— В любом случае — оно того не стоит. — Он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, становясь еще шире и мощнее.

— Ты можешь поехать со мной, — примирительно предложила моя милостивая светлость.

— Не могу. На этой неделе к патрулю допускаются новички со старших курсов, а потому я постоянно должен быть в дозоре.

— Я могу съездить с Демидом и Богданом…

— Ты… — Хранитель уже открыл рот, но глянул на мои умоляющие глаза и также молча закрыл. — Я подумаю. Возможно, смогу вырваться на часок…

Радостно пискнув, я слетела со своего места и повисла у парня на шее.

Нет, он, конечно, вредина, но любимый.

— Кстати, как ты смотришь на то, чтобы устроить праздник по случаю заселения? ..

***

Шабаш, как его прозвали взрослые верлафы, был в самом разгаре. По всему двору уже зажигались огни — электрические и обычные, несколько магических висели непосредственно рядом со мной. На праздновании новоселья остался только молодняк — взрослые решили нас не смущать и ушли, когда время приближалось к полуночи.

— А почему ты стала ведьмой? — с детской простотой спросила Свята, когда мы сидели около костра во дворе. Чуть в стороне от нас Макс жарил неизвестно какую по счету порцию шашлыка.

— Меня заставили. — Девочка была уже достаточно взрослой — пятнадцать лет — чтобы хоть что-то понимать об устройстве этого мира.

— Кто? ..

— Виктор Коншин.

При упоминании этого имени на мгновение смолкли все голоса. Но вот скрипнул шампур, который перевернул Макс, и разговоры вокруг снова возобновились. Правда, к нашему диалогу с ученицей прислушиваться стали куда внимательнее.

Святослава была девочкой сообразительной. От нее не укрылось то, что я не хотела поднимать эту тему, поэтому она кивнула, принимая такой ответ, и ускакала к почти сверстникам — плюс-минус пара лет — что веселились в глубине сада, играя в «крокодила» и громко хохоча.

— А как можно стать ведьмой? — спросила Злата, подсаживаясь ко мне и протягивая стакан с соком.

Я мельком глянула на Елизара. Уже давно заметила, что он старается по максимум сберечь ее от всей жестокости этого мира. Но зачем он это делает, я, увы, не понимала. Что толку от такого Хранителя света? .. Наивность в их профессии неприемлема, ибо в бою она может стоить жизни.

Названный брат пожал плечами. Делай, как хочешь. Поступай, как знаешь.

— Нужно пройти обряд.

— Это больно? — С другой стороны от меня села Альбина.

— Да. — Я вздохнула, на мгновение прикрывая глаза. – Да, это больно. Ощущение такое, словно с тебя заживо снимают шкуру, а потом по отдельности выжигают каждый орган. Это больно. Поначалу. А потом становится еще хуже.

— Почему?! — Злата, как и многие, наивно полагала, что магия — игрушка для слабаков. Что она не приносит боли, горечи, смерти.

— Потому что потом через твоё тело пропускают все стихии. Сначала огонь, который заново выжигает. Потом землю, которая нещадно бьет и скребет свежие раны. Потом воздух, чей холод сковывает и режет не хуже цепей и меча. Вода, чьи потоки не дают вздохнуть и перевести дух. Молния и электричество… Это то, что нельзя описать, но одно-единственное желание в этот момент — сдохнуть, чтобы, наконец, прекратить все это. Но вот в твое тело приходит живой дух — и ты понимаешь, что не зря терпела. Что теперь ты — часть природы, часть Земли, часть чего-то огромного и могущественного. И ты всегда можешь положиться на силу этого «чего-то». Оно никогда не отказывает своим детям.

— У меня… нет слов. — Я подняла глаза и встретилась взглядом с Елизаром. Он сидел рядом с Марком, и глаза его странно смотрели на меня, словно пытались душу вывернуть наизнанку. — Ты никогда не рассказывала об этом. Теперь я понимаю, почему ты так изменилась, солнечная девочка.

— Не поэтому, — качнула я головой.

Нужно было промолчать, тут же одернула я себя, да поздно уже было.

— А почему? — спросила невеста Тагашева, словно мы с ней были такими заядлыми подружками.

— Ни почему, Злата. Не хочу об этом говорить…

— Ярослава, она такая. Радостью делится охотно, но горе всегда держит в себе. — Марк неодобрительно покачал головой.

Альбина положила руку мне на запястье, сжала.

— Расскажи. Дальше нас это не уйдет, а тебе станет легче…

— Нет, не станет.

Я встала и пошла в дом. Мне не хотелось кому-то об этом рассказывать. Я вообще считала, что только воистину святые люди способны, однажды обманувшись, довериться кому-то снова. Я обманулась. Я не святая. И даже не блаженная. Поэтому и о том, почему я так… изменилась, никто не узнает.

Конечно, это не вежливо. Конечно, очень грубо. Но если у них есть ко мне хоть капля уважения, меня не осудят.

Ноги сами привели к чердаку. Мое место, мое логово, колдовской круг… Здесь все пахло воском, травами, что висели под потолком. Здесь даже магия, открывающаяся далеко не всем — а точнее, единицам — чувствовалась четче, чем в каком-либо другом месте.

Села на широкий подоконник, посмотрела в окно. Благо, окна выходили в другую сторону, и людей, праздновавших внизу, я не видела. Я вообще была не здесь. Душой, по крайней мере.

…Я хорошо помню, как удивилась той первой боли, что почувствовала от отца, от Виктора. Он никогда не кричал на меня, даже голоса не повышал, что уж говорить о рукоприкладстве? .. А тут с размаха, по лицу. Голова дернулась, и звякнули цепи.

После обряда, когда меня сняли с алтаря, я была не сильно похожа на человека, скорее на труп. Отнюдь не первой свежести, к слову сказать. А сейчас… Сейчас я висела у стены, в трех метрах от нарисованной мной же пентаграммы. Руки, ноги и даже шею — сковывал приний. И первой наивной мыслью было, что меня пытаются защитить от самой себя, что Виктор просто знает что-то, чего не знаю я, что внутри меня после посвящения проснется монстр, которого и пытаются сдержать этими цепями…

На эти доводы Коншин захохотал мне в лицо и, все еще давясь смехом, махнул рукой другим мракаурам. Цепи перестали позвякивать. Теперь в зале стоял непрерывающийся звон. Я билась в цепях, как зверь. Ведь даже зверь может кое-что соображать.

На середину пентаграммы втолкнули парня. Высокий, по-спортивному сложенный, он был человеком. Как и я когда-то. С черными, как смоль, чуть вьющимися короткими волосами и серо-голубыми глазами. В общем-то ничего примечательного. Если бы не одно «но».

— Помнишь, я забрал у тебя тот древний фолиант? — с издевкой спросил Виктор, подходя ко мне. — Не хочешь спросить — почему?

Не хочу. Но нужно. Хоть и знаю теперь, что вряд ли это было что-то хорошее.

— И? — Я с вызовом посмотрела на главного мракаура. Вызов — вот то единственное, что мне осталось. Потому что веру, любовь к нему и даже надежду на то, что это всего лишь игра — я потеряла. Теперь я могла чувствовать его эмоции, как свои. И училась отделять их от своих. Быстро училась.

— Потому что я не хотел, чтобы ты знала одну вещь. Провести обряд — это только начало. Обряд — это договор с природой, что да, есть такая девушка, которая подойдет как проводник силы в мир земной. Получить полноценную ведьму, ведьму, чья сила будет равна силе всех стихий, гораздо сложнее. Потому что там появляется один маленький нюанс.

Я задрала бровь.

— Этой девушке нужно всего лишь пережить то, что хуже смерти.

— Нет! — бешено заорала я, рванувшись так, что захрустели кости в запястьях. — Ты не посмеешь его тронуть! Нет! ..

А Андрей стоял и совершенно пустыми глазами смотрел на меня. Конечно, хватило бы минуты наедине с любым мракауром, чтобы промыть ему мозги. И сделать из него послушную — а главное, молчаливую — овцу. Хотя с сопротивляющейся добычей мракаурам всегда интереснее.

Мой взгляд наткнулся на Кирилла. Он стоял в шаге от границы пентаграммы и смотрел мне в глаза. Там, в глубине черных глаз, я увидела то, что люди иногда называют сочувствием.

Это он зачаровал Андрея, поняла я. Чтобы мне было не так больно смотреть на то, как любимый человек бьется в предсмертной агонии.