– В карманах арестованного тоже ничего не было.
– Я знаю: его обшарили первого, сразу. И эта подозрительная, нелепая смерть…
– Как раз это в порядке вещей. От исполнителей избавляются. Всегда. Вспомните Ли Харви Освальда.
– Да, но того пристрелили, а здесь что случилось? Он был отравлен? Что за препарат ему ввели?
– Абсолютно безопасное сильное тонизирующее средство. Дело не в препарате. Этого человека просто отключили.
– Как это?
– Отключили от жизни за ненадобностью. У него не было шансов. Он при любом раскладе был бы убит. И если бы покушение удалось – к счастью, этого не произошло, – или же, в нашем случае, как не оправдавшего ожиданий. Мы сталкиваемся с таким уже не первый раз.
– «Мы» – это кто?
– ФБР. Точнее – наш отдел. Есть указание всем отделам, всем подразделениям полиции, что, если где-то люди умирают при странных обстоятельствах, или происходят события, которым нет логического объяснения, или в случае внезапного кардинального изменения поведения адекватных в прошлом людей (как вчера, к примеру), то отправлять информацию к нам. Мы собираем статистику и пытаемся систематизировать полученные данные, чтобы в конечном итоге понять, что происходит.
– И что, много в нашей жизни такого… э-э-э… необъяснимого?
– Не хочу вас расстраивать, господин президент, но работы нам хватает. Правда, много информационного шума, но сейчас мы научились его фильтровать, и база собранных фактов достаточно объективна.
– На основании собранных данных можно ли делать уже какие-нибудь выводы? Объяснить, как человек, которому безоговорочно доверяли, решился на убийство? И куда пропала печать? Возврат этой реликвии – это вопрос государственной важности. Она пропала здесь. Хотя по регламенту должна находиться у госсекретаря. Он хранитель большой печати. Я боюсь, что это нарушение может нам обоим стоить карьеры, но это просто мелочь по сравнению с последствиями, которые могут наступить, если она не отыщется.
– Мистер президент, версия, которой я придерживаюсь, несколько фантастична для человека, не знакомого с реальным положением вещей. И в подобную трактовку событий очень трудно поверить, но это напрямую касается как вашей безопасности, так и безопасности страны. Именно поэтому я настоятельно просил о встрече с вами. Кстати, прежний президент считал себя сторонником научного прогресса (в его понимании, конечно), с недоверием относился к нашей работе и считал, что мы напрасно тратим государственные деньги…
– Давайте уже ближе к делу.
– Мистер президент, на основании собранных данных уже сейчас можно сказать, что, помимо известных физических законов, существует некая сила (или силы), способная даже временно изменять базовые законы природы, происхождение которой пока непонятно, причём достаточно недобрая к людям. Вернее, она – эта сила – использует людей для каких-то своих целей, считаясь с ними не больше, чем сами люди считаются с назойливыми насекомыми. Эта сила способна на многое. Например, воздействовать на сознание людей, подчинять его и управлять им. Правда, не всегда и не всех. Вчерашнее покушение наглядно это продемонстрировало. Несомненно, сознание охранника было перехвачено – я так это называю, – но до конца подчинить его она, эта сила (или, может быть, они, то есть силы) так и не смогла. Ведь в самый последний момент он опустил оружие и отказался стрелять…
– Он ещё явственно сказал: «СЕТЬ»…
– Мы к этой фразе ещё вернёмся. Это решение – а оно требует определённого мужества – его и погубило. Как только кому-то стало ясно, что подопытного нельзя заставить стрелять, его выключили, как ставшее ненужным устройство, – он рухнул, словно мешок, у вас перед столом. И потом грубо перетасовали память…
– Кто, кто выключил?
– Этого я пока, к сожалению, не знаю… А когда подлог мне и мистеру Макларри стал очевиден, кем-то было решено отключить ему жизненно важные функции. Я с такими вещами уже сталкивался. Программ уничтожения в таких случаях, как удалось определить, немного. И все они незатейливы. Главное в них одно: человек с захваченным сознанием совершает неадекватные поступки – в нашем случае стал киллером, – а после выполнения задания нейтрализуется. Но становиться киллером – это не обязательно. В принципе, его могут заставить делать всё что угодно, ненужную память потом стереть, а освободившееся место заполнить тем, что называют каждодневной рутиной. Подопытный живёт себе спокойно дальше, ни о чём не подозревая. Но это только в том случае, если содеянное можно скрыть. Впрочем, и о тайне тоже не всегда заботятся. Важность событий и реакция на них у этой… э-э-э… субстанции лежат зачастую вне человеческой логики. Ясно одно: если же подопытного считают очень опасным – его уничтожают. Либо провоцируют на суицид, а если он не поддаётся – я об этом ещё отдельно скажу, – инсультом блокируют высшую нервную деятельность; а если этого недостаточно, то через две минуты – инфаркт и остановка сердца. Так поступили с мистером Джексоном.
– Как? Как это возможно?
– Мистер президент, человек хрупок, а я работаю в организации, которая знает об этом очень хорошо. Если позволите, я продолжу… Надо признаться, в его случае есть один нюанс, с которым мне не приходилось сталкиваться. У него на руке обнаружили татуировку. Четыре буквенных символа. Татуировка старая, причём когда-то была неудачная попытка её свести. На коже в этом месте – грубый шрам, но буквы всё равно остались разборчивы. Мистер Макларри не верил своим глазам, потому что, во-первых, пирсинг и татуировки запрещены контрактом, а во-вторых, он готов был поклясться, что никакой татуировки до вчерашнего дня у Джексона не было. Дальше начинаются чудеса. Файлы с фотографиями, на которых она была зафиксирована, были скопированы на компьютер, который вечером загорелся – короткое замыкание в блоке питания. Словно компьютеры в ФБР – с китайской помойки. Самого фотографа неизвестные ограбили и избили по дороге домой. Фотоаппарат – не из дешёвых – пропал вместе с бумажником, а сам он, с перевязанной головой, уже не помнит ни о какой татуировке. Я настоял спуститься в морг и там выглядел полным идиотом – татуировка с тела исчезла, как не было! А перед нашей встречей, уже здесь, в Белом доме, я попросил мистера Макларри вспомнить вчерашний день. Он, в принципе, верно всё запомнил, но когда я спросил, что он скажет о татуировке на руке его бывшего подчинённого, он очень удивился и решил, что я что-то путаю, потому что условиями контракта, бла-бла-бла и так далее, по тексту. Другой человек на моём месте уже подумал бы относительно себя: а не пора ли врачу показаться – с такими странными видениями и такими навязчивыми вопросами? Но у меня есть хорошая профессиональная привычка записывать важные события и разговоры на телефон. Правда, с такой работой эта привычка всё больше принимает параноидальную форму, потому что особо важные данные я, вдобавок ко всему, шифрую и отправляю в облако. Но иногда привычка себя оправдывает. Вчера вечером мой телефон мирно лежал на столе – и вдруг ни с того ни с сего упал на пол. Поднял – не работает. Обратился в сервис – говорят: зачем вы его отформатировали? Уверяю: со стола упал – не верят! Если бы не облако… Господин президент, взгляните на это и послушайте.
Президент осторожно вставил наушник гарнитуры в ухо и уставился в переданный ему экран.
– Если всё обстоит так, как вы говорите, почему и этот материал не был уничтожен?
– Не знаю, вариантов масса. Может быть, всерьёз нас не воспринимают, может быть, они не настолько умны, чтобы всё предусмотреть, может быть, кому-то просто лень глубоко рыть, да может быть всё что угодно.
– Вы показывали эту запись начальнику охраны?
– Нет – кто знает, к каким последствиям это может привести. Выяснилось, что он тоже внушаем, возможно, что и не в такой степени, как Джексон. Но всё же. Зачем нам ещё один труп?
– А у вас есть предположения, что означают эти литеры на татуировке?
– Литеры… – Следователь задумался. – Джексон произнёс «СЕТЬ» прямо перед тем как упасть?
