ЭПИГРАФ

Манкурт – человек, превращённый в бездушное рабское создание, не помнящее ничего из предыдущей жизни…

Чингиз Айтматов («И дольше века длится день»).

ЖАТВА

Бескрайнее поле, что ещё совсем недавно укутывал белоснежный покров, озарили робкие лучи показавшегося из-за горизонта солнца. Весенняя земля, не успевая толком прогреться и просохнуть, хлюпала и чавкала под ногами. В ней по щиколотку вязли тяжёлые сапоги да конские копыта, что месили её, будто тесто. Солнечные блики, отражаясь от шлемов, скользили по поверхности щитов. Приникая, они липли к кольчугам, местами обильно залитым кровью, игриво раскрашивая выцветшие доспехи всеми цветами радуги. То и дело мелькавшие в руках витязей мечи яркими вспышками озаряли исколотое, изрубленное, обезображенное кровавой схваткой месиво. Месиво, где наступило время беспощадной жатвы, что снопами валила трупы под ноги разгорячённых лошадей, которые с обезумевшими от боли глазами так и норовили поскорей выбраться из человечьей свалки. Потерявшей всякое обличье ожесточённой толпы! Невыразимым желанием коней было сбросить седоков, увлечённых схваткой, и умчаться вдаль! Туда, где восходящее солнце озаряло мирные не затронутые войной поля.

Схватившиеся на поле битвы воины, не жалея живота своего, сражались не на жизнь, а на смерть! Их ненависть горящими взглядами прожигала доспехи и неумолимо крушила всё, что попадалось на пути. Людей, коней, повозки, что лежали на боку и служили хлипкими оборонительными заграждениями. Опьянев от боя, воины неутомимо наносили удары по врагу, пока обессиленные и истёкшие кровью не падали замертво. Под ноги немногих оставшихся в строю. Затрудняя и без того непростое передвижение боевых колонн, которые с каждой минутой становились всё менее манёвренными. Потому как, несмотря на раннее утро, поле брани было усеяно множеством тел, корчившихся в муках и оглашавших предсмертными стонами этот сотканный из живых мертвецов ковёр. Сплошь состоящий из доспехов, щитов, копий, пустых колчанов, а также рук, ног и прочих частей человеческих тел. Всего того, чем являются воины, ещё будучи здоровыми и жизнерадостными.

На небольшой возвышенности, что находилась позади войска, располагавшегося справа, стоял небольшой шатёр. Возле него, вперив неподвижный взор в гущу боя, верхом на коне восседал всадник. То был могучий воин, чья ладно скроенная фигура таила огромную силу, что угадывалась под небрежно наброшенным плащом. Его окладистую бороду тончайшей серебряной вязью окрашивала седина. Что не портило, а только подчёркивало степенность прожитых лет. Выбивавшиеся из-под шлема русые волосы курчавились на ветру. Синие глаза воеводы внимательно изучали обстановку. Следили за сражением. Войско, которым он командовал, стройными рядами теснило супостата. Впрочем, да разве это был супостат? Взбунтовавшееся племя, что вдруг решило выйти из подчинения, поддавшись на соблазны молодого, неразумного вождя. Того самого, что недавно сменил отца, тихо умершего от старости в своей постели. Мудрого старика, ни разу за время своего правления не поднявшего бунта, а исправно платившего дань.

Племя за мирный и счастливый период под его рукой размножилось, разрослось неимоверно. Оно успешно развивало скотоводство и пасло тучные стада овец. С незапамятных времён племя находилось под защитой государства, чья внешняя политика не допускала бесчинств воинственных кочевников. Бесчисленных племён, небольших по размеру, но компенсирующих малочисленность свирепостью и кровожадностью. Не раз с ними сталкиваясь, боевые дружины, защищая подданных от набегов, безжалостно истребляли всех, кто рискнул обидеть исправно платящих дань. Всё мужское население врага выкорчёвывалось с мясом. Оставались только женщины, старухи да малолетние дети, которые распределялись по соседям, дабы не умерли с голоду. Порой преследование кочевников длилось неделями, но, настигнув разрозненные остатки, регулярные войска без труда решали задачу и, обезглавив, обезножив, обескровив противника, возвращались в пределы государства. Надобно сказать, что пределы эти простирались так широко, что над ними никогда не заходило солнце!

Однако сына покойного вождя не прельщала подобная участь. Он не желал мирно жить под сенью могущественного соседа. Воспитанный в юрте своего дяди, лишённого власти за пьянство и беспутный нрав, юноша хорошо усвоил разговоры о том, что когда-то их далёкие предки были вольными кочевниками. И не было над ними никого. Да и рассказы о смельчаках-разбойниках, что временами отваживались бросить вызов, тоже делали своё дело. Правда, под вызовом подразумевалось не объявление войны государству, а подлые набеги на своих же собратьев. Таких же обездоленных горемык и бедолаг. Убийство ни в чём не повинных мирных жителей, угон скота и воровство женщин да малолетних детей. Для последующей продажи в рабство.

Что ж, каждый понимает доблесть по-своему! Потому и наводило государство порядок железной рукой, ибо кто с мечом к нам придёт – от меча и погибнет! Видя, как его войско умело справляется с бунтовщиками, ряды которых редеют от ударов закалённых в битвах русых воинов, воевода дал команду окончательно сломить разрозненные очаги сопротивления. Для этой цели были задействованы четыре резервных кавалерийских сотни, что, горяча коней, только и ждали отмашки ринуться в бой!

Раздался призыв боевых труб, и в считанные минуты всё было закончено. Неопытные в военном деле пастухи, основным занятием которых было пасти скот, увидав, как их окружает несущаяся со всех сторон лава всадников, чьи доспехи отражают восходящее солнце, побросав оружие, пали ниц! Надеясь таким образом вымолить пощаду. Их молодой и опрометчивый вождь, понимая, что натворил и что прощения ему не будет, ибо неслыханное это дело – бросить вызов государству, веками властвующему безраздельно, не теряя времени, удрал с поля боя. Он ещё не знал, какая горькая участь его ждёт! Потому, забегая вперёд, следует сказать, что нукеры сопровождения спустя пару дней мытарств, понимая безвыходность своего положения, сговорились промеж собой и повязали бывшего повелителя. После чего доставили драгоценную ношу к ближайшему кордону, расположенному аккурат в нескольких верстах, ближе к северному предгорью, где они и укрывались от погони. Торжественно передав его в руки дежурного сотника, предатели покорно приняли участь военнопленных, которых до выяснения дальнейших обстоятельств заперли, за неимением арестантской, на чердаке армейской казармы. Приставив для порядка караульного.

Тем временем на поле боя, где вершилась кровавая жатва, воцарилось затишье. Неимоверно много бунтовщиков полегло здесь. Войско же не понесло значительного урона. Остальных пастухов, оставшихся в живых, согнали к подножию холма и как следует выпороли плетьми. Да так, что некоторых серьёзно покалечили. После чего отпустили эту сломленную духом, израненную и бестолковую рать на все четыре стороны. Разумеется, без оружия и лошадей, но снабдив запасом питьевой воды и запретив под страхом смертной казни находиться на территории, подконтрольной государству. Иными словами, возвращаться домой, к жёнам и детям. Многие, услышав горький приговор, стали молить о прощении, соглашаясь на любую участь, лишь бы оставаться под защитой державы. Потому как покинуть её пределы не сулило ничего хорошего. Там они сразу попадали во власть жестоких кочевых племён, где в лучшем случае грозило рабство, в худшем – мучительная смерть от изощрённых пыток.

Но за всё в жизни приходится платить! Назвав себя воином и взяв в руки оружие, не ропщи, а принимай участь, как и должно! Поверженных кочевников отогнали в степь, после чего, кремировав погибших, войско двинулось к стойбищу бунтовщиков. Решать судьбу стариков, женщин и детей. Ведь они, потеряв значительную часть мужского населения, теперь не смогут прокормиться. Не смогут выжить. Вот и нужно было определить их под защиту соседнего, не столь многочисленного племени, где вождь не роптал, а с благодарностью принимал покровительство могучего соседа.