- Ты тоже это слышишь? – спросил у меня переносчик моей вселенной.

- Да, они определенно отлично сочетают песни и поклонения.

- Да нет же! Сюда кто-то идет. – Я не слышал и не видел. Но Поттер вдруг накинул на голову края мантии, тем самым переворачивая вселенную. – Это же Снейп. Он помыл голову! Он блондин! – шептал в припадке мальчик-который-выжил-но-укурился. Этот самый мальчик тыкал пальцем в пространство и прижимался ко мне. Может, я просто не вижу того, чего видит Поттер? И поэтому я залез головой к нему под мантию.

- Если он меня узнает, то его хватит сердечный приступ, – прошептал я. – Он мой крестный. Я не хочу.

- Поттер захихикал, как первокурсница. А потом вдруг вмиг стал серьезным. – Малфой, ты мне не поверишь!

- Конечно, не поверю!

- Не перебивай. Ты хотел травмировать психику Нотта в одиночку. А что если сегодня его буду пытать я? – видимо, глядя на незримого Снейпа, в Поттере просыпаются неизвестные, до сегодняшнего дня, злобные гении.

- Ты маньяк? – не смог сдержатся я, чтобы не сказать какую-нибудь злую шутку. Но Поттеру, вроде даже, понравилось это сравнение, и глаза его загорелись. – Воу, воу, воу, убийца недоросток, палехче! (именно так и никак иначе. – прим. автора) Ты укоренный! Какие заклятия? Какая месть?! Поттер! – Я пощелкал пальцами перед его глазами. – Это рискованно. Давай делать это через день, хотя бы?!

- Нет, Малфой! Крам же любит Гермиону, он может принять оборотное зелье! И я думаю, наложить те самые заклинания у него получится не хуже чем у тебя. Тем более он старше.

- Да, но его не готовили все лето становиться пожирателем. Поттер, очнись, невинные приключения кончились! Нам, прости за выражение, пиздец, если Крам залажает с заклинанием.

- Не ссы, Малфой!

- Это невероятная глупость, мой укуренный партнер! – подвел я итог. Поттер и Крам вдруг решили, что болгарину лучше пойти под своим собственным лицом, потому, как мое повторное появление во сне подозрительно, а Поттер еще потом захочет поразвлечься. – Ну сам посуди, Поттер! Почему я не могу пойти под его личиной? Все-таки я лучше наложу заклинания! – Крам фыркнул на мое заявление. Навел на меня полочку, опустил и заржал. А я стоял как в воду опущенный и нечего не понимал. Поттер почему-то стоял возмущенный, но во взгляде у него был небольшой страх.

- Помнишь? – спросил болгарин. И я понял, что не помню. Наверное, именно в этот момент я сдался, и позволил идти Краму измываться над Ноттом. А что делать? Не мы такие – жизнь такая. С большой неохотой я признал, что Крам может наложить заклинание, и, скрипя душой, отправил его в слизеринские подземелья, чтобы он разбудил Нотта болью.

Собственно я не усидел и пяти минут как поскакал следить за процессом внезапного пробуждения Теодора Нотта. Я наткнулся на Крама в подземельях, он, кажется, забыл пароль, и переминался с ноги на ногу. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться над ним. Он стоял такой потерянный, и я спас его, произнеся «панталоны гриффиндорки».

Мы прошли в спальню Теодора. Проблем никаких не составило, ведь на каникулы почти все слизеринцы разъехались по домам. Я быстро снял все заклинания с полога его кровати, и накрылся мантией Поттера. Крам направил палочку на парня и ровным голосом себе под нос начал шептать какие-то заклинания. Нотт подскочил с места, крича что-то о горящих ногах, а потом в ужасе уставился на Крама, спросонья не узнавая его.

- Ты вообще кто? – спросил он, махая на свои ноги и глазами ища палочку.

- Я совесть твоя, ублюдок.

Крам снова направил палочку на парня, и в этот момент его глаза были безумными. По-настоящему безумными, такими, как бывают у Гермионы. Я бы остановил, но это все смотрелось так эффектно!

Уже через десять минут пыток Крама над Ноттом, я признал, что идея позволить Виктору явится в «сон» Нотта была замечательной! Он знал такие заклятия, которые, как мне кажется, не знают даже Амикус и Алекто Кэрроу вместе взятые. А потом Крам просто прервал все пытки. Вылечил. И наложил заклинание забвения. Вот так просто из машины для убийств он прекратился в перекаченного парня. И не из-за испуга, как я. Просто он знал момент, когда должен остановиться. И, черт возьми, сделал это!

- Надо будет сказать Харри, чтобы завтра он применил на Теодоре «империо», – он сказал это с такой легкостью, словно говорил про «вингардиум левиоссу». На будущее надо будет записать себе и не нарываться на его месть. Ни за что.

Остаток недели мы собирали вещи для похода, пытали Нотта, пили алкоголь и подслушивали в выручай-комнате. Как выяснилось совсем недавно, наш милый Теодор Нотт испытывает чувства к Флоре Кэрроу, а точнее к ее острому уму, и язычку. Что, кстати, безумно странно, ведь прошлым его увлечением был никто иной как Колин Криви. Девушка не отвечает на его чувства. Но зато мы нашли тот самый рычажок, который сломает Теодора Нотта окончательно и бесповоротно.

Этот план мы составили всего на несколько минут, и оставили его

на нашу последнюю ночь, чтобы потешить свою душеньку, и преспокойно отправится в дорогу. Но самое интересное было даже не в этом. А в том, как наш милый добрый Теодор добивался внимания далеко не первой красавицы школы.

Теодор, видимо просто не подозревая о том, что девушка придерживается нейтралитета в этой войне, вовсю хвастался своим заданием, и скорым получением черной метки. Нотт так вдохновенно говорил, что не видел скучающего взгляда Фло, и ее зевков. Так же парень решил пригласить ее в Хогсмид, на кружечку сливочного пива. Все обернулось тем, что она читала книгу на лавочке, а он пил свое пиво рядом с ней. И выглядели они не парочкой, а просто незнакомыми людьми. Он даже как-то полез к ней поцеловаться, на что она сказала, что ее имя Флора, а не Колин. Мы тогда смеялись как не нормальные.

Но приятнее было получить письмо от Панси. Хотя его содержание было и не самым радужным, я был счастлив знать, что мои друзья еще живы.

«Ну привет, Малфой.

Прошу тебя, никогда и ни за что не рассказывай Блейзу об этом письме, и сожги его, как только прочтешь. Это очень важно для меня.

Я уже знаю, что ты, возможно, говорил, говоришь, и будешь говорить, но мне плевать. Я сбежала с тем, кого люблю. И я просто не могла отпустить его одного. Но я твердо верю, что мы все выживем на этой войне. Выживем, и будем жить счастливо.

Но пишу я, мой дорогой, не для этого. Я пишу рассказать тебе, что случилось со мной два дня назад. Мы с Блейзом были около Канады тогда, и искали один очень нужный артефакт. В общем, мы наткнулись на мою мать. Представляешь? И она сказала мне, что я позор семьи. Сказала, что ненавидит меня за мой побег. Сказала, что из-за меня убили отца. А потом она пустила в меня смертельное проклятие. Ты думаешь, как так? Ведь я это пишу. Просто, видимо, не так уж она и хотела меня убивать. Зеленый луч влетел мне прямо в живот, и прошел насквозь. Я даже равновесие не потеряла. Блейз этого не видел, и слава богу.

А теперь, Драко, я перехожу к сути моего письма. Малфой, я беременна. Точнее была. Ты не подумай, я очень хотела этого ребенка, да и Блейз наверное тоже хотел бы, если бы знал. Я ведь не сказала. Я уже собиралась, но залетела Гермиона, и я хотела посмотреть, как вы отреагируете на беременность. Вы отправили ее черт знает куда. И я решила сохранять все в секрете, хотя уже начала полнеть. Срок то большой. Ну, почти три месяца. У него есть пальчики. Наверное. Я не разбираюсь в этом, ты знаешь. Ну так вот. Почему же я все-таки была беременна…

Когда зеленый луч влетел мне в живот, я нечего не почувствовала. Но через несколько часов у меня был жар. Представь, что в тебе кто-то умер, Драко. Не можешь. А я могу. Потому, что я пишу, и мой малыш мертвый, гниет в моем животе. Я пишу тебе это, потому, что мне некому больше сказать. Я сегодня пойду к нашей фамильной акушерке. Она вытащит моего мальчика. Моего маленького, мёртвого мальчика, Драко!