Подумайте об этих двух стариках, которые не раз сталкивались с новым хозяином, пусть он и был всего лишь регентом при малолетнем сыне. Прожив яркую и достойную жизнь, они к концу ее оказались всего лишь наследием старого правления и не могли не раздражать нового правителя своими взглядами и позициями. Но это еще не все. Сын Адольфа Филипп, который вырос с вашей матерью и безоговорочно принял Максимилиана просто потому, что он был супругом Марии, после ряда конфликтов перешел сначала на сторону восставших фламандцев, а потом и вовсе уехал во Францию, где и пребывает по сей день. Сын же Грютюза Иоганн перебежал к французам почти сразу после смерти Марии. Говорят, сейчас, после смерти отца, он вывозит во Францию его знаменитую библиотеку. Зачем она ему? Он, кажется, в жизни не прочитал ни одной книжки. Но мать его, Маргерет, весьма бодрая дама, несмотря на почтенный возраст, обожает старшего сына и отдаст ему все что угодно.
Так что старикам пришлось нелегко – здесь, в Бургундии, они постоянно сталкивались с противодействием Максимилиана, их сыновья находились во вражеском лагере, их мир рухнул. Но они держались, хотя де Грютюзу это удавалось меньше, последние годы он был затворником в своем доме. Для него конфликт усугублялся тем, что он был истинным сыном Брюгге, преданным этому городу до глубины души и пользовавшимся безоговорочным доверием его жителей. Брюгге же, как и многие другие города, Максимилиана не приняли. Интересно, что Адольф и Лодвик и умерли почти одновременно – в прошлом году. Незадолго до смерти Адольф де Равенштейн неожиданно сказал мне, что ни к кому не был так привязан, как к герцогине Бургундской.
Когда умерла ее мать, Марии было восемь лет. Пока Изабель была жива, они не расставались. Все герцоги и их двор кочевали из одного своего замка в другой, причем Карл предпочитал жить отдельно, периодически навещая дочь и супругу. Его жизнь была отдана одной, но страстной идее – величию Бургундии. Он видел ее свободной от всякой зависимости от Франции: «Негоже потомку Карла Великого иметь в сюзеренах наследника Гуго Капета», – говаривал он, подчеркивая древность и величие своего происхождения. Себя же он видел независимым монархом и мысленно примерял корону. В его жизни не было места женщинам, во всяком случае, оно было незначительным.
После смерти жены он стал больше общаться с дочерью, сблизился с нею. Чужие чувства – всегда тайна, но мне кажется, что он любил свою дочь. В каком-то смысле она стала для него живым воплощением Бургундии. Я расскажу вам о женихах вашей матери, их было больше, чем можно представить, Карл ловко использовал перспективу брака со своей единственной наследницей в политических целях. Но многие подозревали, и я в их числе, что если бы он был жив, Мария бы так и не вышла замуж. Ведь к моменту его смерти ей было 20, это уже приличный возраст для невесты, тем более что к этому моменту он перебрал всех женихов Европы. Думаю, он просто не мог расстаться с Марией. Тем более что это означало не только отдать любимую дочь в руки чужому мужчине, но и свою обожаемую Бургундию, ибо муж Марии был потенциальным наследником бургундских земель.
Так получилось, что Мария росла в мужском окружении. Среди ее друзей детства были одни мальчики. Уже упомянутый мною Филипп, сын Адольфа де Равенштейна, ее ровесник, воспитывался вместе с ней. Он был честный, верный, милый, ее тень, рыцарь, слуга. Он любил ее преданной и неизменной любовью, хотя, конечно, абсолютно безнадежной. И дело было не только в его положении, но и в том, что Мария всегда считала его только другом, любила его, но исключительно сестринской любовью. (Маргарет почему-то подумала о Филиберте.) Он ни на что не рассчитывал, просто всегда был рядом. Он и женился в конце концов только через три года после гибели Марии.
Их ровесник, двоюродный брат Иоганн II, сын Иоганна Клевского, нынешний герцог Клева, также рос при дворе. Вот уж кого я всегда терпеть не могла – шумный, хвастливый, наглый, он с детства интересовался только собой и своими желаниями. Его нельзя было усадить за книгу, он не любил учиться и так особо ничему и не выучился. Конечно, он был прекрасным наездником и обожал охоту, как и Мария, но это, пожалуй, было единственное, что их объединяло. Его отец страшно рассчитывал, что ему удастся породниться с Бургундским домом. При жизни герцога он боялся об этом даже заикнуться, зато после его внезапной смерти проявил редкую активность.
Надо вам сказать, что этот Иоганн, сейчас он все интригует против вашего отца, ищет союзников, чтобы противостоять вашему дому. А ведь отец его, хотя и был человек порывистый, чрезмерно самолюбивый и далеко не такой умный, как его младший брат, Адольф де Равенштейн, все-таки верно служил Бургундии, да и герцогу Филиппу он был родной племянник. А сын его все силы и состояние отца спустил на то, чтобы подражать образу жизни бургундских герцогов. Глупец! Куда ему. В одном только и преуспел, уж простите меня, говорят, у него около семидесяти внебрачных детей, его даже прозвали «делатель детей», так как больше он ни на что не годен.
Кроме двух кузенов Клевских, почти все время рядом с Марией находился Филипп, сын Антуана, Бастарда Бургундского. Ну об Антуане вы не могли не слышать! Это был великий воин, храбрый до отчаянности, сильный, ловкий, победитель многих турниров. Он не раз спасал жизнь своему сводному брату Карлу, которому верно служил. К своему отцу Филиппу он был гораздо ближе, чем законный наследник Карл, и гораздо понятнее отцу. В отличие от Карла он был уравновешенным, дипломатичным, можно сказать, деликатным, хотя это слово и не вяжется с его мужественным обликом. О да, мы все восхищались им! Он пользовался огромным успехом у женщин и многим отвечал взаимностью. Его даже как-то вызвали на заседание Ордена Золотого Руна, членом которого он был, и отругали за легкомысленное поведение в отношении с женщинами.
Он был не только воином, но и дипломатом, не раз отправляясь по поручению своего отца, а потом брата с разными дипломатическими миссиями в Англию, Португалию, Арагон, Сицилию, Неаполь и другие места. Он был дипломатом и в дворцовой жизни: когда Филипп и Карл поссорились, двор распался на две части, а Антуану удавалось соблюдать нейтралитет. С Филиппом вместе он собирал войска в Крестовый поход, с Карлом пытался завоевать Лотарингию. Тем удивительнее был его переход на сторону Людовика XI после поражения в битве при Нанси. Он был взят в плен, выкуплен французским королем и перешел к нему на службу! Думаю, он решил, что гибель Карла означает и гибель Бургундии. Он много лет носил траур по брату.
Сейчас ему за семьдесят, и он уединенно живет в замке в Бретани на берегу моря. Ах, какой это был рыцарь! Видели бы вы его во время турниров! А он участвовал, кажется, во всех! Должна сказать, что его дважды узаконили в его правах: один раз Папа Римский во время его дипмиссии в 1475 году, потом, десять лет спустя, нынешний король Карл VIII. Но он ни разу не заявлял о своих правах на бургундское наследство! Хотя, думаю, многие бы за ним пошли. Он ведь не Габсбург, а прямой потомок бургундских герцогов, хотя и незаконнорожденный.
А его сын Филипп был одним из спутников детства и юности Марии. Он был постарше, но был в одной компании с остальными. Сейчас он адмирал Нидерландов, на службе вашего брата.
Частенько бывал при дворе и Жак Савойский, еще один безнадежный воздыхатель Марии. Вот уж был человек, которому все время не везло. Я называла его «печальный рыцарь»: он с детства был грустен, как будто предвидел свое будущее. Седьмой сын герцога Людовика Савойского и Анны Лузиньян, он не имел шансов на особое положение. Хотя его братья и сестры занимали видные позиции, уже то, что его сестра Шарлотта, как вы знаете, стала женой короля Франции Людовика XI, дорогого стоило. Он же предпочел присоединиться к герцогу Бургундскому, стал верным другом и соратником Карла Смелого, хотя в итоге и потерял все свое состояние. Пока он воевал за Карла, его собственные земли, выделенные ему братом, когда тот стал герцогом после смерти отца, захватили швейцарцы, поддерживаемые и подталкиваемые королем Людовиком. К концу жизни он женился на своей родной племяннице, Мари Люксембургской, внучке казненного коннетабля Франции, который все метался между Карлом Смелым и Людовиком. На ее сестре Франциске, кстати, женат Филипп Клевский. У Жака и Мари родилась дочь, вскоре наш печальный рыцарь скончался, а его вдова сразу после его смерти очень удачно вышла замуж за Франсуа де Бурбона, графа Вандома, принца крови, между прочим. Он верный сторонник Анны Бретонской и короля Карла. А их общие владения весьма значительны.
