Позади к капитану подошёл Герард. Опустошенно глядя через забрало шлема на тело своего несостоявшегося лекаря, он понял — теперь ответов ему никто никогда не даст. Юноша подумал, что если и существует в мире отчаянье, то сейчас он испытывает именно его.

Тем временем, Варин рыскал по земле в поисках улик. Он точно знал, что с лордом был его конь. Всего два дня назад лил дождь, и на влажной почве прекрасно сохранялся любой след. Особых признаков борьбы не наблюдалось. Старик упал со скакуна замертво и так и не поднялся. Рядом с телом — отпечатки латных сапог. Всё свидетельствовало о засаде. Лорда подстерегли и убили метким выстрелом из лука. Когда он упал на землю — убийца или его подельник обыскал и изрубил тело. По ранению в шее командир заключил, что стреляли из зарослей. Он огляделся. Вот оно — в сторону леса уходил прерывистый след копыт.

— Что теперь, брат? — из голоса Герарда, который теперь напоминал злобное шипение, безвозвратно исчезла недавняя игривость.

Варин выпрямился и громко, дабы слышала вся рота, объявил:

— Джерт! Бери тело его милости и скачи к церкви Валддорфа. Пусть преподобный готовит панихиду — негоже христианину оставаться непогребённым. Остальные, коня лорда Рейсса увели в том направлении, — он указал в сторону кустарника, — найдём душегубов! — капитан запрыгнул в седло, достал звенящий клинок из ножен и прокричал:

— Всех мечу предать! Вперёд!

***

Рыцарские патрули — вещь чрезвычайно вредная для здоровья. Огромная бронированная туша не оставляла шансов в бою один на один у легко вооружённого пешего воина, что уж говорить об оборванцах с дубинами и кинжалами. Если на одну такую жестянку можно бы было навалиться толпой, то с десятью такой план не сработает, и, скорее всего, возникнут существенные трудности. Из-за наличия экзистенциального фактора в виде отряда латников, местные проходимцы и головорезы старались на дорогах и у деревень не появляться, а прятались в глубине лесов, куда ленивые солдаты ордена заезжать не привыкли. Так поступила и эта банда — между деревьями, полукругом, расположилось десятка два самодельных шалашей из подручных материалов. В центре неказистого лагеря горел костёр — здесь душегубы потчевали лесными ягодами, дичью, а также всем тем съестным, что они успевали награбить. Сейчас у очага столпилась кучка бродяг, окружая атамана, восседавшего на хлипком берёзовом табурете — грязные, немытые, воняющие мокрой псиной и мочой, облачённые в лохмотья мужики спорили о чём-то с неуёмным жаром.

— Ты, паскуда молокососная, сказано же — оставляем!

— Клюв прикрой, мразь горбатая! Продаём!

— Ах ты, шлюшье вымя, — один из оборванцев потянулся за пазуху, вынимая топор.

Наконец, атаман, который до этого не вступал в дискуссию, спокойно произнёс.

— Закрылись.

Шум и гам резко спал. Главарь встал в полный рост, возвышаясь над толпой — здоровый, хмурый и единственный экипированный в подобие брони мужчина рассудил:

— Клячу на мясо. Остатки зарыть.

Такое заявление вызвало недоумение у коллег по опасному ремеслу:

— Но… шэф, это… конь же… он, это, дорогой и…

Вожак одарил недоросля суровым взглядом.

— На себя глянь. Ты где сбыть его намылился? Когда тебя с ним увидят — животину отберут, а тебя вздёрнут, — атаман повернулся к бандиту постарше, — оставлять не резон — кляча от нашей ласки через неделю издохнет — не конюхи мы.

— Шэф! Шэф! — из-за кустов, задыхаясь, выбежал бродяга, ответственный за наблюдение внешнего периметра. — Падлы! Падлы латные! Сюда скачут! Через заросли продираются!

— Чего? — при слове «латы» главарь бессознательно потянулся к эфесу двуручного меча.

— Сколько?

— Много!

Он счёл, что бросаться врассыпную поздно, и скомандовал рассредоточиться за деревьями.

***

— Изрубить чертей!

Отряд всадников ворвался в лагерь. Лошади налетали на палатки, сминая их содержимое. Скакун рыцаря-капитана перепрыгнул через кострище, и в разные стороны покатились тлеющие угли. Клинок Варина тут же полоснул по спине нерасторопному разбойнику, не сумевшему укрыться за стволом. Душегубов, которые не успевали спрятаться, быстро нагоняли и либо затаптывали лошадьми, либо рубили. Хаос и паника воцарились на бандитской стоянке. В панцирь Герарду прилетела стрела, но сразу же отскочила, лишь слегка оцарапав тёмную сталь. Из-за сосны выглядывал самодельный лук.

Действуя по заранее заготовленной тактике, в условиях боя в плотных зарослях, после первоначального прорыва, половине рыцарей надлежало спешиться. Молодой воин резво соскочил с кобылы, буквально накидываясь на стрелка. Он уронил обидчика и незамедлительно вонзил остриё клинка тому в горло. Не успел Герард выбрать новую цель, как внезапный тупой удар в спину повалил наземь его самого. Упав на сырую траву, парень перевернулся — внушительных размеров истукан, в лёгкой солдаткой кирасе, замахнулся для второго удара. Юноша вытащил оружие из трупа и блокировал, опирая тыльную, неточеную сторону лезвия на вторую латную перчатку. Тяжёлый эспадон ударил в лёгкий гросс-мессер, что заставило двуручный клинок отпрыгнуть, а рыцаря глубже вжаться в мокрую почву. Облегчённое снаряжение придавало бо́льшую манёвренность, и рыцарь перекатился в сторону, уходя от третьего выпада. Герард поспешил подняться, и ему тут же пришлось отражать четвёртый замах — мечи столкнулись, но теперь рыцарь чувствовал опору под ногами и не шелохнулся — вес доспехов позволил с лёгкостью сохранить равновесие. Резким движением торса от берда юноша отбросил от себя тяжёлое лезвие и скользящим ударом направил свой меч в шею головорезу. В глазах бродяги мелькнул страх, но он успел среагировать, и вместо шеи гросс-мессер настежь пронзил левую ладонь убийцы. Воспользовавшись секундной задержкой, истукан выпустил из рук эспадон, шагнул на рыцаря, сократив дистанцию и уклонившись от острия, и выхватил из-за пояса кинжал.

Корд. Герард не успел среагировать, и ему под левую руку, между пластинами, вонзилась широкая стальная игла. Однако вместо боли юноша почувствовал прилив сил. Мощный приступ гнева и ярости, такой, которого ему раньше никогда не доводилось испытывать, затуманил разум. Рыцарь уронил оружие и со всей силы вдарил по гнусному душегубскому носу. Из последнего брызнула кровь, что заставило бандита попятиться. Юноша бросился на врага всем телом, схватив его и легко, словно пушинку, повалив наземь. Не успел разбойник опомниться, как ему в лицо повторно влетела латная перчатка, деформируя челюсть. Герард истошно взревел и принялся поочерёдно, двумя руками, вколачивать лицо бродяги в тыльную сторону его черепа. Кровь расплескалась, перекрашивая мокрую траву. Парень бил и бил, полностью отдав себя этому увлекательному процессу. В реальность его вернул выкрик:

— Шлёнда!

Молодой рыцарь обернулся — прямо позади него замертво упал юноша в лохмотьях, который секундой ранее занёс свою окованную дубину для удара. За упавшим телом возвышалась фигура рыцаря-капитана.

— Герард, ты как? — он сделал два шага вперёд и протянул Герарду открытую ладонь. — Вставай.

***

У потухшего очага на коленях стояло трое головорезов. Перед ними туда-сюда расхаживал Варин.

— Ну что, выродки, погуляли? Последний шанс даю совесть отчистить — почто старика убили?

— Сказал, сказал я уже, падла латная, — выл самый старый из пленников, — не знаем мы старика. Кляча твоя, поганая, сама пришла, — дальнейшая речь потонула во всхлипе, — будь она неладна…

Рыцарь капитан наигранно хохотнул:

— Точно. Сама прямо к вам на стоянку и прискакала. Чудо Господне, не иначе.

Он подошёл к старому душегубу и схватил его за грудки, приподнимая с колен.

— Ну, скажи. За что? Ну! Вы же видели — старик — тебя, чёрт ты этакий, много старше. С конём худым, с робой старой. Ну, брать же нечего! На кой-пёс его к Христу отправили?

— Не в лагерь он пришёл, конь твой. В лесу нашли его, — вмешался бандит помоложе, — потом и сюда привели. Делай что хошь, а старика мы твоего не видывали.