатрикс из Неаполя? – отозвалась Илона, хоть и не очень желала слушать придворные новости.

– Да, о помолвке официально объявят, когда Матьяш вернётся во дворец, – улыбнулась старшая сестра, явно довольная, что всё же посвящена в придворные тайны. – Я не рассказала тебе об этом в последнем письме, потому что сама услышала недавно: несколько дней назад, когда ты была уже в дороге.

– Значит, всё уже совсем-совсем решилось? – задумчиво спросила Илона, а затем вздохнула. Пусть она не имела ничего против этой свадьбы, но не хотела становиться гостьей на ней, а ведь от присутствия на шумном празднике не удалось бы уклониться. Опять суета эта вечная!