–Купил!
–Давай сюда, – снова мотнул головой Егор. – У кого покупал?
–У араба на торжище. Сказал крыс травить.
В вырезанную из куска дерева посудину наполненную мясом, Вторуша высыпал из кисета мелко толченый серый порошек. Лихой размешивая свинину, велел:
–Кисет выбрось, руки помой. Смеян, суму подставляй.
–Ага.
Вымыв руки, Егор вернулся к товарищам, скосив взгляд на девушку, перешептывающуюся с Лисом, распорядился:
–Млава, сходи к матери, скажи пусть нам съестного в дорогу соберет.
–Уже уезжаете? – разочаровано спросила та.
–Да. Поторопись.
Вспорхнув со своего места и бросив томный взгляд на молодого Лиса, девушка убежала. Дождавшись, когда она исчезнет за углом, Лиходеев уселся рядом с Богданом.
–Ну, что, подельнички, присядем на дорожку?
* * *
В полной темноте, такой, что ни черта толком и не увидать, с узких улочек предместья верхами выехали в сам посад. Широкая, мощеная известковым щебнем дорога пошла улицей, где заборы выстроились карандашами частоколов, из-за которых высились терема на боярских усадьбах. Лай дворовых собак огласил округу. У-у, предатели! Сами не спят и лихому народу жизни не дают.
–Кажись, добрались. – Подал голос Лис. – Через две усадьбы, его дом будет.
–Стой, спешиться, – распорядился Лиходеев.
Лошади удерживаемые поводом встали, всадники соскочили наземь. Сонную одурь ночи за ближайшей изгородью неспешно развеяла беготня дворни и отсвет факелов. Из отдаления, суровый женский голос спросил:
–Чего надо, полуношники?
Лис тут же откликнулся, добавляя в голос виноватых ноток:
–Мы тетка не к тебе. Заблукали!
–Я те дам, тетка! Вдова боярина Онега я. Пшли отсель, а то велю дворне собак на вас иродов натравить. Заблукали они вишь!
–Прости боярыня, уходим мы! – В самое ухо старшему зашептал. – Ничё! Старая вдовица в высокое обчество не вхожа. Бедна, после смерти боярина стала. Я узнавал, вся дворня у ней – сторож, дакухарка.
–Двигаем!
Лошадей повели в поводу, как ни старались, предательское шуршанье копыт не добавляло тишины, как и дворовые псы, передававшие поздних проезжих, как говорится с лап на лапы. В душе Лихой костерил себя на чем свет стоит, как мальчишка прощелкал момент с этой долбанной щебенкой под ногами. Теряет квалификацию. Прошли мимо створ боярских ворот. Лис завел отряд в темный, поросший высокими кустами переулок. Сказал односложно:
–Здесь.
–Стоим, ждем.
–Чего? – спросил Богдан, моля богов о том, чтоб все поскорей закончилось.
–Ждем, когда все вокруг успокоится. В тишине-то работать сподручней? – не идя на конфронтацию, пояснил Егор, догадываясь отчего товарищ обретается в таком расположении духа.
–Тоже мне работу нашел! Татьба да и только.
–Работа. – Прошептал так, чтоб слышно было и другим. – Именно работа. Переиначу сказ одного мудреца, сказавшего: «Работа, каждая нужна, работа, каждая важна». Все замолчали! Стоим, слушаем тишину.
Стояли и молча слушали, до тех пор пока не заткнулась последняя шавка.
В голове прорезался уже знакомый голос.
«Пора! Последние полуночники угомонились!»
–Вторуша, остаешься с лошадьми, нас ожидаешь. – Приказал Лихой. – Лис, держи суму, угостишь собак мясом, затихаришся и нас ожидаешь. Давай! Остальные, друг за дружкой за мной, двигаемся не торопясь тихим шагом.
Когда подошли к нужному забору, из-за него уже можно было услышать только тихое поскуливание отравленных псов, а вскоре прекратилось и оно. Погода шептала! Как специально поднявшийся ветерок, нагнал с реки мерзопакостный моросящий мелкой крупой дождь. Оскальзываясь на очищенных от коры кругляшах, взгромоздились на забор, а с него попрыгали вниз.
Свет из узких окон-бойниц, отбрасывал призрачную тень. На нешироком крыльце, возвышавшимся над землей на пару ступеней, в свете колыхавшегося на ветру огня, разглядели человека, по ночной поре рискнувшего устроить наблюдательный пункт на несвойственном его сословию месте.
–Вон конюшня, – Лис указал пальцем, – за ней лачуги дворни и скотный двор на самых задах. По левую руку от терема, во-он за теми кустами, сторожка. Сторожат вои из боярской дружины, их пятеро, остальные с сыном боярина на выезде.
–Повезло.
–Ясен пень, повезло! – Лис лексиконом Лиходеева, вставил свои пять копеек. – Чё делать с ними будем?
–Ты говорил, можно только через чердак по-тихому в дом пробраться?
–Ну да. Со стороны заднего двора даже лестница приставлена, на теремной стенке бревна поменяли, так наличники ставят.
–Тогда те, что в караулке пусть пока поживут, а того гуся, который насест сторожит,… Смеян, мочи в глушняк, только с одной стрелы.
–Обижаешь, боярич.
Тренькнула тетива. Сторож на крыльце дернулся и затих.
–Порядок? – спросил Лихого Смеян.
–Супер. Пошли крадучись.
Заранее припасенные маленькие глиняные светильники, помогли не шарохаться по всему чердаку, а сразу найти ляду, открыв крышку которой, по ступеням спуститься на второй этаж, в расположение светелок. Обшитые деревом стены боярской избы, в призрачном свете отдавали белесой желтизной бревен. У стен сундуки и лавки, узкие окна-бойницы, на полах домотканые ковры, явно местной работы – такая вот обстановка.
Лис сунулся к уху, прошептал:
–По рассказу дворовой девки, это вот хозяйский покой. Там и там, детки спят. Там пустая, неженатый сынок в отлучке.
Егор еще раньше принял решение, кого, как использовать в деле и как поступить. Как ни странно, слабым звеном считал Богдана. Хоть в возраст и вошел, но так и остался чистоплюем и мамкиным сынком. Ничего не поделать, издержки воспитания, так сказать безотцовщина при живом-то родителе. Не раздумывал, распорядился:
–Богдан, сторожишь в коридоре.
–Почему…
–Исполнять.
Передал светильник Смеяну, вплотную подошел к двери, на полпальца приоткрыв ее, прищурившись, заглянул в щель. Тьма египетская!
«Там он. Не сомневайся. Почивает». – Подсказала душа выигранная в карты.
Прислушался. Протяжный, басовитый храп хозяина дома, перемешивался с храпом воспринимавшимся ухом более терпимо. Спите, значит? Оглянулся к своим, шепнул так, что едва услыхали:
–Светильник дай, входим.
Прикрыв ладонью пламя первобытного фонаря, обогнул двуспальную лавку со стороны боярина, кивком головы мотнул Лису на спящую женщину, одними губами произнося лишь слово:
–Страхуй!
Дальше не отвлекаясь и не отрывая глаз от фигуранта, обследовал местоположение спящего. Поставив светильник на неширокий подоконник, встал у самого изголовья, вдохнул, выдохнул три раза под пристальными взглядами подчиненных. Резко опустил, можно сказать, воткнул кулак в шею боярина, почти под самый череп. На выдохе храп прервался. Лихой отошел от клиента, распорядился:
–Теперь пеленайте и выносите. Я подстрахую.
Ростовчане, расстелив одеяло на полу, поднатужившись, уложили боярина на него, спеленали.
–Здоровый кабан! – свистящим шепотом оповестил Лис, при своем хлипковатом телосложении на пару со Смеяном, надрываясь под весом в полтора центнера.
Лиходеев поправив одеяло на боярыне, забрал светильник и прошмыгнул из светлицы в коридор.
–Богдан, подмени Смеяна, а ты ступай первым. Если кто шум поднять решит, успокоишь стрелой. Выходите через главный выход, а там через калитку. Идите, я вас догоню.
Дождавшись пока бойцы спустятся на первый этаж, прокрался к детям. В первой спал пацан, по возрасту его нынешних годов. Не пойдет! Больно возни много с таким. Во второй сопели сразу три девчонки.
«Младшую бери. В ней весу, чуть», – отметился голос.
Да, пошел ты. Советчик, твою мать!
Однако грешная, неупокоенная душа права. Мелкая самое то.
На цыпочках прокрался к той что помельче, примерился и пальцем надавил точку вверху хребта. Перевернул на спину, вгляделся. Глаза малой пристально следили за ним, из уголков глаз стекали слезы. Порядок, обездвижил. Иди сюда, моя хорошая. Запеленал, забросил худенькое тельце на плечо, выходя, прикрыл за собой дверь.