— Ну, как все прошло? — спрашиваю я их.
— Плохо, — хмуро отвечает Максвелл.
— Как вы и просили, — добавляет Розали.
— Так, во-первых, плохо я вас не просила выступать. Я сказала средне, — присаживаюсь в кресло напротив них. — Рассказывайте подробней.
— А зачем? Вечером вы и так все увидите, — говорит Розали.
С этим не поспоришь. Для приличия пару минут общаюсь со стилистами, а после ухожу в смотровой зал. Заняв, как обычно, самый далекий диван, достаю колоду и рассеяно перебираю карты, раздумывая о беседе с Катоном. В какой-то момент карта неудобно проскальзывает и оставляет царапину на пальце. Тихо ругаясь я осматриваю царапину. Надо же, даже такая безделушка может нанести вред. Маленькая картонка, которую можно легко помять и выбросить. Улыбаюсь. Очень похоже на мою ситуацию.
— Красивые карты.
Я замираю и медленно поднимаю взгляд на говорившего.
— Плутарх Хевенсби.
Бывший главный распорядитель Голодных игр улыбается и кивает головой.
— Разрешите? — спрашивает он, указывая на диван. Как будто я могу запретить. Он садится напротив меня.
— Ну что, Мирта, как настроение?
— Нормально, — бурчу я, не спуская с него глаз.
— Чего это вы так напряглись? Я не распорядитель, вы не трибут, так что все хорошо, — к нам подходит безгласый с двумя бокалами. Плутарх берет бокал. — Выпейте. Это шампанское.
— Спасибо, я не пью.
— И правильно, — мужчина забирает в второй бокал, ставит на столик. — Шестые или седьмые? Игры у вас.
— Седьмые.
— М, как много, — он делает глоток из бокала. — Как только вы держитесь… Могли бы давно бросить это невыгодное занятие.
— Легко сказать…
— В Дистрикте-2 ведь большой выбор победителей. Девятеро, если мне не изменяет память. Горжусь вашей преданностью делу.
Я стараюсь сохранить бесстрастное лицо. Чего он добивается? Знает ли он, что именно Капитолий виноват в том, что я не могу бросить работу ментора? А может, он здесь для того, чтобы разболтать меня и выудить какую-нибудь информацию? Нет, это у него не получится. Нужно как-то отвлечь его.
— А у вас какие должны были быть Игры по счету?
— Седьмые, как и у вас.
— Что же вам мешает их провести?
Плутарх улыбается и отставляет бокал.
— Наверное, то же, что мешает в вашем дистрикте выбирать случайных жертв на Жатве. Объявился доброволец.
— Какая жалость.
— О да. Но новый распорядитель горяч и полон энтузиазма. Посмотрим, что из этого выйдет.
Я киваю, облокачиваюсь на спинку дивана.
— Вы любите животных, мисс Дагер? — вдруг ни с того ни с сего спрашивает Плутарх.
— Смотря каких, — сухо отвечаю я.
— Например, кошек. Нравятся кошки?
— У меня дома живет кот. Подарок от спонсора.
— Точно же… — Плутарх залпом осушает бокал. — А птицы нравятся?
— Нет.
— Совсем не нравятся?
Я начинаю раздражаться.
— Совсем. Что за вопросы вообще?
Мужчина роется по карманам.
— Даже такие? — он протягивает мне какой-то небольшой предмет.
— Это сойка-говорун, — поясняет Плутарх. Я не отрываясь смотрю на выгравированную птичку на крупной серебряной монете. Он просто угадал, вот и все. Эти птицы всегда на слуху. Правда, их почти всех истребили… Наконец, я поднимаю на него глаза, пытаясь придать равнодушное выражение.
— Нет, не нравятся. Птицы — это не мое, — протягиваю ему монету. Он с улыбкой забирает ее и прячет в карман.
— В некоторых дистриктах эти птички очень популярны. Последнее время. Знаете, они быстро могут разлететься по стране…
Сомнений не остается: он знает, о чем говорит.
— Был рад пообщаться, мисс Дагер. Счастливых вам Голодных игр, — Плутарх поднимается с места, поправляет пиджак. — И пусть удача всегда будет с вами. — С этими словами он уходит.
Кругом громко разговаривают люди, раздается смех, но до меня это доносится глухим эхом. Он все знает, и по моей реакции он понял, что мне все известно. Про бунты, про сойку, про свой вклад во все это. Боги, он же может так раскусить и Катона! Ну вот, опять я все испортила. Что же делать? Притвориться дурочкой и сделать вид, что я ничего не поняла? Уже поздно. Признаться во всем Плутарху? Нет, в этом не будет смысла. «И пусть удача всегда будет с вами». Он не распорядитель этих Голодных игр. Он распорядитель моих Голодных игр. Здесь я трибут, и вот моя арена.
Я прячу лицо в ладони. Все намного серьезней чем я думала. Надо как-то предупредить Катона. Нет, наоборот: лучше держаться от него подальше. По крайней мере, на протяжении Игр.
До вечера я нахожусь в своей комнате и читаю какую-то казенную книгу, в которой через абзац прославляется президент Сноу и его диктаторский режим. Наконец-то Лесли зовет меня в зал: скоро покажут результаты индивидуальных показов. В зале собрались все: Лесли, трибуты, стилисты. Последних мне меньше всего хотелось бы видеть, но выгнать я их не могу. На экране появляется Цезарь Фликерман и со своей фирменной улыбкой начинает по одному назвать результаты.
Представители дистрикта-1 получили каждый по десять баллов — неплохо. И вот очередь Максвелла и Розали. Я затаиваю дыхание, в воздухе повисает напряженная тишина. Пять баллов Розали, шесть Максвелл. Лесли громко ахает, стилисты чуть ли не в обморок падают, а я просто теряю дар речи.
Это не средний результат, это отвратительный результат! Я хватаю пульт и выключаю телевизор. Шок перешел в ярость. Остальные оценки меня перестают интересовать.
— Что это было, черт возьми?! — ору я. — Какого черта вы устроили?!
Максвелл совсем поник и смотрит в пол, Розали же наоборот: делает удивленные глаза.
— Вы же просили: ребята, выступите средне.
— Именно! А это — отвратительно! — я гневно смотрю на стилистов и Лесли. Девушка кивает и спешит увести перепуганных капитолийцев прочь.
— Розали предложила так сделать. Чтобы совсем мозги всем запудрить, — начинает оправдываться Максвелл.
— С каких это пор Розали решает, как надо поступить? — спрашиваю я. — Я просила вас, чтобы вы выступили средне. Вы понимаете, что вы натворили? Вы угробили весь мой план по вашему спасению! После этого спонсоры даже не посмотрят в вашу сторону!
Гнев, отчаяние, страх и разочарование — все это во мне. Я хожу из угла в угол, схватившись за голову. Если спонсор откажется после этого от нас, то всему придет конец. Он — единственная моя надежда.
— Мисс Дагер, мы сделали все, как вы хотели, — спокойный голос Розали еще сильней раздражает меня. Я злобно смотрю на нее.
— Нет, вы сделали так, как тыхотела, — чеканю я каждое слово и, от греха подальше, ухожу к себе в комнату. Громко хлопнув дверью, я падаю на кровать и рычу в подушку. Никогда не теряла над собой контроль, ничто прежде меня не могло вывести из себя настолько сильно. В голове вертится одна мысль — жить осталось мне недолго. Страх и гнев, все смешалось, голова готова взорваться. Я встаю с кровати и с криком отчаяния бью кулаком по зеркалу. Оно моментально покрывается паутиной трещин, мелкие осколки впиваются мне в руку, по запястью уже струится кровь, но мне все равно.
Чертыхаясь, беру полотенце и грубо перевязываю рану. Затем открываю дверь и рявкаю:
— Йорк! Быстро ко мне!
Он в мгновение ока оказывается у меня. Я запираю за ним дверь и приказываю сесть.
— Значит так, — я задергиваю шторы, запираю дверь на замок. — Помнишь план, о котором я рассказывала?
— Помню.
Я сажусь рядом с ним и шепотом произношу:
— Первая часть остается без изменений. Но когда наступит время убить профи… — я еще сильнее понижаю голос, так что Максвеллу приходится наклониться ко мне. — Убей Розали.
— Сразу? - хладнокровно поинтересовался он, не замешкавшись и на мгновение.
— Да. Останешься один. Так даже лучше, не придется бояться удара в спину. Как избавишься от всех, бери в Роге все необходимое, потом уничтожь его и деру. Понял?
— Понял, мисс Дагер.
— Все, свободен.
У двери Максвелл останавливается. Кажется, он хочет мне что-то сказать, но не решается. Вздохнув, он выходит, закрыв за собой дверь. Я дрожащей рукой достаю пачку сигарет. Выкуриваю одну за другой две сигареты, совершенно ни о чем не думая. Смотрю на пораненную руку. Полотенце уже сильно пропиталось кровью. Выхожу из комнаты и направляюсь к Лесли. Она сидит в столовой, поедает какой-то зеленый салат.
