Он безмятежно спал, по-хозяйски обняв талию проснувшейся Тины. Она сонно улыбалась, нежась в его руках и разглядывая старые шрамы на его ладонях. Внимательно, словно запоминая каждый рубец. Волосинки на её затылке едва заметно колыхались от его спокойного мерного дыхания.

Он не мог оторвать взгляда от переплетённых на кровати фигур. Они выглядели такими… правильными. Такими счастливыми и умиротворёнными. Как люди, которые наконец нашли то, к чему стремились очень долго. Грейвз никак не мог поверить, что действительно видит себя. Ему всегда казалось, что он никогда не сможет достичь того, что сделает его по-настоящему счастливым. Того, что так долго искал.

Уютную картину, которую Грейвз теперь хотел вобрать в свои собственные воспоминания, вновь заволокла молочная пелена.

***

07 мая, 1926 г.

Новая картина развернулась в его рабочем кабинете. Двое беззастенчиво целовались, полностью поглощённые друг другом. Грейвзу пришлось внимательно приглядеться, чтобы понять, где чьи руки - так тесно сплелись тела.

В этот момент раздался барабанный стук в дверь и почти сразу же она распахнулась, не выдержав напора аврора Канга.

- Сэр, у Центрального парка беспорядки…

Он замолк на полуслове, подозрительно наблюдая как Тина, которую при первых звуках вторжения в кабинет оттолкнул подальше от себя Грейвз, едва сохранила равновесие. Со стороны на первый взгляд могло показаться, будто она споткнулась, испугавшись резкого стука. Но Оуэн был слишком опытен, чтобы в его голове не возникли подозрения.

- Сейчас будем, - кивнул Грейвз, на лице которого сохранялось неизменное бесстрастное выражение.

Аврор Канг коротко кивнул, закрывая за собой дверь. Оставшиеся в тишине Тина и Грейвз молчали. Страстное напряжение, висевшее между ними до бесцеремонного вторжения коллеги, сменилось напряжением обиды и непонимания.

- Ты настолько стыдишься меня? – тихо спросила Тина, внимательно всматриваясь в лицо мужчины грустными глазами.

- Вовсе нет, - так же тихо ответил он, всё тем же безэмоциональным тоном, упорно отводя взгляд.

Теперь Тина из настоящего смотрела не на две тёмные, скованные недомолвками фигуры. Она смотрела на стоявшего рядом с ней удивлённого начальника, на лице которого отражались смятение и непонимание.

***

02 июня, 1926 г.

Маленький кулачок решительно забарабанил по светлому дереву двери кабинета Грейвза. Тина едва дождалась недовольного «войдите» шефа и резко распахнула дверь.

У стола, заваленного картами и исписанными пергаментами, стояли пятеро: сам Грейвз, близнецы Медина и напарники Кэмерин и Вайс. Взгляды всех авроров были устремлены на нарушительницу тишины.

- Оставьте нас, - коротко приказал Грейвз и авроры, обогнув Тину, молча покинули кабинет. Кэмерин Фишер прикрыла за собой дверь, бросив на Тину любопытный взгляд.

Но Тина не замечала ничего, кроме стоявшего перед ней шефа.

- Вы прервали совещание. – Холодный тон, с которым он сделал выговор девушке, был настолько контрастен с теми картинами, которые показывали предыдущие воспоминания, что Грейвз поймал себя на неприятном ощущении удивления. Тина из воспоминаний тоже была ошарашена его нарочитой отчуждённостью.

- Нам надо поговорить… - начала было говорить она, но Грейвз перебил.

- Если не о работе, не может ли разговор подождать до окончания рабочего времени? - в голосе сквозили недовольство и досада.

Тина замолкла, удивлённо наблюдая за шефом. Он неторопливо собрал карты и свитки вручную, не поднимая на неё глаз. Молча навёл порядок на столе, игнорируя Тину, будто её вовсе здесь не было. Будто она была пустым местом, без следа растворившись в сухом прохладном воздухе кабинета.

- Не может, - наконец заговорила Тина, звонким голосом нарушая повисшую неуютную тишину. Скулы её заалели, и глаза недобро блеснули. – Ты избегаешь меня больше недели, так продолжаться не может! Да, мы поссорились, но в отношениях такое случается. Нам нужно поговорить, а не делать вид, что ничего не было. Что нас не было!

Экспрессия в тоне нарастала. Грейвз поймал себя на мысли, что хорошо, что на его кабинет были наложены чары тишины, которые он время от времени обновлял, иначе сейчас весь Конгресс был бы осведомлён об их отношениях.

А затем подумал – а даже если бы и узнали? Но додумать эту мысль ему не удалось, потому что события в воспоминаниях Тины развивались слишком стремительно.

Грейвз у стола убрал последний свиток и поднял наконец взгляд на возмущённую девушку. На лице снова была та самая привычная маска. Ни одна черта не выдавала эмоций, а внимательный взгляд тёмных глаз был таким тяжёлым, что даже Грейвзу-наблюдателю стало отчего-то не по себе.

- А «мы» были? – тон был невозмутим и формален, будто мужчину вовсе не интересовал ответ. Словно вопрос был риторическим.

Грейвза-наблюдателя накрыло ощущение абсурдности происходившего. Он будто наблюдал за цирковым выступлением двух клоунов, которые вытворяли что угодно, даже самое нелепое, лишь бы заставить зрителей смеяться. Но в то же время отчуждённость и хладнокровие, с которым Грейвз из воспоминания держался по отношению к девушке, с которой воспоминанием ранее страстно целовался, слегка сбивали с толку.

Тина тоже была растеряна. Весь её запал исчез в момент, словно воздух, вышедший из проткнутого иглой шара. Иглой в данном случае оказался простой вопрос.

«А «мы» были?»

- Что ты хочешь этим сказать? – спросила Тина. Она заставила себя произнести эти слова, словно губы отказались повиноваться её воле. Никак не могла поверить, что услышала и поняла слова Грейвза верно. Не могла поверить, что он действительно сказал то, что сказал.

Грейвз тяжело вздохнул и взглянул на неё с укором, словно был утомлён недогадливостью девушки. Медленно уселся на кресло и скучающе уткнулся подбородком в сцепленные в замок кисти, глядя на Тину с усталостью.

- Тина, - мягко начал он, и Грейвз-наблюдатель с острой ясностью понял, всё происходившее было не затянувшейся шуткой. Что он, глупец, и вправду сам рушил всё, о чём так долго мечтал. Зачем? – Неужели ты и вправду решила, что между нами действительно могли быть настоящие отношения?

Обе Тины: и из воспоминаний, и стоявшая рядом с Грейвзом наблюдательница, побледнели, глядя на сидевшего за столом мужчину с недоверием и ужасом.

- Я взрослый состоявшийся человек, занимающий высокий пост, Тина. У меня нет времени на все эти глупости вроде романтических прогулок под луной и прочих глупых сантиментов, которые тебе так необходимы. Долгие любовные пляски вокруг да около – я перерос эти детские игры. Ты ещё слишком юна и излишне романтична, чтобы понять: в жизни всё на самом деле совсем не так, как в сказках, что рассказывала тебе мать. Я не принц, чтобы примчаться на белом коне и исполнять твои прихоти. А ты не принцесса, чтобы я был вечно покорён твоими красотой и прочими положительными качествами, которыми, будем честны, ты не блещешь. Ты неплохая волшебница, в какой-то мере у тебя есть способности. Но попала под моё руководство ты лишь потому, что была бедной сироткой. Я не хотел взваливать на себя дополнительные беспокойства о том, жива ли ты и не раскрыла ли нас перед не-магами, но меня заставили. Ты для меня лишь дополнительная нежеланная обуза, Тина. Да, не скрою, наши «отношения» были для меня довольно приятны, но ты стала излишне навязчивой. Они никогда не были для меня чем-то настоящим и серьёзным. Я просто развлекался. Должна же была быть хоть какая-то польза от того, что мне приходится отчитываться перед мадам Президент за твои вечные промахи.

Речь была плавной и до дрожи спокойной, будто заготовленной заранее. Тон был мягок и увещевателен, входя в удивительный контраст с излишней жестокостью смысла слов. Нет, это не мог быть он. Грейвз никогда не позволял себе высказывать вслух подобные мысли, даже если они и возникали в голове.

Обе Тины были словно оглушены его откровением. Тина из воспоминаний едва ли понимала смысл половины слов, а Тина из настоящего то краснела, то бледнела. Слова Грейвза были рациональны и оттого приносили ещё большую боль, исходившую от фигуры девушки почти осязаемыми жаркими волнами.