Об Артёме нельзя думать в таком ключе. Это фу.
– А зачем ты это рассказываешь? – спросила Саша. – Одно дело – грудь себе пришить, другое – член.
Бож, вам обсудить больше нечего? И чё все такие умные, я не понимаю?
– У таких разве не проблемы с потенцией?
– Мне-то откуда знать? – фыркнул Артём.
Ой, вот только не снова, пожалуйста.
– Се-е-ень, – протянул он же, и хотя уже по выражению было понятно, что он несерьёзно сейчас, но я всё равно постарался вложить в свой взгляд как можно больше ненависти.
– Ладно, я не настолько тебя ненавижу. Не смотри на меня так.
– Ты уже и его заебал? – посмотрев на меня, спросила Саня.
– Ой, вот прям таки заебал, – проворчал Артём. – Вот был бы тут Ковальский, он ему просто жизни бы не давал.
После этого Артём внезапно снова переключился на меня, только вот теперь я его слушал и не проебался так, как в тот раз.
– Сень, вот ты знал, почему парни больше подходят для анального секса?
Я чего угодно сейчас ждал, но не этого самого. К чему это вообще – я тоже не понимал, но этот Ковальский, как я могу судить, весёлый парень, да?
– Что?
– Нет, не так сказал, – осёкся Артём. – Типа, строение парней, м.. Больше располагает к таким видам развлечений.
Охуенное развлечение – под хвост долбиться, скажу я вам. Да и вообще долбиться. Не понимаю я этого всего, мда.
– Прямая кишка более прямая.
“Все равны, но кто-то равнее”. Ладно, это немного не сюда.
– Типа, из-за женских репродуктивных органов?
А то хули ей быть более прямой? Чё вообще за хуйня, боже, зачем они об этом заговорили..
– Сразу догадался, – нахмурившись, прошипел Артём, но тут же перестал корчиться. – Он просто тут сидел и ребусы нам загадывал.
Это было типа ребусом?
– Охуенные ребусы.
– И не говори. Чтоб ему в аду такие ребусы загадывали.
Снова выдалась недолгая пауза. Думаю, каждый обдумывал всё, что было произнесено ранее, я вот уж точно. Этот Ковальский и раньше казался мне таким себе человеком, хотя интересным, а сейчас я вообще понятия не имел, что думать. Нет, я по-прежнему хотел хотя бы краем глаза посмотреть на этого героя, но возможность выдастся только дома и то – в лучшем случае. Хотя из рассказов о нём создаётся образ типичной социоблядины, так что я уверен, что найду у него на странице пару фоток. Просто хочу узнать, как такие люди выглядят, всего-то.
– Вот откуда вы знаете столько ебанины? – снова заговорил Артём вскоре. Вообще, хорошо мы сидим сегодня. Говорим о чём-то, даже без больших перерывов.
– Примерно оттуда же, откуда ты – что такое рефрижератор и вот та хуйня, которую я даже не выговорю.
– Микроинтерферометр? – догадался Артём. – Всё равно..
– Ковальский же просто долбоёб? – перебила его Саша. Я не понял, к чему всё это, хотя потом дошло – вероятно, вопрос “Откуда вы знаете столько ебанины?” обращался к нам троим – мне, Саше и Ковальскому. И если нас с Саней можно ещё к дохуя биологам причислить, то Ковальский немного из другой группы, и о всякой ебанине осведомлён по другим причинам. Да..
– Ну, кстати, да, – немного подумав, согласился Артём.
– Почему он в этом году не приехал? – спросил я.
Хотелось бы хотя бы мельком на него взглянуть. На эту живую легенду.
– А что, хочешь с ним познакомиться?
Артёму мой вопрос почему-то не понравился. Он нахмурил брови, поджав губы, и уставился на меня с каким-то недоумением во взгляде. Всё серьёзно?
– Хотя бы просто на него посмотреть.
– Нет, Сень, – остановили меня, – радуйся, что его здесь нет. Потому что более вероятно, что он жил бы с нами, а это ёбанный ужас.
– Зато было бы весело.
Веселее, чем со мной одним уж точно. Или только я один думаю, что Артёму со мной не очень, и было бы лучше, если бы был кто-то ещё? Или дело именно в том, что это Ковальский?
Сам Артём, похоже, моими словами не вдохновился – смотрел на меня так же недоумённо и с сомнением. Думает теперь, наверное, что я долбоёб какой-то.
– Ты бы поменял своё мнение после первых двух или трёх дней, я тебе обещаю.
Ну не знаю, не знаю.
Ладно, там же наверняка причины какие-то есть, почему Артём так к этому относится. То, что Ковальский долбоёб, например. И какие-то непонятные ребусы любит. И Артёма тоже вниманием не обделяет, да-а..
*
Сегодня был последний день смены, и означало это, что будут кое-какие мероприятия. Артём сразу всё обозначил – линейка закрытия (сейчас бы постоять сорок минут на жаре под солнцем), прощальный концерт, небольшая дискотека и прощальные огоньки. Ещё более сопливые, чем все остальные, но не суть важно. По сути, все остальные огоньки можно считать подготовкой к этому. Царь-огонёк просто, нахуй.
На удивление, всё прошло тихо и мирно. Все слёзы, наверное, все из себя выдавили ещё на концерте, ну, мне не понять. Нам пришлось пойти, в кои-то веки, хотя мы посмотрели пару номеров, потом ушли. Артём опять мною воспользовался – сказал бабе, которая не хотела выпускать нас из концертного зала, что меня тошнит и вообще всё хуёво, надо срочно идти, иначе я сейчас упаду в обморок и забьюсь в конвульсиях, и умру нахуй. Удобно, когда есть отбитый друг? И способность хорошо пиздеть прямо людям в глаза. Хотя, в целом, можно было обойтись только со вторым. А, не важно. В любом случае, не доставляло слушать стоны и всхлипывания со всех сторон и смотреть на размазывание соплей. “Вы уедете, но память сохранится”, блять. Ей-богу, как будто тут происходило что-то такое пиздец охуенное, что можно будет запомнить на всю жизнь. Просто смешно.
Конкретно сейчас мы вдвоём стояли в сторонке, пока все остальные “прощались” – стояли в одной большой куче и типа обнимались. Кто-то ещё плакал и говорил какие-то няшности-милашности, но меня это не ебало. Я хотел в корпус – было уже поздно, и я как-то подустал, на самом деле, да и день был насыщенным – мне надо было многое обдумать. И поспать, да. Но нас не отпускали.
Огонёк решили провести в концертном зале – не так далеко от главного корпуса (ближе, чем столовая, мда), и точно уж лучше, чем площадка у четвёртого корпуса – не хотелось бы засиживаться допоздна на улице. Ну, не знаю – в здании всё равно лучше. И теплее, и спокойнее. Да, вот.
Артём постоянно вертелся по сторонам что-то рассматривая, хотя мне не было понятно, что именно. Женя расставила повсюду ёбанные свечи, но света от них было мало, тем более, в таком-то огромном помещении. Впрочем, я уже старался не обращать внимания на всякую хуйню и только иногда проверял время на телефоне – когда мы уже пойдём отсюда? Я хочу домой.
Неожиданно Артём двинулся к лестнице на сцену. Я в это время проверял время, но тут же отвлёкся на него – какого чёрта он делает? Куда он пошёл? Он совсем идиот?
Я посмотрел на остальной отряд, и когда понял, что всем на нас похуй (ну, ничего нового), пошёл за Артёмом.
– Что ты делаешь? – спросил я, когда догнал его. Не то чтобы кто-то из нас прямо бежал, просто он ушёл достаточно далеко, и вот, я дошёл до него. Громко говорить ведь нельзя? Я полагаю.
– Прячусь.
– Зачем?
– Тебя никто не просил идти за мной, – я не видел его лица, но примерно представлял, что сейчас на нём. – Или заткнись и сиди молча, или проваливай нахуй.
Он разозлился. Мне это не понравилось, и я правда хотел оставить его одного, но решил остаться. Хотя это было чревато – я понял это, когда заметил за собой желание обнять его. Видимо, у меня сегодня был день бабских эмоций, хотя я могу себя оправдать – завтра днём уже всё, конец. В лучшем случае встретимся только в сентябре, в худшем – вообще никогда, и ясное дело, что я хочу напоследок чего-нибудь особенного, это нормально, как бы.
Я полагаю, да.
Но нельзя. Думаю, он не оценит таких вещей, да и вообще – как человек, он кажется не очень терпимым, так что лучше не рисковать. Кто знает, вдруг когда-нибудь встретимся? Так что не надо портить его мнение обо мне – мне же потом хуже будет.