Машины на мосту стали останавливаться. Кто-то снимал парня на телефон. Он стоял какое-то время неподвижно, но никто к нему не подходил, всем было интересно, спрыгнет ли он вниз. И важно было успеть заснять его и выложить на Ютьюбе, в Инстаграме, послать всем своим знакомым, после этого смотреть весь день, сколько поставят лайков.

По мосту шла маленькая, немного кукольная женщина с короткой стрижкой в клетчатом пальто. Если бы не седые волосы, на вид ей можно было дать лет 35, не больше. Увидев парня, она остановилась на расстоянии, а потом нерешительно двинулась в его сторону.

– Макс, это ты?

Парень обернулся, но ничего не ответил.

– Макс, слезай. Чего удумал, поговорим… Сынок, ну будет уже. Не дури.

– Какой я вам Макс?! Я Льюис, Льюис, слышали? Проваливайте отсюда, не загораживайте, меня на телефон вон те придурки из черного «рено» снимают, завтра я буду звездой Ютьюба, – он расхохотался и повернулся лицом к реке.

– Послушай, сынок, я была неправа, не поняла тебя, я долго тебя не понимала, всё на себе была сосредоточена. Я же хотела как лучше, думала, тебе отец нужен, поэтому и вышла замуж за Жака.

– Вы в своем уме?! Какой Жак, какой отец? Я вас впервые вижу! Вы мне мешаете. Идите куда шли, ей-богу, мне не до вас и вашей личной драмы!

– Ну как же, Макс, сынок… Жак тебе был больше чем отчим, он тебя сыном называл, а ты его никак не принимал. А помнишь, как мы в Тунис ездили вместе? Ты на верблюде катался. А как мы фондю в Шамони ели, помнишь? Жак еще тогда вина тебе налил, а ты выпил и заснул за столом. Сколько тебе лет-то было, десять?

– Мадам, отойдите, – закричал Льюис, – не приближайтесь, вы мне не поможете этим бредом! Я устал! Я хочу поскорее прыгнуть, вы мне мешаете. Мне нужно сосредоточиться!

– Нет, Макс, не надо, не надо, милый, давай попробуем на этот раз справиться, попробуем вместе, я найду хорошую частную клинику в Монтрё, хочешь в Монтрё? Там, где Фредди Меркьюри лежал, хочешь? Там дорого, но мы дом бабушкин продадим, покупателей сейчас много. Ты справишься! Я буду каждый день приезжать, буду печь твой любимый тартатен из самых сладких яблок, а, сынок? Пожалуйста, ну что мне такого сделать, чтобы ты мне поверил, что все будет хорошо, все наладится, ты обязательно поправишься. Мы поедем зимой на юг Франции, в Менто-ну, там праздник Fête de citron[1]…

Женщина плакала, почти выла.

– Вы мне надоели! Ничего не знаете обо мне, ничего! Мне не нужна клиника, я не псих и не наркоман, я просто устал, слышите, я устал от этой гребаной жизни, от людей, звуков, от того, что в этой жизни ничего не меняется и миром правят деньги. Ты никто без денег, никто, зеро! Я не вижу цели, не вижу света, мне ничего не хочется, я даже бабу не хочу, понимаете? А мне 25 всего. Это никуда не годится жить без цели! Je suis fatiguée![2]

Льюис повернулся, чтобы спрыгнуть на мост к ней, но поскользнулся и полетел вниз. Слышен был его крик, крик женщины, всплеск воды.

У берега сразу появились люди, двое прыгнули в бурлящий стремительный Рон. Из-за деревьев выбежали человек пять и в напряжении смотрели на воду. Наконец Льюис вынырнул на поверхность и энергично поплыл против течения. К нему подплыли двое мужчин и сопровождали до самого берега.

Люди аплодировали. Какая-то девушка стояла с полотенцем и сухой одеждой. Бородатый человек закричал: «Стоп! Снято!» Льюис выбрался на берег, скинул с себя мокрую одежду и стал быстро растираться белым полотенцем.

– Кого вы мне подослали? Я не знаю эту актрису! Мы так не договаривались, пришлось полностью импровизировать. Я так вошел в роль, что уже был готов слезть с моста и продолжить разговор!

– Мы никого не посылали, это была случайная прохожая. У нас и актрис тут нет, ты один, – сказала девушка, которая принесла полотенце, – и прыгать было не обязательно, мы же договаривались! Слишком рискованно: течение сильное и высота 15 метров!

– Это ты мне говоришь? Спасибо, только что поплавал, знаю. Я поскользнулся, твою мать! Сигарету дайте! – Льюис дрожал от холода.

Он закурил и посмотрел на мост, откуда только что неудачно свалился. Тело болело, он сильно ушиб обе ноги и ободрал спину.

На мосту стояла женщина. Она больше не кричала. Она думала о своем сыне Максе, который прыгнул с этого моста в прошлом году. Это всё проклятые наркотики, чудовищные ломки, ее бессонные ночи и парализующий страх, который неотступно следует за ней многие годы.

Она приходит к мосту каждый день. И пытается его отговорить, пытается ему помочь. Слишком поздно. Но она все равно приходит – а вдруг получится?

Льюис докурил сигарету, бросил окурок в реку и направился к машине. Женщина смотрела вниз на его удаляющуюся фигуру и бормотала себе под нос: «Слава Богу, выплыл… это хорошо… вот видишь, все обошлось… тебе будет лучше, сынок… я знаю, мы справимся».

P. S. В 2018 году на мосту Пон Бютан установили металлические заграждения. Прыгнуть с него стало невозможно.

Зеленая краска может быть серой, если поскрести чуть-чуть и отковырнуть. За серой краской может быть желтая или голубая. Лежать весь тихий час лицом к стене несложно, трудно засыпать вечером у этой же стены. Перед сном хочется обнять маму, прижаться к ее большой груди и принюхиваться к запаху пота. А дальше слушать сказку про Карлика Носа, поправлять ее, если она пропускает что-то важное, и подсказывать имена.

Кто-то же придумал эти пятидневки? Очень больно в горле, будто комок застрял.

Вечером почему-то всегда очень страшно. От того, что серая краска не поддается, а так хочется понять, что там за серой? От того, что воспитательница разговаривает с какой-то женщиной и кажется, будто это мама пришла. Но в спальню не заходит и не забирает меня.

Дети такие шумные, их много. Они любят кричать и бегать. Хорошо, что есть зеленая стенка. Можно сесть у нее и смотреть на всех. Лучше всего учить дни недели на пятидневке. До среды все не важно, но после среды идет четверг, за которым стоит пятница, очень хороший день, когда вечером приезжают родители.

Это день, когда начинаешь говорить с непривычки медленно, удивляясь своему голосу.

Но иногда пятница приходит зря.

Ничего не остается, как ждать субботу, когда наверняка за тобой кто-нибудь приедет.

[3]

Со стороны, конечно, может показаться, что все у них ладно, они даже за руку вместе ходят. Если она не берет палочку, то ей нужно на кого-то опираться. Они могли бы спокойно сойти за пару живущих душа в душу пенсионеров.

Тут правда лишь в слове «пара». Между ними ничего больше нет, кроме тихой ненависти, недовольства друг другом и обреченности.

Она не готовит ему – покупает консервы и полуфабрикаты. Вываливает брезгливо в миску разноцветное нечто и ставит разогревать в микроволновку.

Он так же без удовольствия ест. Она отворачивается, чтобы не видеть, как жирная капля медленно спускается из уголка его узких губ к подбородку. Ей хочется закрыть уши, чтобы не слышать чавкающий звук от зубного протеза, который он достанет и облизнет после еды.

И так изо дня в день, утром, в обед и вечером.

Она разложит перед завтраком свои таблетки и спрей от астмы, он цыкнет, мол, весь стол заняла.

Они исправно ездят отдыхать на юг несколько раз в год по две недели, но в море не купаются. Сидят у бассейна молча каждый со своей книгой.

Обычно берут по две книги на каждого, чтобы было чем заполнить день. Она читает и улыбается: море любви, интриги, столько испытаний и счастья, невозможно оторваться. Он погружен в историю жизни Наполеона Бонапарта, это был настоящий герой, таких больше не осталось на земле, нет.