Но пока можно было порассматривать людей. Чисто чтобы убедиться в своей теории, что всем на вас поебать, пока вы не занимаетесь чем-то совсем уж лютым. И объятия в этот список не входят. Я просто не так давно это понял, м-м.. Когда мы ночевали у родни Артёма, и после застолья встал вопрос, где мне спать. Типа, Артём как обычно займёт пустующую комнату дочери, Алексей Валерьевич – диван в зале, спальня, логично, достанется хозяевам квартиры, а я? На полу в коридоре? Но Артём сказал, что всё будет нормально, если я посплю с ним. Его тётя (или кто она там, похуй) даже бровью не повела. Просто “А, ну ладно”. Не, может, конечно, она просто не стала подавать виду, что ей что-то не нравится. Но я всё равно думаю, что их поколение не такое испорченное, как наше. И то, что два парня поспят в одной кровати, для них не такое зашкварище и ничего особенного под собой не подразумевает. Это мы извращуги ебаные, нам только посмотри не так или сядь рядом, всё, уже повод считать, что они ебутся. А люди постарше, как правило, поадекватнее. Да, вот.
И сейчас то же самое. Кому-то похуй. Кому-то интересно, но не настолько, чтобы активно доёбываться. Может, конечно, Артём со спины похож на девушку, и поэтому никто ничего странного не видит. Но я всё же больше склоняюсь к варианту, что всем просто человеческое поебать. Кому вы вообще нахуй сдались, долбоёбы. Больше думайте о своей хуйне и о том, как абсолютно всем прохожим есть до вас какое-то дело. Хотя по факту в хуй вы вообще кому-то упёрлись.
– Ой-ой-ой, что это у нас тут?
Артём не стал отходить даже после того, как Ковальский прибежал сюда. Даже после того, как он запрыгнул на нас, обнимая, и так и остался, повиснув мёртвой тушей.
– Бутербродик! – вскоре послышался голос Риты, и я почувствовал, как нас толкают откуда-то со стороны Артёма. Если сейчас ещё и Даша с Урсулой присоединяться, будет круто.
Но они сделали это только после персонального приглашения от Ковальского, и что-что, а это уже точно привлекло кучу ненужного внимания. Я мог видеть, да, но меня это даже не смущало. Отчасти, потому, что с нами тут обжимались девушки, и было трудно уловить в такой мешанине из шести человек что-то гейское. А значит похуй. Да и что эти чмошники нам сделают. Это просто дружеские обнимашки. Ничего страшного.
Когда мы расходились, Артём даже взял меня за руку на прощание. Вот, вроде, и мило. И, вроде, с чего он так расчувствовался? Что-то страшное происходит?
На этом наша прогулка не закончилась – Ковальский потащил нас ещё куда-то, как потом оказалось, на огромную детскую площадку, огороженную от остального парка частоколом. Это было странно. При том, что тут были даже смотровые башни, я вообще мало чего понимал. Ладно бы, была выдержана тематика, и внутри было что-то, ну.. Подходящее. Но там была обычная детская площадка, более того, довольно современная. Какие сейчас строили в новых крутых районах возле таких же модных новостроек и всего такого. Смотрелось дико.
Я всё так же не понимал, что мы тут делаем и для чего мы пришли сюда, если даже было видно, что внутри ничего, кроме всяких штук для детей, нет. Ладно, я знал, что было популярной темой бухать во всяких домиках, качаться на качелях, ещё где-то тусоваться на таких вот детских площадках, но было бы странно, если бы мы делали это сейчас? Одно дело, когда речь идёт о детской площадке возле дома, другое – когда о такой локации в общественном месте. Более того, тут сейчас была хуева туча народу, и будет дико странно, даже если мы займём пару качелей. Согласно стереотипам и ни разу не фейковым пастам из интернета, мамочки должны с нас заживо кожу содрать за то, что мы отнимаем у их пиздюков плюшки, и типа.. Нахуя мы здесь? Пойдёмте уже по домам?
Но Ковальский завёл нас в самую глубь площадки. Спокойнее тут не было ни разу, но зато обнаружилась одна полностью свободная лавочка, которую быстро оккупировали Даша с Урсулой и Ковальским. Мы же втроём остались стоять рядом (хотя места ещё были, но, видимо, никому просто не хотелось).
– А так всегда. Смотришь на свои фотки и думаешь: “Господи, каким же я уродом тогда был”. А потом замечаешь, что не так уж и много времени прошло.
– Пара дней, например, – как бы случайно сказал Артём и все засмеялись.
– Ну, ты-то у нас вообще первый парень на деревне. Кому же, блять, достанется такая красота? Кто выдержит, скажите мне, такого мудака?
Кажется, это было какой-то песней, и я даже специально повторил строки пару раз про себя, чтобы дома, ну или хотя бы просто попозже погуглить. Хотелось приобщиться к прекрасному, ага. И говорить это в особенно подходящие моменты.
Заметив, что к качели, возле которой я стоял, подошёл какой-то мелкий пиздюк, я обернулся к нему – так, понаблюдать. В конце концов, он был один, и что он вообще собрался делать? Качели были рассчитаны на четверых как максимум, а у этого пиздюка вообще никого не было, чтобы был хоть какой-то.. Бля, я не знаю. Чтобы можно было покачаться. А не сидеть, как дебил, на перевешанных на одну сторону качелях. Что за бред.
– Мама, – забираясь на качели, тихо бормотал он. – Хочу покачаться.
Его родительницы нигде не было, и, как я и говорил, в конечном счёте парень просто сидел на неподвижных качельках. Наверное, это было весело, учитывая, что он никак даже не реагировал..? Странный пацан, ей-богу.
Я стоял совсем рядом – мне надо было только руку чуть протянуть, чтобы достать до этих тупых качелей. В общем-то, поэтому я и решил помочь мелкому – раз уж мне даже идти никуда не надо, да и делать, по сути, тоже. Парень даже сидел напротив меня, так что мне вообще никакого труда не составляло покачать его. Раз уж так вышло, что он тут один, без друзей, никто из других пиздюков на площадке не хочет составить ему компанию в этом деле, и даже его мать где-то ходит.. То почему нет.
Взявшись за спинку сиденья, я толкнул качели вниз. Сначала не сильно – надо было разобраться, как тут с весом и сколько силы надо прикладывать, чтобы обходилось без резких толчков. Мне просто не хотелось, чтобы было что-то не так, мда, и пиздюк испугался или разнервничался. Или даже заплакал, не дай бог. Просто у меня натянутые отношения с детьми (они меня боятся), и хотя пока это не доставляло проблем (никто из их родителей ни разу на меня не агрился), мне от этого не особо легче. Я постоянно боюсь, что в один прекрасный день мне таки выскажут, какое я уёбище, и хули я пугаю деточек. Поэтому я обычно стараюсь держаться подальше, чтобы не смущать никого своим видом. Но.. Не знаю, почему сейчас я это делаю, но господи. Не может же быть постоянно всё плохо?
В конечном счёте, сейчас я даже старался не смотреть на этого парня, вспоминая недавний случай. Когда я, сидя в больнице, ждал очереди, и буквально несколько секунд мы с каким-то мелким пиздюком смотрели друг на друга. До этого всё было в порядке – малец бегал, что-то делал, порисовал в уголке, всё такое. Но вот эти несколько секунд.. Я даже ничего не делал, правда. А он всё равно разрыдался. Пиздец. Дети такие странные. Или я просто криповое уёбище, на самом деле, просто не знаю этого, а всякие там Артёмы и Кристины ёбанные извращенцы с плохим зрением. Разобрались.
Но когда я всё же развернулся к парню, и мы какое-то время посмотрели друг на друга, он улыбнулся, отворачиваясь. Можно даже сказать “смущённо”, наверное? Дети могут смущаться? Я не знаю просто.
– Еба, Арсений мощь, – вдруг послышался голос Ковальского, и я тут же обернулся к нему. – Одной левой рукой. Ты же правша.
Хуевша, блять. Посмотри на меня. Я, по-твоему, качельку с мелким ребёнком не раскачаю? Даже левой рукой? Обидно, вообще-то.
– Это не так уж и тяжело.
– У тебя дома гантели тяжелее? – посмеялся Илья, и я только фыркнул. Артём, расскажи Ковальскому, как это работает. Типа, физика-хуизика, ты у нас в этом шаришь и должен всем объяснять, почему не так уж и трудно качать ребёнка на качелях, пусть даже одной левой рукой.
– А меня ты покачаешь?
Ковальский резво забрался на качели и уселся рядом с пацаном. Я готов был забиться, что он намеренно сел с той же стороны, чтобы мне было тяжелее. Но я специально продолжил качать их левой рукой. Да, пришлось прикладывать больше силы, и было даже тяжело, но сейчас это было принципиально важно. Я не выставлю себя слабым чмошником. Для того, что ли, качаюсь столько лет.