Стив пытался вызвать её на откровение, облегчить выход эмоций, однако Маклауд глянула на Капитана с такой брезгливостью, словно это он щёлкнул пальцами в золотой перчатке. И бросила сквозь зубы только одно слово, после которого Роджерс больше не старался играть в мозгоправа.

Джеймс.

Сейчас же, когда Старк, живой и относительно здоровый, стоял перед ней, она почему-то ничего не могла ему сказать и сделать. Хотя, без сомнений, очень хотела.

- Да, я знаю.

После чего развернулась и, не прощаясь ни с кем, даже с Пеппер, уехала.

***

- …Разумеется, мисс Маклауд, мы решим этот вопрос, - пролепетала девушка из турагентства на том конце провода.

- Очень надеюсь. Хорошего дня.

Аврора вздохнула и потерла глаза.

- Тяжёлый день, стрекозочка?

Она могла бы ответить «Тяжёлый век…», но посмотрела на вошедшего и постаралась улыбнуться.

Вождю Маклауду о тяжести было известно побо́ле её. Тормонд потерял двух сыновей, наследников, и больше половины клана. Его спасло то, что младшая, любимая, дочь и обожаемая внучка остались с ним. Не будь их, и он точно бы что-то сделал с собой.

Как многие в мире.

Половина человечества, которая выжила, оказалась фактически сломлена. Правительства за эти пять лет осуществили перепись, перераспределили рабочие места, бюджеты, выстроили приоритеты и бог знает, что ещё. Но люди…

Многие из переживших Щелчок, как его называли теперь, так и не свыклись с тем, что оказались в той самой половине. Самоубийства на почве вины и синдрома выжившего стали обыденным явлением. Население, и без того качественно прореженное Таносом, сокращалось уже самостоятельно.

Аврора была в числе тех, кто жил дальше. С трудом и скрипом, но жил. Её всегда неимоверно раздражали эти сопли из разряда «О боже, я не смогу без него жить, ах, ох, что же делать, как же быть, я такая несчастная, пожалейте меня…» Для таких, расплодившихся на благодатной почве всеобщей скорби, у рыжей было только одно решение, но дюже эффективное – топор. Раз – и никаких проблем. Красота.

У неё была мама, но не было Питера. У неё был дед, но не было Джеймса, Ванды и Вижена. Несравнимо и из разных параллелей, однако у других не было и этого. Она была счастливицей по нынешним меркам.

Ава жила дальше. Она закончила школу, поступила в Джорджтаун на кафедру истории, как и хотела. Её собственным родом сублимации стала учёба. Она училась, училась и училась, не замечая никого и ничего вокруг, только если препятствие не возникало прямо у неё перед носом. Она уничтожала его и шла дальше. И это давало свои плоды.

В свои двадцать два Аврора была самым молодым аспирантом Джорджтаунского университета и имела право преподавать. Её научный руководитель, доктор истории и носитель нескольких учёных степеней в различных областях знаний, гордился и всячески способствовал этому рвению. Ему и университету было невыгодно терять такого деятельного и продуктивного студента.

Проработав год, рыжая выторговала право вести лекции дистанционно под предлогом ухода за престарелым родственником. Ректорат пошел навстречу, такие случаи теперь были нередки, и она уехала в Шотландию.

Данвеган будто постарел на несколько столетий вместе со своим хозяином. Из него практически исчезла жизнь. Мама переселилась сюда же, и они вдвоём смогли вытянуть деда из-за грани.

С этим, как ни странно, помогла родившаяся Морган Старк.

Конечно, Ава помирилась с Тони и Пепс. Приехала к ним в дом через пару месяцев и попросила прощения. За свои слова, поведение и отношение. Она слишком любила их и слишком многим была обязана, чтобы быть такой неблагодарной тварью. Она слишком многих лишилась, чтобы разбрасываться оставшимися в живых.

Они с Тони просидели на кухне молча, наверное, часа три, глядя кто куда и попивая чай. Им было, о ком помолчать. И если в одиночку Аврора старалась этого вообще не делать, рядом с Тони было не так… страшно. Ему тоже было больно. И от отвратительного понимания, что кому-то так же плохо, как и ей, становилось абсурдно легче.

Она, конечно, видела ту фотографию на полке возле раковины.

У неё все фотографии хранились на компьютере в запароленной папке.

И на телефоне всего одна. Та самая – с кухни.

Когда родилась Морган, у четы Старков не было опыта в обращении с детьми, а всяких нянек Пеппер отказалась пускать в дом наотрез. Кристина, вырастившая дочь, и сама Ава, иногда возившаяся с детьми женщин клана, которые приезжали на семейные праздники, устроили им мастер-класс. Таким образом Морган обзавелась крёстной.

И однажды Старк вместе с семьёй прилетел в Данвеган на День Благодарения, где малышка познакомилась с Тором Маклаудом. Эта неугомонная хохотушка, так похожая живостью и любопытством на Аврору в детстве, вдохнула в старика жизнь. Так у Морган появился дедушка.

Только ради этого стоило наступить себе на горло и извиниться первой.

Ава жила. Так нужно было. Она редко созванивалась с Наташей и ещё реже – со Стивом, просто чтобы убедиться – они тоже живы.

Ну, хоть кто-то, верно?

- Туристы обнаглели, заходят на жилые этажи, пока гиды отворачиваются, - сказала девушка, захлопывая записную книгу. – Вчера только трёх отловила. Не собираюсь это терпеть.

Туризм всегда приносил здоровую долю доходов клана. Количество туристов сократилось, сократилась и прибыль, но проблему массовых депрессий и апатий стало популярно решать через путешествия. Так что деньги все ещё шли.

- Как всегда, всё под контролем, девочка? – хмыкнул пожилой мужчина, опираясь на подаренную когда-то трость.

- Естественно, деда, - улыбнулась она и поднялась из-за стола. – Я пойду… почитаю.

Тормонд кивнул, провожая внучку взглядом.

Она потемнела. Седые волосы были вершиной айсберга.

В одежде остался только черный цвет. Три года после смерти мальчика Аврора не носила ничего цветного, только черный, похоронный. Ни украшений, ни драгоценностей. Лишь недавно траур стал приобретать хронический оттенок, а потому разбавился сине-зеленым, как тартан Маклаудов, подбоем на пальто и сапфирами, почти чёрными, в ушах и кольцах.

Его внучка-хохотушка больше не смеялась. Преимущественно молча смотрела на собеседника, будто мысли читала, и только иногда согласно кивала или дёргала бровью. Она закрылась. Ни эмоций, ни привязанностей. И если раньше людей она не любила, но терпела, то теперь ненавидела почти всех, кто был вокруг неё.

Просто за то, что они живы.

А он нет.

Всё свободное время девушка проводила в семейной сокровищнице, где хранились самые старые книги и подлинники ценностей. Там, в окружении вещей, видавших тысячи людей и судеб, знавших кровь и сражения, ей становилось легче. Словно предки невидимым коконом защищали её от боли и скорби. Помогали «быть стойкой».

Мечи, щиты, короны, драгоценные цепи, книги в кожаных переплетах, украшенных рубинами, изумрудами, с древней вязью гэльского языка. Здесь, в дальнем самом углу, у неё было даже обустроено место. Она могла сидеть среди этого часами, чувствуя, как притупляются горечь и тоска. Она – одна из клана. Всего лишь часть истории.

Песчинка в часах Времени. Крупица среди пыли Вселенной.

Как и он.

Возможно, так они становились ближе.

Или на обрыве, внизу которого бушевала река. Здесь так понравилось Питеру в первый его приезд в Шотландию… Тут стоял простой обычный камень, вытесанный в форме невысокой стелы. Никаких надписей. Никаких дат.

Она обычно находилась возле него, едва касаясь верхушки пальцами. Молчала. Думала. Вспоминала.

Запах – луг, прогретый солнцем. Смех. Шутки. Румянец. Сильные руки и шершавые пальцы. Горячее тело. Темные глаза, смотрящие на мир наивно и открыто. Волосы, завивающиеся в смешные кудряшки у шеи. Негромкое «Ава» и теплые мысли. Тишина одна на двоих.

- Отпусти, смирись, - говорила Кристина. – Перестань вспоминать. И пытать себя.

- Я не смирюсь. Я не знаю – как, - отвечала она камню.

Тот молчал. Да и к лучшему, наверное.