Профессор приехал из-за рубежа, чтобы изучать местный фольклор. Узнал у какой-то выжившей из ума деревенской ведьмы о русалках на реке. И стал шнырять туда-сюда. Вынюхивать да выискивать.
Так совпало, что шалопутная Руська, известная среди русалок особенной беспечностью, в одну из ночей забыла об осторожности. Сверкнула хвостом при полной луне и без маскировки. А Португез заметил.
И потерял покой совершенно. Днем и ночью ходил вокруг заводи. А тут и старая учительница в русальей школе ушла на пенсию. Потому как такой древней была, что уже и не помнила ничего.
В общем, зачаровали Португеза, в русалку обратили и пристроили к делу. Он, по словам Мавки, об оставленной человеческой жизни не жалел ни секунды, настолько ему у речного народа понравилось.
После уроков профессор Португез специально для Ружинки индивидуальное занятие устроил. Объяснял, какие рыбы для каких зелий подходят. У одной только чешуя, взятая в полнолуние, годится, у другой - правый плавник, с третьей - отвар в лягушачьем жиру с илом. Учил, как рыбу отпугнуть, как приманить, как успокоить.
Ружинка все старательно запоминала, так как записать было не на чем, а информация казалась невероятно ценной и значимой.
Мавка бросила на подругу участливый взгляд и попросила Португеза заканчивать.
- Для первого занятия, наверное, достаточно. А то в голове перемешается все. Да и вопрос у нас важный и безотлагательный, - и Мавка поведала профессору о проблеме с определением типа магии.
Глаза Португеза загорелись.
- Что ж вы сразу не сказали, - он принялся копаться в иле под валуном, извлекая из-под него старые рыбьи кости, цветные камушки, треснувшие склянки и обрывки пергамента. В поднявшейся взвеси нельзя было определить, что из этого мусор, а что действительно полезно.
- Ага! - профессор с гордостью поднял над головой зеленоватое зеркальце, покрытое сеточкой трещин и настолько помутневшее от времени, что отражение не передавало даже контур, только размытые пятна. - Детерминара! Сейчас мы про тебя все выясним.
Расположив зеркальце напротив лица девочки, Португез с пафосом пробулькал заклинание.
Ничего не произошло.
Ружинка терпеливо ждала, с поднимающейся внутри волной огорчения наблюдала, как меняется лицо профессора. Сперва Португез лучился гордостью, затем кустистые брови поползли вверх, а уголки рта начали опускаться. Важности в профессоре заметно поубавилось.
- Что-то не так? - осторожно поинтересовалась Мавка.
- Не работает, - признание выплыло изо рта Португеза тяжелым бувыпом.
Ружинка совсем поникла.
- А все вода! Испортили воду! Не та вода стала! - в отчаянии профессор потрясал кулаками, что выглядело так, будто он прищелкивал кастаньетами над головой в такт горячему испанскому танцу. Только в замедленной съемке.
- Да, - согласилась Мавка, - воду испортили.
Ружинка вопросительно посмотрела на подругу.
- Месяц назад началось, - пояснила русалка. - Местный химкомбинат выше по течению что-то сбрасывает. По чуть-чуть, но все равно заметно.
- То ли система очистки у них сломалась, то ли труба прорвалась, а может и вовсе - воруют! - негодовал профессор.
- Мы китежградским запрос о помощи отправили, - рассказывала Мавка, - но без толку. Монахи-то уже несколько веков как в граде на дне затворились, заслон магический поставили, никого не пускают. Только пение слышно из-под песка. А русалки тамошние не больше нашего могут.
Профессор попытался манипулировать с зеркальцем-детерминарой еще несколько раз. Ставил дальше, ближе, наклонял под углом, неожиданно подносил к самому лицу. Но в итоге сдался.
- Увы, - развел руками Португез, - была бы вода прежняя, а так - не выходит. Помехи.
Ружинка понемногу начала замерзать. Видимо, червячный жир растворялся, и настоящий глубинный холод покусывал за пятки.
Мавка заметила и принялась благодарить профессора за старания.
- Нам пора уже, а то Ружинка простынет совсем.
- Да, да, плывите, конечно, - Португез огорченно махнул хвостом, подняв со дна пещеры облако ила. - Может, скоро наладится. Кто их разберет, на этом комбинате. Вдруг, завтра починят. Тогда и приплывайте.
Ружинка горячо пообещала так и поступить. Ей стало жалко хорошего профессора, который под конец встречи совершенно раскис. Но на утешения времени не оставалось. Ледяной холод сжимал ноги, и девочки спешно поплыли к поверхности.
На берегу Ружинка десять раз пожалела, что не додумалась прихватить полотенце.
Надев платье прямо на мокрый купальник, она побежала домой, на опушку леса, в книжный домик, в тепло и уют. Мокрые рыжие косички забавно прыгали под полями черного котелка. Маевки, стрекотавшие о чем-то над кустом шиповника, проводили девочку странным взглядом.
Ружинка мечтала поскорее принять теплую ванну и выпить горячего какао, а затем записать все, что удалось узнать от Португеза про рыб и заклинания. И даже, наверное, наоборот. Сначала записать, а потом уже ванна и какао. Или все-таки нет.
Во рту возник вкус печенья, которое, разумеется, следовало окунать в какао, если никого поблизости не было, и есть вприкуску, если приходилось пить какао в компании. Потому как основное свойство окунутого в горячий напиток печенья - досадное размокание.
Ружинка представляла, как будет собирать размокшие хлопья ложечкой внутри чашки. Что, конечно же, безусловное свинячество, но только при наличии стороннего наблюдателя.