Когда ее сажали в военный бронированный «Снетч», она, случайно взглянув влево, увидела высокую фигуру Майкрофта Холмса. В неверном свете полицейских мигалок он неподвижно стоял возле автомобиля, опираясь обеими руками на свой зонт, и смотрел на нее, неотрывно и бесстрастно. Она вздрогнула, взгляд этот не сулил ей ничего хорошего в будущем.
====== Глава 28 ======
Ночь с 7 на 8 апреля 2015г.
Госпиталь короля Эдуарда VII, Лондон
Разноцветные пластиковые стулья. От них рябит в глазах — желтые, красные, голубые. Стены из рыжего кирпича. Очевидно, идиот-дизайнер интерьера хотел избежать излишней строгости и формальности обстановки больничного вестибюля, но расположить посетителей на позитивный лад ему не удалось, потому что дело тут вовсе не в цвете мебели и стен...
Шерлок закрыл глаза, но разноцветные пятна продолжили навязчиво крутиться перед ним, от этого дурнота накатывала волнами. Невыносимо. И он вновь поднял тяжелые веки и скользнул взглядом в поисках чего-то, на чем можно задержать взгляд. Что угодно, лишь бы не эта карусель ярких пятен.
Поздним вечером в холле госпиталя лишь несколько посетителей. Шерлок взглянул на группку из трех человек, скорбно застывших в углу, и быстро отвел глаза. Смотреть на этих людей невыносимо — они просто воплощение тревоги, горя, страха. Как и он, они ждут приговора.
Когда-то он мог равнодушно изучать людей в такой ситуации, спокойно дедуцировать, кто они, почему так переживают. Не то чтобы он был совсем безучастен к чужому горю, просто не понимал его природы, сам не чувствовал ничего подобного. Сомневался в искренности реакций людей в таких обстоятельствах, допускал, что это всего лишь демонстрация, обычай. Сам же старался быть безучастным и беспристрастным, как Фемида. Бравировал этим.
А теперь? Сегодня он впервые понял, что значит — бессилие перед неотвратимой потерей дорогого человека, хлебнул полной мерой.
Демонстрирует он сам что-либо? Возможно. Сидит как пень. Вернее, заставляет себя неподвижно и смирно торчать на стуле, чтобы не сорваться и не разбить лоб об эту глупую кирпичную стену напротив.
Ему бы уйти отсюда, выйти наружу, но он просто не мог заставить себя двигаться.
Не в силах больше выносить вида этого приюта робкой надежды и скорби, Шерлок снова попытался закрыть глаза. И оказался наедине с тревогой и отчаянием. Странное свойство человеческой натуры: страх легче переживать в компании с кем-то. Шерлок поспешно вынырнул из мрака в постылую рябь разноцветных пятен.
Чтобы отвлечься, перевел глаза на брата: тот стоял как истукан со своим вечным зонтом в нескольких метрах от него. Если он что-то и демонстрирует, то как всегда только холодную официальную отстраненность. Хотя и он по-своему переживает — безупречный узел на галстуке в кои-то веки сбился и торчит под немыслимым углом, будто его резко ослабили и забыли поправить. Майкрофт Холмс уже навел страху на персонал больницы, вызвал главврача из загородного поместья, организовал доставку лучшего реаниматолога и теперь спокойно выжидал.
Впервые в жизни Шерлок был рад, что у него такой всемогущий брат: им сразу же сообщили, что доставь они Диану в больницу на полчаса позже и все было бы кончено. Сейчас у них есть надежда. Хотя надежда — это не то, чем привык жить Шерлок Холмс. Не то, на что он обычно полагается. Логика и факты, здравый смысл, но не надежда. Но сейчас ему приходится довольствоваться только этим скромным словом.
Ровно в полночь в холл вышел усталый врач, тот самый — лучший реаниматолог. Пока он беседовал с Майкрофтом, Шерлок испытал сильнейший приступ паники: лица у мужчин такие серьезные и озабоченные. Он стоял и смотрел на них словно в трансе, не смог заставить себя подойти и слушать. Ноги отказались повиноваться.
Брат раздраженно махнул ему, не понимая, почему он медлит. Потом, видимо, понял, желчно усмехнулся: «Эмоции, братец!», и почтительно подвел доктора к Шерлоку:
— Вот, доктор, прошу, повторите, что вы сказали мне.
Доктор, видимо, привык к разным реакциям людей и терпеливо объяснил, что за два часа пациентку удалось стабилизировать, сейчас ее состояние — средней тяжести. Нужно ждать, когда она очнется. Опасности для жизни уже нет. Очевидно, ей придется пробыть в стационаре несколько дней, чтобы врачи смогли оценить работу ее внутренних органов... А также психологическое состояние. Дальше речь доктора уплыла куда-то в туман, и в голове у Шерлока звучало лишь: «Жива!»
Жива. И будет жить. Спасена.
И он жив и спасен.
И это значит так много. Это пришло как озарение. Внезапно Шерлок понял, что впервые ему отчаянно хочется жить.
Прошлый год он считал поворотным. Бездумный риск тогда вновь привел его на больничную койку. Он многое передумал, переосмыслил, пока поправлялся после ранения.
В одиночестве своей палаты пересиливал боль, уносясь в Чертоги разума. И думал, думал... Неутешительный вывод, что, потакая жажде риска и, чего уж греха таить, желанию покрасоваться блестящим умом, он напрасно растрачивает гений, свой дар и лучшие годы.
Хуже всего то, что он подвергает ненужной опасности других людей. Пренебрегает всеми, не только собой. Пускай он ненавидит себя, но рисковать Джоном и его будущим он не в праве. Да и сам... Не то чтобы Шерлок был в восторге от своей персоны, но с годами пришло понимание, что то, чем он отличается от других людей, скорее, дар, чем проклятье. Он родился с этим для какой-то цели. И явно не затем, чтобы глупо погибнуть с пулей в сердце, так ничего и не совершив. Более бездарного и тупого исхода невозможно придумать.
Нужно изменить стиль работы — жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на погони и неоправданный риск, не лучше ли наконец заняться серьезной научной работой, внести вклад в науку дедукции? Хватит зря растрачивать то, что так щедро отпустила ему природа.
Но проще решить, чем сделать. Настоящего стимула меняться у него все еще не было. Не за что зацепиться, существование без риска и приключений — сплошные серость и скука. Пусто в комнатах на Бейкер-стрит, пусто в сердце, пусто и одиноко даже в Чертогах, пусто в его пустой душе.
Чуть поправился, нужно было решать с угрозой, нависшей над Мэри. Далее последовал афронт с Магнуссеном — проигрыш, убийство человека, угроза ссылки. Как это пережить? Ответ Шерлоку был прекрасно известен — наркотики, побег от реальности. Снова ничто не держит его в жизни, он болтается между небом и землей, легкий, как шарик. А приземление — тяжелое, похмельное, затяжное — в вязкую, липкую пустоту. Ничего у него нет.
Все закончилось хорошо в итоге. Но не для него. Ему осталась только работа, которую он выполнял как робот или зомби, практически без эмоций и даже без интереса. Почти круглосуточно. Работа — как замена наркотиков, способ выжить. Все остальное — скучно, серо, тупо, ничто не волнует. Так бывало перед особенно тяжелыми срывами. И он готов был уже сорваться, но неожиданно в его жизни появилась Диана.
Дурацкое невозможное задание, которое подкинул ему вездесущий и всюду сующий свой нос братец. Но жизнь вдруг перестала казаться пустой и ненужной. Скуки больше не было. Нет, он не сразу понял, что вот он — шанс измениться. Но теперь он видел это ясно и отчетливо. Ему дан шанс начать жить по-новому. С Дианой. Она — якорь, который удержит от безумия, она — маяк, который выведет в спокойные воды. Она — сама жизнь для него.
И она — жива!
Какой-то кусок этой странной ночи напрочь выпал из памяти Шерлока. Наверное, он по-прежнему сидел на скользком пластмассовом стуле, а Майкрофт все стоял столбом неподалеку. Потом он куда-то исчез, но появился Джон, который пытался напоить детектива кофе, а затем долго разговаривал с врачом на таком специальном медицинском жаргоне, что Шерлок почти ничего не понял. Да он и не старался вникать. «Жива!» — вот все, о чем он мог сейчас думать.
— Диана очнулась, но плохо себя чувствует, — доложил Джон через некоторое время, и Шерлок снова погрузился в липкую пучину страха. Он хотел ее видеть, но доктор объяснил, что это сейчас невозможно. Слабость, головокружение, тошнота — следствия общей интоксикации организма, это нормально после такой аллергической реакции. Шерлок опять впал в мрачную прострацию.
