Пересказ: Летающий Свин

Вёрстка и оформление: Urbasian

WARHAMMER 40,000

Сорок первое тысячелетие. Уже более ста веков Император недвижим на Золотом Троне Терры. Он — повелитель человечества и властелин мириад планет, завоеванных могуществом Его неисчислимых армий. Он — полутруп, неуловимую искру жизни в котором поддерживают древние технологии, ради чего ежедневно приносится в жертву тысяча душ. И поэтому Владыка Империума никогда не умирает по-настоящему.

Даже находясь на грани жизни и смерти, Император продолжает свое неусыпное бдение. Могучие боевые флоты пересекают кишащий демонами варп, единственный путь между далекими звездами, и путь этот освещен Астрономиконом, зримым проявлением духовной воли Императора. Огромные армии сражаются во имя Его в бесчисленных мирах. Величайшие среди Его солдат — Адептус Астартес, космические десантники, генетически улучшенные супервоины. У них много товарищей по оружию: Астра Милитарум и бесчисленные Силы планетарной обороны, вечно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус. Но, несмотря на все старания, их сил едва хватает, чтобы сдерживать извечную угрозу со стороны ксеносов, еретиков, мутантов и многих более опасных врагов.

Быть человеком в такое время — значит быть одним из миллиардов. Это значит жить при самом жестоком и кровавом режиме, который только можно представить. Забудьте о могуществе технологии и науки — слишком многое было забыто и утрачено навсегда. Забудьте о перспективах, обещанных прогрессом, и о согласии, ибо во мраке будущего есть только война. Нет мира среди звезд, лишь вечная бойня и кровопролитие да смех жаждущих богов.

Город не сводил с него глаз. Из его мрачной тени скалились яркие огни. Город бурлил. Он чувствовал, как его колючий взор впивается ему в спину.

Эзрику судилось здесь умереть. Он знал это с тех пор, как вместе с сестрой сел на корабль-скиммер к океаническим подъемникам.

Он с Митлой были близнецами. Хоть и не идентичные, они разделяли сходные черты, как внешние, так и внутренние. Их узы превосходили обыкновенную наследственную связь. Поэтому когда Эзрик вздрогнул, тонкими бледными пальцами стиснув полы тяжелого плаща, Митла задрожала также. Под ее плащом всколыхнулись темные волосы. Ее хватка оставалась крепкой. Она всегда была сильнее из их пары, ее дары — более глубокого рода.

— Держись, брат, — шепнула она, ее слова долетели вместе с ветром.

Митла плотнее запахнула воротник плаща, пытаясь защититься от пронзительного холода. Ветер иссекал покинутую подъемную платформу подобно ледяным ножам, достаточно порывистый, чтобы добраться до костей. Землю сковал мороз, и клубящиеся над головой черные тучи обещали снегопад. Эзрик любил снег. Он ощущал в нем неспешную меланхоличность, которая так ему нравилась. Однако вовсе не от холода дрожала его сестра, и стучали его зубы. Эзрик знал, что страх их происходил из иного места.

Из пучины.

Черное и бездонное, кажущееся еще темнее из–за отсутствия луны, море этой ночью клокотало. Гудящие люмен-установки, расставленные вдоль края подъемной платформы, озаряли воду серым светом. Они выгибались литерой «С», их лампы были направлены на пространство, частично оконтуренное металлическим перекрытием. Каждая лампа светила вниз, их зернистые лучи сходились в точке, где четыре цепи с трудом тащили нечто, сокрытое в море. Оно неуклонно поднималось к поверхности.

Затонувший груз силились вытянуть сразу четыре промышленных крана. Эзрик морщился всякий раз, когда через блоки проходило очередное толстое железное звено. Его мозг прошивали острые уколы боли, заставляя худое тело содрогаться в слабых конвульсиях. Митла напряглась, ее фигура стала вдруг напряженной и недвижимой. С уст сорвался слабый вскрик.

Прежде Эзрик не слышал, чтобы Митла выказывала слабость.

— Сестра… — попытался он сказать, однако та не слушала. Она не могла.

Костный мозг Эзрика захлестнул огонь. Он перестал ощущать холод. Перестал слышать море. Края зрения заволокло тьмой, напомнившей ему темную воду, которую кто–то словно плеснул в глаза, и та медленно закрывала его взор.

Потребовалось немалое усилие, однако он посмотрел на сопровождающих, стоявших по обе стороны от них. Он хотел увидеть, чувствовали ли то же самое они. С самого детства Эзрик отлично умел подмечать детали. Усиленное восприятие было частью его дара. Он обратил свой дар на мужчину с женщиной, стоявших достаточно близко, чтобы Эзрик мог их коснуться. Поджарые, атлетически сложенные, они были в длиннополых плащах, которые не могли спрятать многослойные панцирные кирасы под ними. Еще облачение не могло сгладить кобуры на бедрах с вложенными в них крупнокалиберными пистолетами. Оба они имели стрижки Милитарума — короткие, с выцветшей гвардейской татуировкой на левом виске. Под правым глазом у каждого из них красовалась более новая отметка — одинокая свеча с горящим пламенем. Наибольший интерес, впрочем, представляли их ошейники. Хотя на первый взгляд они выглядели как невзрачная серая пласталь, при более пристальном взгляде обнаружилась схема и крошечный диод, почти невидимый в ненастье, снова и снова мигающий зеленым.

Руна активации, догадался Эзрик.

Ему захотелось проникнуть в устройство, погасить руну и посмотреть, что произойдет дальше. Эзрик подумал о побеге. Но затем он перевел взгляд обратно на сестру, и понял, что ничего у него не выйдет.

Митла стояла меньше чем в футе от него. С тем самым успехом она могла находиться на другом континенте. Ее глаза полностью побелели. Широко расставленные пальцы дрожали, словно под ударом тока. Она тряслась, сначала едва заметно, но затем все сильнее и сильнее. Митла взвалила на себя всю тяжесть вместо него. Старшая сестра пыталась снести боль в одиночку.

Они были осторожны. Долгие годы им удавалось скрываться, поглощенные человеческими массами. Надежно спрятанные от ведьмознатцев и Черных кораблей. Но он отыскал их. Скиталец. Он сказал, что их свело вместе провидение. Сказал, что такова Его воля. Эзрик знал, что «Его воля» тут ни при чем, а скорее владелец трущоб, у которого он с сестрой снимал жилье и годами оказывал определенные «услуги», сдал их.

Эзрик задумался о столь неприятном повороте событий, когда кожа Митлы сморщилась и начала рассыпаться, само ее естество распадалось у него на глазах. На него внезапно нахлынуло желание сказать ей, как много она для него значила, что он любил ее, хотя они никогда не были близки по любым человеческим меркам. Они грызлись между собой, присутствие одного неизменно раздражало второго. Побочный эффект дара. Но они оставались вместе из–за страха, ведомого каждому изгою, остаться одному и не иметь никого, с кем можно было бы поделиться своими внутренними переживаниями.

Их взаимная неприязнь была такова, что впервые Эзрик с Митлой соприкоснулись только несколько лет назад. «Соприкоснулись» означало обменяться мыслями, обменяться болью, однако пока цепи с лязгом поднимались вверх, Эзрик невольно взял Митлу за руку.

Ее разум без остатка заполонил белый жар. Не осталось ничего, кроме огня. Митлу изнутри опустошило так, что в ее черепе оставался лишь кусок медленно горящего мяса. Эзрик почуял это. Его сестра. Она горела.

Цепи звякнули снова, оглушительно громко в растерзанных закутках головы Эзрика.