Всё-таки, куда же меня занесло: мир меча и магии или плазменных пушек и анабиозных камер? Задрав голову, насколько возможно, я так и не увидел следа от летающих аппаратов. Обычное синее небо и облака, медленно переползающие с места на место.
Впрочем, отсутствие техногенных следов ещё ни о чем не говорило: Гендальф мимо тоже не проезжал, не пробегали хоббиты, не встречались и рыцари, с головы до ног закованные в железо, верхом на конях с налитыми кровью глазами. Ничего этого не было, а потому можно строить предположения дальше: что было бы для меня предпочтительнее: мужики с мечами или они же с бластерами.
Интересно, а можно вообще без того и другого? Поколдуйте назад, господа. Чего вам стоит?
Постепенно и мне передалось настроение моего невольного попутчика. А что? Меня не бьют, не пинают и не орут почем зря. Мне не нужно плестись в самые дальние штреки и пытаться в очередной раз собрать минимальную норму, чтобы после работы не остаться голодным. Вам приходилось драться из-за добычи, заранее зная исход? Я не приучен сдаваться без боя, но предопределённость душит получше любой депрессии. Плохо быть самым слабым: на тебе отыгрывается любой, а ты не можешь достойно ответить.
А ещё я, оказывается, очень соскучился по солнцу, по чистому воздуху, по ощущению бескрайней глубины над головой. Думаете, два пятьдесят – это мало? Поживите, когда потолок в полутора метрах, и ваша квартира покажется вам дворцом. Мне же пришлось особенно тяжко, иной раз чудилось, что моя жизнь теперь протекает в каких-то крысиных норах.
Я все дальше удалялся от темноты подземелья, крадущего у людей надежду и превращающего их жизнь во мрак, от тяжести каменного потолка, лишающего их воли и отучающего от чувства свободы лучше любых кандалов, и сердце мое заходилось от счастья. Что бы ни произошло, возвращения не состоится. Пусть мне суждено остаться уродливым карликом, но я хочу видеть небо, дышать полной грудью.
Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как мы выбрались из оврага, а мой желудок, которому в последнее время досталось, точнее сказать, не доставалось, однозначно твердил о том, что пора задуматься о привале.
Часов, конечно, не хватало. В темноте время течет по-своему, размеренное, не имеющее смысла существование вполне может обходиться без его подсчета и определения. Когда некуда торопиться и некуда успевать, когда все твои действия зависят не от тебя, о времени не задумываешься. Дали вздремнуть – хорошо, покормили – замечательно, привыкаешь к животной размеренности. Наверное, так чувствует себя корова: утром на пастбище, вечером – загон. Зачем ей часы?
Стоило же режиму лишь капельку измениться, как внутри меня грубая волна непокорной радости пошла ломать переборки размеренности. И первое, что потребовалось – ощущение времени. Я опять опаздывал, бежал вперед, слишком много шел без обеда. Мне даже хотелось по-мальчишечьи пуститься вприпрыжку, до того распрямилась сжатая внутри пружина, а в голове набатом гудела мысль: дальше, дальше, дальше!
Несмотря на полное отсутствие практики дальних переходов у прежнего хозяина тела, я чувствовал себя сносно. Пара-тройка часов бодрым шагом, вопреки моим опасениям, не заставила валиться с ног от усталости, а лишь добавила «утиных» вихляний в походку, и все больше хотелось пить.
– Иан? – окрик заставил меня притормозить. Мой конвоир задумчиво разглядывал что-то у меня за спиной.
Может, все-таки, привал, костер и еда? Что у жителей с поверхности может быть на обед? Надеюсь, тут едят что-то отличное от моего обычного рациона: улитки на завтрак, обед и ужин.
Неожиданная остановка, наконец, позволила рассмотреть моего спутника. В темноте деталей не разобрать – все гладкое, мрачное, смазанное, без четких очертаний. Свет, который я так люблю, добавил деталей, раскрыл границы. Я убедился, что громила, как был великаном, так им и остался. Почти под два метра, не коренастый, а, скорее, ширококостный и жилистый человек лет тридцати. Крупное лицо, на котором природа небрежно раскидала рот, нос и глаза. Складывалось ощущение, что все это собрано от разных людей, настолько все не сочеталось и казалось, что как-то криво налеплено.
Одежда на нем сидела ничуть не лучше: кожаная безрукавка на голое тело и кожаные же штаны, словно были скроены на ещё более крупное тело, сшиты небрежно, на скорую руку из множества мелких кусочков, так что громила напоминал Франкенштейна.
Зачем же я ему понадобился? Или наш мудрый вождь спихнул меня за долги? Тогда мой спутник либо не силен в торговле, либо долг оказался не слишком существенным.
Кожаный, как я его окрестил в уме, что-то сказал, но я не расслышал ни одного знакомого слова из того куцего запаса, что удалось почерпнуть за месяц. Я отрицательно мотнул головой, показывая, что не понимаю, Тот досадливо поморщился.
Нужно учить язык! Но как это сделать, если нет ни репетитора, ни денег на оного? Да и не до репетиторов мне сейчас – ещё неизвестно, куда заведет меня эта дорога.
Чужие долги меня не касались, а о собственной жизни стоило задуматься всерьёз. Какая бы причина ни подтолкнула моего спутника к тому, чтобы забрать меня с собой, людской альтруизм – это последнее, во что я верил. Даже если мне не понять его выгоды, она точно есть, не полный же он идиот? А значит, Кожаный явно строит на меня планы. Самое простое: купил-продал, тут много ума не надо. Можно ещё приспособить к какому-то делу или, на худой конец, сдать в аренду. Последний вариант мне совсем не нравился, хотя и первый не слишком был по душе. Я ничего не знаю про здешние обычаи и нравы в обществе, но я рос среди людей, которые могли позволить себе практически все, а потому не строил иллюзий.
Все вышеперечисленное говорило лишь об одном: я получил передышку, но ни на миллиметр не приблизился к решению проблемы своей дальнейшей судьбы. А потому следовало как можно скорее приступать к разработке плана и приведению его в действие. И первое, что я наметил, – любыми способами избавиться от своего спутника. Убийство я, естественно, не рассматривал, целиком сосредоточившись на побеге.
Останавливало от немедленной реализации плана только две вещи: во-первых, я не знал, куда мне идти, но с этим можно было смириться, во-вторых, я не очень хорошо себе представлял, каким образом смогу от него слинять.
Кожаный чувствовал себя вполне уверенно, а, следовательно, знал местность гораздо лучше меня. Мне нужно было получить хоть какую-то фору, а мы на дороге одни, и с меня не спускают глаз. И главное, следует принимать во внимание наши физические кондиции: сможет ли утка в лесу убежать от волка? Если взлетит, без малейших сомнений. А если она просто не умеет летать?
Поэтому мне с тяжёлым сердцем пришлось признать, что с побегом и свободой придётся повременить. До первого подходящего случая. А до тех пор вести себя тише воды ниже травы, чтобы лишний раз не злить великана. Моя покладистость может дать лишний шанс для побега, усыпив его бдительность. Только бы не проворонить эту возможность.
Еще этот языковой барьер. Почему бы при перемещении не позаботиться об этом вопросе? Насколько же проще оказалось мое существование, если бы я с самого начала умел понимать и говорить на местном наречии. Но как-то же раньше учили языки? Ну-ка, попробуем дедовский способ!
Я бухнул себя кулаком в грудь.
– Иан! – бодро заявил я и ткнул пальцем в Кожаного.
Мне пришлось несколько раз повторить действия, пока до него ни дошел смысл.
– Храст. – Кожаный хмыкнул и тоже постучал кулаком себя в грудь, затем произнёс что-то еще. Я опять покачал головой, на что получил молчаливое повеление продолжать путь.
Не повезло. У моего конвоира слишком мало терпения и, надо признать, не слишком много ума, чтобы он взял на себя роль моего учителя. Попытка первого контакта не удалась, хотя теперь мне хотя бы известно его имя.
Будет ли с этого толк? Стоит еще раз посетовать о гугл-переводчике?