Алексей Валерьевич свернул ещё на Учебной, и по ней же доехал до той самой Киевской. Тут и был её конец, плюс Учебная и Кирова – это следующие друг за другом улицы. Так что у всей этой херни появился плюс – что не пришлось тратить много времени на дорогу сюда.

Когда надо было выходить (как раз на светофоре горел красный), я заметил, как Алексей Валерьевич смотрит на Артёма. О ч е н ь недовольно, это просто невыносимо. Если бы на меня так Отто посмотрел, я бы мигом перестал делать то, что его так раздражает. Но Артём даже и не заметил, хах, так что и я решил не циклиться – просто так же вылез из машины по-быстрому, и пошёл к нужному нам переходу.

Светофор здесь был какой-то конченный в плане распределения времени, так что стоять нам всем (и нам с Артёмом, и его отцу с моей матерью) пришлось ещё какое-то время. Ну и нормально, есть время на попиздеть.

– Твоего отца так затриггерило с этого.

Мне просто хотелось обсудить это с ним. Он же не против, да? Я хочу услышать, что он об этом думает или даже объяснения этому какие-то. Если они вообще существуют. У меня хоть и проблемы с родителями, но даже я знаю, что у них есть какие-то заёбы относительно их детей, и иногда искренне непонятно – а какого хуя. С чего они вообще появились, заёбы эти? Ага.

– Да, ему не нравится, когда я где-то пропадаю, – протянул Артём, и довольно спокойно, что мне порадовало. – Особенно если это связано с Ковальским.

Вот почему, блять, так сложилось всё – ещё раз спрошу? Что меня его отец нормально воспринимает, а Ковальского – так плохо? Пиздец, это неправильно.

– Он ещё так плохо отнёсся, когда ты предложил поехать на автобусе.

– А, да. На это у него тоже заёб есть. Не знаю, но если мы едем куда-то, то вернуться мы должны обязательно вместе. Никак иначе, только вместе. Не знаю, что у него за проблемы.

Странно. Это похоже на гиперопеку, но как-то избирательно это всё происходит, я так могу посудить? В смысле, в остальных случаях даже не похоже, что ему есть какое-то вообще дело до Артёма. И что происходит.

– Мда, ему вообще не нравится, когда я где-то хожу.

– Не нравится? – переспросил я. Это из-за удивления, не более. Я просто не могу понять такое отношение. Что родителям может не нравиться, что их ребёнок где-то гуляет. И при этом, значит, Алексей Валерьевич вечно его пиздит? Хотя он же по пьяне это делает, эм.. Да и что-то давно ничего такого не было, эй? Или я что-то упустил опять.

– Да. Ну, это из той же серии, что он не любит быть дома один.

Ой. Вот это да.

– Он поэтому вечно заглядывает к тебе в комнату?

– Можно не закрывать дверь, тогда он не будет заглядывать, – хмыкнул Артём. – Будет просто ходить мимо.

– Это так стрёмно.

– К этому привыкаешь потом.

К тому, что у тебя никакого личного пространства нет? Ладно хоть, что это по неделям длится. Три – свободы, три – того, что кто-то вечно ходит мимо твоей комнаты и рассматривает, чем ты там занят. Это отвратительно.

– А ты просто буржуй блядский, – Артём слабо ударил ладонью меня в живот. – Живёт, понимаете ли, в комнате с замком на двери, вот и не понимает, как можно по-другому.

– Тебя самого-то это не бесит?

– Да мне уже похер как-то стало. Если бы твоя мать так делала..

Я бы повесился уже.

– .. ты бы не так на это реагировал.

Боже, ясное дело, что я бы по-другому на это реагировал. Но это не причина вообще так к этому относиться. Но да ладно.

– Когда он бил тебя в последний раз?

– В декабре.

Я даже не удивился спокойному тону – типа, мы вообще о чём-то повседневном говорим. Это нормально вообще, интересно? Я про другое. Не про то, что Артёма уже почти три месяца не били. Это-то отлично, прекрасно просто. Я даже рад, хотя это, похоже, чем-то серьёзным и не является вовсе? В любом случае, всё хорошо. Ладно.

– Сейчас ещё время засечёт, и если меня не будет больше сорока минут, будет смотреть по-недоброму, – протянул Артём. Не знаю, с какими целями. Пожаловаться? Хочет, чтобы я его пожалел? Лично у меня это только удивление вызывает.

– Серьёзно?

– Ага.

Блять. Теперь мне будет стыдно, что из-за меня у него могут проблемы начаться. У-у..

– Ты мог не идти со мной.

– Ага, чтобы Ковальский тебя в какую-нибудь срань втянул? Нет, спасибо.

Он волнуется обо мне. Даже в ущерб себе. Это так мило.

– Да всё хорошо, не волнуйся, – протянул Артём, уже двигаясь вперёд – подходило время для зелёного цвета. – Мы сейчас за полчаса дойдём, всё нормально будет.

Ну как знаешь. Просто если у тебя будут проблемы, то зачем делать это. Но дело твоё, конечно.

Когда мы перешли дорогу, Артём остановился.

– Киевская семьдесят четыре – это здесь.

– Мда? – я осмотрел магазин, возле которого мы стояли. Что-то я сильно сомневался, что Ковальский где-то тут по-близости. По-крайней мере, здесь точно не продают бухло. А что ещё Илье тогда тут делать?

– Тот дом, – поправился Артём, указывая в сторону. Хм.. Ковальский внутри? Мы даже не уточняли такие вопросы – ну, где он будет нас ждать, надо ли будет мне ему звонить, когда мы подойдём. И что делать?

– Позвонить Ковальскому?

– Ща, погодь, – остановил меня Артём. – Может, так найдём.

Я очень хотел узнать, как Артём это видит, но решил подождать. С другой стороны, правда. Если он не на улице, как мы его найдём? Но ладно, доверюсь тебе.

Артём пошёл к тому самому дому, к повороту во дворы, и мне пришлось топать за ним. А то он сейчас уйдёт туда и не вернётся. Что я буду делать?

Но он как чуял, что Ковальский будет здесь – Илья сидел тут, на лавочке напротив одного из подъездов. Было видно, что он держал в руках что-то маленькое, и то, как он склонился над этим и аккуратно гладил, меня напрягало. Он что, конченный?

Когда мы подошли ближе, я еле удержался, чтобы не въебать ему по рукам, лишь бы он уронил это на землю – у него там была блядская синица. Сука, синица. Где он её взял вообще?

– Арсений, смотри.

Эм. Тут, как бы, Артём есть, ты с ним сначала поговорить не хочешь? Не поймите меня неправильно, просто это странно. Чтобы Ковальский из нас двоих предпочитал меня в какой-то ситуации.. Точно пьяный.

Ковальский громко икнул, как бы подтверждая мои мысли.

– Это синица.

Выкинь ты её, блять, нахер, она же спидозная какая-нибудь, ты чё делаешь-то?

– Кто тебя оставил тут одного в таком состоянии? – спросил я. Всё же, это волновало меня побольше. У этого человека мозги вообще есть, нет?

– Ой, не говори. Бросил меня, урод, бл-, – Ковальский снова икнул, из-за чего “блять”, как бы, сглотнулось. – А если бы со мной что-то случилось?

Вот и я об этом. Как вообще так можно?

– А ещё говорит мне, что любит меня.

Да тут даже не в любви дело, Ковальский. Просто это реально тупо. Ты, вон, синиц лапаешь, а кто знает, до чего ты ещё додуматься можешь в таком состоянии? Что за люди, а. Никакой ответственности.

– Пидр блядский. Поебусь с его сестрой у него на глазах в следующий раз, будет знать.

Вот это месть, Илья, ты просто бог. Скандалы, интриги. Расследований вот нет, но если этот Пидр Блядский приревнует и убьёт кого-нибудь – то вполне себе появится. Аха-ха-ха.

– У неё с крылом что-то не так, – проговорил Ковальский, с таким лицом разглядывая птицу, будто он уже пропитался к ней самыми нежными чувствами. – Я её почти только что с земли подобрал, она сидела прямо тут. Аха-ха. Давайте убьём её?

Я даже обдумать ничего не успел. После моих мыслей о нежных чувствах такие слова были очень не к месту.

– Вот так.

В следующие пару секунд произошла какая-то лютая херня. Ковальский просто стряхнул птичку на землю, тут же поставил на неё свою ногу и с силой вжал в асфальт. Я даже вздохнуть не успел, из-за спины раздалось какое-то прерывистое “А..”, из-под ноги Ковальского – писк, скоро затихший, и.. Всё, блять. Всё затихло. Прям как пятью секундами ранее. А то и меньше.

Какого хуя, простите?