Прохожие не без удивления смотрели на спешащую, почти бегущую барышню. Поддерживая юбки, она неслась по улицам, следуя давно знакомому маршруту. Мэри чувствовала, что вспотела и выбилась из сил. Прядки волос падали ей на лицо. Она, наконец достигнув цели, оперлась рукой о стену питейного заведения, позволила себе передохнуть. Нельзя же так сразу вваливаться внутрь, едва дыша. Легкие у девушки, кажется, были объяты пламенем, но она была довольна. Сейчас она войдет, бросится ему на шею… Нет, не бросится, ведь он ранен. Мэри прикрыла глаза, стерла слезы, которые из ее глаз выбил встречный холодный ветер. Сейчас, сейчас, минуточку. Нужно привести себя в порядок, окончательно отдышаться. Ах, как хотелось попить воды!

Мэри ступила за порог, огляделась. Было шумно, как и всегда бывает в воскресные дни. Народу было, как сельдей в бочке. Но она точно знала, куда ей нужно идти. Если Билл не смертельно ранен, он будет тут. Пройдя чуть вглубь, Мэри присмотрелась. Действительно, он был на месте. Дженни перебинтовывала Мяснику плечо, склонившись в опасной близости. Если бы кто-нибудь посмотрел на Мэри в этот момент, увидел бы, что на ней лица нет. Ее словно пригвоздило к месту. Ненадолго. Затем, когда потрясение прошло, она резко отвернулась, стиснула челюсти так, что хрустнули зубы, невидящим взглядом окинула залу. Все веселились, шлюхи задорно хихикали, выпивохи громко вели свои примитивные разговоры. Никто не заметил ее. Что-то сломалось внутри Мэри Грей. Это была наивность. Ну конечно, а она-то думала, что заарканила этого жеребца. Конечно! Конечно, у него было сотни таких. И будет сотни. Ты стала лишь промежуточным звеном, глупое дитя, немногим отличным от других. Тебя используют и выбросят. Мэри сжала кулаки и, из последних сил стараясь держаться, выскочила наружу. Она прошла с оживленной улицы, свернула в переулок и наконец дала волю чувствам. Девушка рухнула на землю, усевшись, как нищенка, опершись о каменную кладку какого-то нежилого строения, обхватила лицо руками и заплакала так тихо, так жалобно, как умеют плакать лишь женщины с разбитым сердцем.

Тем временем в кабаке все было по-прежнему. К Биллу подошел какой-то жилистый парень с желтым от цинги лицом из Ночных бродяг.

— Сэр, может быть, вам будет интересно… Здесь была малышка Мэри, — сказал он хриплым, гулким голосом, с опаской глядя на Мясника.

— Что? — рыкнул Билл. — Когда?

— Несколько минут назад, сэр. Я видел, как она постояла и ушла. Очень быстро ушла.

Билл отвел взгляд, прищурился и, мгновенно разозлившись, чего уж точно не ожидал Бродяга, ударил кулаком по столу так, что все сидящие и стоящие рядом вздрогнули.

— Дьявол, — выругался он, спрыгнув со стула, схватил недоумевающего бандита за грудки. Бродяга даже успел вспомнить слова из какой-то молитвы. Таким бешеным выглядел Мясник, что, казалось, сейчас убьет его, хотя тот явно превозмогал острейшую боль от недавнего ранения.

— Ты почему не пришел ко мне сразу, ублюдок?

— Вы были заняты, сэр, я не думал… — невнятно отвечал бедняга, попавшийся под горячую руку.

— Думай почаще, может, сбережешь голову на плечах. Надо было задержать ее.

Дженни смотрела на все это с удивлением. Не думала она, что Мясник так привязан к своей игрушке. Что ж, это показалось ей забавным. Для остальных внезапное бешенство Билла было чем-то вроде демонстрации силы, но воровка понимала суть происходящего, потому что знала мужчину гораздо лучше, чем все присутствующие. Она даже обрадовалась, что он потерял к ней интерес, потому что по-настоящему любила только Амстердама, этого сумасбродного юношу, так неожиданно появившегося в ее жизни.

— Ревнивая сука, — буркнул Билл себе под нос и продолжил значительно громче. — Где мой сюртук, блядины дети?!

К нему тут же подскочил какой-то парнишка, а такие всегда оказываются в нужный момент под рукой, готовые услужить, подал нужный предмет одежды. Надевая сюртук, Билл скрипнул зубами, плечо отозвалось острой болью, кажется, снова начало кровоточить. Но, не показывая слабости, он сплюнул и быстрым шагом направился к выходу. Хлопнула дверь.

Еще пару минут в кабаке висела тишина. Затем послышались первые разговоры, и пьянка продолжилась.

Мэри не знала, сколько просидела так на дороге, закрыв лицо руками. Из забытия ее выдернуло внезапное прикосновение. Кто-то тронул ее за плечо. Мэри встрепенулась, подняла заплаканные, раскрасневшиеся глаза. Лицо ее тоже немного опухло и покраснело. Но тем светлее казались голубые радужки, как два горных озера, прозрачные и прекрасные. Она не поверила тому, что видит, зажмурилась, открыла глаза снова. Все было взаправду.

— Так и думал, что ты не ушла далеко, — сказал Билл спокойно, с отеческой любовью достал из кармана жилетки платочек и вытер ее лицо. — Но не ожидал увидеть тебя сидящей на земле. Встань, простудишься.

Сильными руками он поднял ее, поставил, как куклу, при этом поморщившись, пронзенный болью в плече. Мэри все так же удивленно смотрела перед собой, прерывисто дыша и сглатывая слезы.

— Девочка моя, глупая, что же это такое? А, впрочем, не говори, сам знаю. Ты прибежала ко мне, увидела Дженни рядом, решила, что она шлюха, а я — негодяй, последний мерзавец, променял тебя на другую? Так? Но зачем же было убегать? Посмотрела бы подольше, убедилась, что все в порядке, нечего было так впечатляться. Джен любит другого, и я оставил ее в покое давным давно. Она стала чем-то иным, не той малявкой, которую я помню. С ней мы на короткой ноге, но после того, да, ты, наверное, знаешь, что она потеряла ребенка, да, Дженни изменилась. Мы сотрудничаем, но ничего больше. Уверен, в тайне она даже ненавидит меня, хотя отдает должное за то, что я приучил ее к этому миру, улыбается сквозь боль былых обид. Понимаешь?

Мэри кулаком размазала по щекам оставшиеся слезы. Она не поняла почти ничего из того, что сказал Билл, но общую суть уловила. Он ведь не врет, говоря, что между ними с этой рыжей все кончено, ясно, как день. Мэри почувствовала себя идиоткой. Она так быстро подчинилась первой же мысли, охватившей ее разум, повела себя глупо. В конце концов, сидела здесь на улице черт знает сколько времени, а ведь мама всегда говорила, что нельзя леди долго сидеть на холодном, иначе потом не будет детей. Девушка прильнула к Биллу, но он тяжело вздохнул и отодвинулся, скрежетнув зубами. И тут Мэри вспомнила:

— Боже! Ты ведь ранен! — она мгновенно смутилась, виновато, как нашкодивший щенок, поглядела на мужчину.

— Угу. Плечо. Ничего серьезного, царапина. Ирландский подонок целил в сердце, но Амстердам вовремя среагировал.

— Амстердам… — задумчиво произнесла Мэри.

Кажется, это была минута, когда Иисус коснулся ее чела своими перстами, потому что девушка была готова простить всех своих врагов, поблагодарить Амстердама за то, что спас, Дженни за то, что перевязывала. Груз упал с души и она снова видела мир во всех его красках.

— Ты не доверяла ему, верно? А смотри-ка, чуйка подвела, — усмехнулся Билл. — Пошли, я провожу тебя до Пятой авеню, дальше сама. Не хотелось бы мне там показываться, да еще и с тобой под ручку.

— А ведь город уже, наверное, спит.

Мэри посмотрела на небо, увидела звезды и убывающий месяц, улыбнулась себе и наступившему вечеру.

— Как же. А то ты не знаешь, как любят всякие скучающие стариканы и старушки, которые не могут уснуть от подагры или еще хер знает от какого недуга, поглазеть в окно перед тем, как пойти на покой, на временный или вечный. За окном можно увидеть много всего интересного, знаешь ли, если долго и внимательно в него пялиться, а потом за завтракам рассказать домочадцам, чтобы получить от них хоть порцию внимания. Чем эти консервы и занимаются. И иногда родственнички их даже слушают, зная об этой забавной особенности и ее пользе. Тебя не узнают, а вот я слишком приметный. Так что не испытывай лишний раз судьбу.

— Да, наверное. Но все же почему ты отправляешь меня домой? Ведь можно было бы…