— Я содрогаюсь при мысли об ответственности перед миллионами душ, которые увидели во мне надежду, и я спрашиваю себя, чем бы я мог быть вам полезен. Знаю ли я нечто о жизни, что могло бы помочь вам или иметь для вас значение, и если что-то знаю, то имеет ли это для вас такое же значение, как и для меня. Не знаю, я в этом не уверен. Оказаться на этой трибуне — большая неловкость и испытание для меня. Но все же я здесь. И в этом, наверное, какой-то есть замысел и смысл, для себя я его заключил в нескольких вещах, о которых сейчас постараюсь сказать.

Если окончательно не растеряю самообладание. Я обхватил подрагивающими от волнения руками микрофон и дал себе еще несколько секунд на то, чтобы мечущиеся в хаосе мысли немного сбавили темп.

— Я не знаю, за что вы боретесь, и я не знаю ваших нужд. Я, к сожалению, пока плохо себе представляю ваши потребности, но не исключаю, что из того малого опыта общения с вами, я не ошибся в том, что каждый из вас желает разрешение на индивидуальность и право прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Просто потому, что она для каждого из нас одна и воспроизведению с начала не подлежит. Все мы понимаем, что нет черновика, мы сразу пишем в чистовик, и большая удача, если в нем будут лишь наши ошибки. Но на практике выходит, что мы расходуем свои «чистые листы» на тавтологию, повторение чужой внешности, чужого опыта — тем более обидно, что глашатаи исторической необходимости, по чьему наущению человек на тавтологию эту готов согласиться, в гроб с ним вместе не лягут и спасибо не скажут.

Я отвернул ненадолго лицо от микрофона и медленно выдохнул, чтобы успокоить зачастившее сердцебиение. Я прилип глазами к земле и даже не пытался поднять взгляд, чтобы не думать о том, сколько разумных сейчас слушают мой спешно придуманный опус и не заскучал ли кто-то из них от скуки, но тишина внушала мне надежду, что большинству все же интересно.

— Но я здесь не для того, чтобы превозносить добродетели одних и принижать других, и я не получаю удовольствия от возможности подвергнуть нападкам современную систему и вас, ее предполагаемых жертв. Для себя я определил, что я здесь для того, чтобы сказать вам то, чему учили меня мои родители и мои учителя. А учили они меня следующему: во-первых каждый должен четко отделять добро от зла. Не путаться в полутонах и не спотыкаться об сентиментальную привязанность к удобству выбранной позиции, личной взаимовыгоды.

Отсюда следует второй пункт: чтобы «отделять» нужен вектор, внутренняя цензура, которую формирует культура. А культура рождается в образовании, упорном стремлении к великому, к величию. Как сделать так, чтобы всем всего хватало, как достичь этого паритета в распределении, чтобы всем всего хватало? Чтобы жить как одна семья, в который каждый счастлив? Это возможно, если люди культурные. Причем культура — это не только изысканные манеры, этикет и знание искусства. Можно все это иметь, но не быть культурным, а превратится в «отполированного сатану». Культура подразумевает чувство сопричастности к живому. Культура — это часть духовного, это поведение, это нравственность, это нормы общего. Присутствует или отсутствует дискриминация в обществе, терпимость, толерантность — это все элементы культуры. Некультурный разумный будет стремиться уменьшить свою социальную нагрузку. Ограничить права остальных, воспринимая весь мир и разумных вокруг себя, как свою кормовую базу. Противопоставляя себя всем и каждому. То есть человек некультурный, невоспитанный, его животная натура доминирует. Не внешняя мутация, которая происходит без выбора разумного, а внутренняя животность, примитивность выбранная осознанно и проявляющаяся как определенная модель поведения. Которая наносит вред не только самой этой личности, но и всем окружающим в том числе природе. Если такая модель поведения у большинства, то цивилизация деградирует, откатывается на столетия назад, но культура не даст откатиться.

— В третьих, нет ничего зазорного в том, чтобы стремиться к величию, это естественная потребность человека, а в каждом из вас я вижу человека. Какими бы особенностями мы не отличались друг от друга, каждый из нас человек, но человеком мало родиться, им еще нужно стать. Наша внешность, наше тело — это всего лишь форма, вы все не на то обращаете внимание! Важна не форма, значение имеет наполнение, ведь мы любим конфетки не за фантик, а за вкус.

Тихие смешки разрядили атмосферу.

— Мы постоянно движемся от несовершенства к совершенству или в обратном направлении. Ничто и никогда не стоит на месте! Даже если вам кажется, что вы не движетесь — вы ошибаетесь, вы движетесь, просто маленькими шагами, и только ваша сила воли и стремление развиваться выбирает направление этого развития. Каждый день, осознанно или нет, но мы совершаем выбор между добром и злом, между развитием и деградацией, между великим и ничтожным, между формой и содержанием.

Я, если честно, от волнения уже с трудом стоял на ногах. Но мне помогал стоящий позади Агвид, своим молчаливым присутствием возвращая мне самообладание.

— Древние говорили: великого желать, стремиться к великому, прибежище в великом обретать…

Я замер, замолчав. О чем я пытаюсь сказать? Я сам еще плохо сформулировал в своей голове то, что уже хочу озвучить, да и кто я такой, чтобы говорить о подобном? И чем это может помочь им в повседневной жизни. Помолчав несколько секунд и услышав взволнованный моим молчанием шум трибун, я продолжил выдавливать из себя хоть что-то разумное.

— В этом послании скрыто слишком много и каждому из вас придется подумать об этом самостоятельно, я лишь дал то, что вспомнил, и то, что сам считаю важным. Поэтому рассматривайте то, что вы сейчас услышали, просто как советы верхушки нескольких айсбергов, если так можно сказать, а не горы Синай. Я не Моисей, вы тоже не ветхозаветные евреи, а эти немного беспорядочные мысли — не скрижали. Проигнорируйте их, если угодно, подвергните их сомнению, если необходимо, забудьте их, если иначе не можете. Если кое-что из них сейчас или в будущем вам пригодится, я буду рад. Если нет, мой гнев не настигнет вас.

Фух сердце колотилось об ребра, меня слегка знобило от волнения. Яскер настойчиво дергал мой рукав, привлекая внимание. Потому я решил сворачивать свое выступление, от которого, я надеюсь, не будет вреда.

— Сегодня здесь бились талантливые воины. Поэтому я думаю логичным было бы завершить свою речь цитатой Сунь-цзы из древнего трактата о военной стратегии: «Бывают дороги, по которым не идут; бывают армии, на которые не нападают; бывают крепости, из-за которых не борются; бывают местности, из-за которых не сражаются; бывают повеления государя, которых не выполняют».

***

— Это щас что, завуалированное разрешение на неподчинение?!

Стадион шумел аплодисментами, а мне на ухо шумел недовольный, как всегда, Яскер.

— Это просто цитата.

— У тебя ничего не бывает просто так, но сейчас не до этого. — Яскер буквально тащил меня вдоль сцены к ступенькам — Может, в твоем мудром трактате ты найдешь способ как нам выбраться со стадиона и желательно не частями?

— В смысле?! Все же отлично…все довольны.

Я, спотыкаясь, слетел со ступенек вслед за Яскером, и мы, минуя круглые ложи аристократов, закрытые прозрачными куполами, вбежали в такой же прозрачный коридор, ведущий к выходу из стадиона, но к выходу не общему, а для таких сиятельных особ, как мы с Яскером и остальные привилегированных засранцев.

— Ага, все отлично. На трибуны посмотри внимательнее.

Я мало успел разглядеть за те несколько секунд, которые у меня были, но все же заметил, как некоторые из разумных срывали с плеч капюшоны, которые на деле оказывались плащами голубого цвета. Количество таких «плащей» быстро росло, трибуны заволновались, а точки медленно и верно перемещались вдоль трибун, самое интересное, в нашу сторону…

Я не успел подробнее рассмотреть преследователей, потому, что пробежав коридор, мы попали в вытянутый холл с панорамными окнами. За которыми была глубокая ночь, раскрашенная неоновыми вывесками и подвижными голограммами. Вдоль столбов, подпирающих тяжелые трибуны, стояли охранники, но мы, не обращая на них внимание, неслись вперед. Я не знал, почему мы не ждем нашу охрану, почему не спускаемся на лифте, котором сюда поднялись, почему не попросим помощи у охраны, но вскоре я получил ответы на свои вопросы.