– Вззззз… вззз, – теперь уже откуда-то слева.
Где эта сволочь? Главное, не шевелиться и заметить, куда этот гад намерен приземлиться. Гад или гадина? Слышал, что у комаров кровь пьют только самки. Даже не сомневаюсь! Достаточно вспомнить жену в день моей зарплаты. О! Вижу! Здоровая такая. И худая. Худые все злые. Взять хотя бы мою тёщу… Так! На второй круг пошла. Сейчас только приземлиться, а я её ЛЯП, ШМЯК, ТРЕСЬ, ШЛЁП, ШАНДАРАХ!!! Одно мокрое место… хотя откуда мокрое? Интересно, осень завтра закончится, а она ещё летает. Последняя? Это я сейчас мочкану последнюю комариху? А если она последняя на Земле? Может, пусть пожрёт по-человечески перед смертушкой? Хоть будет, что вспомнить. Кайфанёт на раз-два! Во мне столько пива!
Тем временем насекомое зависло над открытой рукой и начало медленно снижаться. У меня очень хорошее зрение, несмотря на равнодушное отношение к морковке. Я видел, как от брюшка отделились шесть лапок-шасси и заняли свои места согласно инструкции по посадке. Тонкое вытянутое тельце, выпустив закрылки, или что там у них, опустилось…
А вот опустилось не очень удачно. Я бы даже сказал – бездарно грохнулось, запутавшись в густых зарослях волос на руке. Ну кто так садится, барышня? А как ты жрать собираешься? Три лапы в шпагате, две дрыгаются, как будто педали крутят, а шестая стоит на цыпочках. Я извиняюсь, фуэте собираетесь крутить? Так дело не пойдёт! Выбирайся из этой волосяной ловушки и ищи место для приёма пищи понадёжней.
Насекомое, дрыгая лапками и трепеща крылышками, вырвалось, наконец, из зарослей на руке и поднялось повыше, чтобы оценить обстановку. А что тут оценивать? Давай на пузо! Волос по минимуму, и поляна – хоть компанию зови.
Дошло видно! На мгновение зависнув и оценив поле непаханное, комариха (по-моему, я даже видел, как она облизнулась) сходу плюхнулась на мой живот. Потом, потрогав передними лапками свой хоботок, поставила его строго под 90 градусов к моему пузу и начала глубокое бурение кожного покрова. Не скажу, что совсем ничего не чувствовал. Чувствовал! Рая делала мне больно! Почему я назвал комариху именем моей жены? А догадайтесь, бл…!
Это знакомое всем состояние! Когда сидишь в кресле у стоматолога, вроде и укол сделали и нерва в зубе давно нет, а чувство ненависти к стоматологу не проходит. Вот не проходит!
Никогда не проводили подобных экспериментов? И вроде понимаешь умом – ну что эта фигня с крылышками у тебя отъест? Но тёплых чувств всё равно к ней не испытываешь. К Рае в смысле. А вот интересно, что у неё сейчас? Обед, ужин, полдник? И кто я для тебя, Рая? Второе или всё же десерт? А может, аперитивчик?
Около пяти минут Рая качала из меня кровь. Я хорошо видел, как заполняются пустые резервуары этого миниатюрного кровяного танкера. Видел, как вдруг поднялась и прижалась к брюшку задняя пара лапок, как всё тельце этой малюсенькой вампирши раздулось и приобрело цвет кровавого рубина. Красиво! Моя…
Через мгновение я почувствовал, как комариный бур вышел из меня. Обед закончен, господа? А дальше что? Танцы? Затрепетали, зазвенели, нарушая дачную идиллию, комариные крылышки. Тяжело оторвавшись от тёплой площадки живота, безвольно болтая натруженными лапками, Рая сантиметр за сантиметром поднимала вверх наворованное. Она медленно, проваливаясь в воздушные ямы, с трудом держа горизонт и сбиваясь с курса, приблизилась к моему носу. Звук, издаваемый её натруженными крылышками, то пропадал, то натужно тиранил слух. Мы встретились глазами.
– Спасибо, Саша! – сказала Рая.
– На здоровье, Раиса Захаровна! – ответил я.
Но тут! С яблони-антоновки, под которой меня ели, с самой верхней ветки, с самого верхнего, чуть пожелтевшего листочка, сорвалась капля вечерней росы. Прозрачная, как слеза, она поймала последний яркий луч заходящего солнца и сверкала, как алмаз в короне царицы-Осени. Капля всем своим чудовищным весом, с огромной высоты трёхметровой антоновки, обрушилась на мою Раю…
Лапки… крылышки… носик…
Ну, не то чтобы фейерверк, конечно! Так, розовое облачко на фоне жёлтых одуванчиков! Сиюсекундный натюрморт. Красиво, никто не спорит…
Чёрт! Как же чешется пузо! Вампиры среди нас! Пойду домой, надо чем- то намазать!
Пожалейте девочку-подростка!
У всех бабушки как бабушки! А у меня… У меня – бабушка Оля! Она мамина мама и дедушкина жена. Живёт она не с нами, у меня в комнате даже фотки её нет, но её фантом, так папа говорит, повсюду.
С тех пор, как я родилась, я не помню себя без бабушки Оли. Помню родилась, а бабушка тут как тут! И началось:
– Руки мыла? Кушать хочешь? Уроки сделала? Марш домой…
Ну когда тут жить в своё удовольствие, дышать полной грудью, самосовершенствоваться и проявлять инициативу? Всем этим руководит бабушка Оля! Инициативу гасит на корню, вцепилась в меня так, что не продохнуть, совершенствоваться разрешает только при поедании овсянки, и удовольствия от жизни, как сами понимаете, мне ещё ждать и ждать.
Нет, вы не подумайте, я не только бабушке досталась. Воспитателей у меня практически полный набор. Поверите? У меня даже прабабушка сохранилась! Я её все рассказы про войну уже выучила. И как они на самом большом танке заехали в Лондон – я думаю, Гитлера ловили. А потом Тимати ещё песню про это написал: «…я уеду жить в Лондон!» Помните? А потом ей сам Ленин медаль вручил. Вручил, а потом умер. А может и не умер… Я сама у прабабушки на старой пластинке трек слышала: «…Ленин всегда живой…».
У меня и дед есть. Его все Василичем зовут. И, между прочим, меня в честь его и назвали. Нет, вы не подумайте, меня не Василичем зовут, а Сашкой. Когда дедушка был молодой, его, наверное, тоже так звали, но это было давно. Дед – случай особый, я о нём лучше отдельно расскажу.
А вот мама с папой у меня хорошие. Я всегда говорю, что очень их люблю. И они говорят… Но у мамы с папой на меня мало времени. Дед говорит, что они «пашут, как рабы на галерах». Я пока не знаю, что такое «как на галерах», но думаю, это что-то очень тяжёлое и взрослое. Поэтому мной в основном занимаются два этих… неработающих пенсионера.
И, как понимаете, никакой личной жизни. Помню, повстречала я одного молодого человека. Знаете, так бывает! Словно искра, молния, радуга… Внезапно встретились глазами, улыбнулись друг другу, и всё! Понимаешь вдруг – это он! Единственный и навсегда! Всё! Выхожу за него. Я уже и колечко у бабушки в шкатулке присмотрела. И, казалось, уже ничто и никто не смогут нас разлучить в этом сложном мире. А фиг! Ещё как смогут. Начала, конечно, бабушка Оля:
– А не рановато ли, дорогая? Жизнь длинная, может, пока просто подружите?
– И маленький он какой-то для своих лет. И лопоухий! – подлил масла в бабушкину топку предатель-дед.
Бабушка Оля всё не унималась и умничала:
– Александра, не нужно так обнимать Вениамина! Боже, имя-то какое…
– Сань, смотри, у него и половины зубов-то нет и шортики мокрые. Обсикался, что ли? – продолжал унижать моего избранника Вениамина злобный дед.
– Ну и что, что мокрые! И то, что маленький… Вырастет! И зубки все вылезут. Мы же ещё молодые! Нам же всего по три годика! И слово В е н и а м и н я спокойно выговариваю, хоть и со второго раза. Любовь у нас! Понимаете?
Давно это было. Венька, или как его называют одноклассники, Веник, учится в параллельном классе. Маленький, прыщавый, с дебильной причёской, и по физре у него «трояк». Такие точно мне не нравятся. Но как мою личность пытались в молодости подавить – помнить буду и этим пенсионерам ни за что не прощу.
Честно говоря, думала, что вот пойду в школу и обрету свободу. Ещё одна ошибка молодости. Моя школа рядом, но каждое утро заспанная мама подвозит меня прямо к школьным дверям, а после уроков, двухметровой каланчой, возвышаясь над такими же встречающими, ожидает меня мой дед. Где её взять, эту свободу? Только познакомлюсь с приличным мальчиком, только он мне на сэкономленные от обеда деньги мороженое купит, только тяжеленный портфель до подъезда допрёт… Нате вам! Откуда ни возьмись нависает сутулая тень деда. Тянет свою старенькую ручку познакомиться, а потом как сдавит неокрепшую ладошку и тихо так:
