Я проводил парня взглядом и вошёл в подъезд. Вызывать лифт не стал, медленно, несколько раз останавливаясь, поднялся на шестой этаж. «Конечно, в твоём состоянии не за любовницей следить, а отлёживаться на одном из курортов, – сказал я себе, с трудом переводя дыхание. – Но, если слова Паскаря полностью подтвердятся, – тукало в мозгу в такт взбесившемуся сердцу. – Что ты станешь делать? Набьёшь морду противнику, – как минимум, само собой… А дальше что? Как Алине в глаза смотреть? Ведь уже неделя, как от неё – никаких вестей.»

Литая металлическая дверь поражала своей неприступностью. Я прислушался, но ничего не услышал. Не мудрствуя лукаво, нажал на кнопку звонка. Никакой реакции на заливистую трель не последовало.

«Ничего, гаврики, – говорил я себе, – вы меня очень плохо знаете. Если вы думаете, что я отступлю перед неприступной скалой, то глубоко заблуждаетесь!»

Когда я уже собрался пинать дверь ногой (ведь кто-то разговаривал со мной, чёрт возьми!), за ней раздался шорох, затем возня и наконец тяжёлые медленные шаги. Словно хозяин принял «на грудь» не меньше трёх пузырей «Столичной» и пребывал до недавнего времени в сладком делирии.

За дверью что-то грохотало, валилось на пол. Однако никакой раскатистой ругани, типичной для подобных случаев, я не услышал, и это меня насторожило.

– Ну, скоро там?!! – крикнул я и прислушался.

За дверью раздался треск, словно кто-то рвал не очень прочную материю, срывал с вешалок одежду, не удосуживаясь снять её по-человечески.

Наконец шаги замерли у двери. Звякнул металл, но дверь не шелохнулась. Словно слепой нащупывал замок в незнакомой квартире, тыкаясь туда-сюда беспомощными руками.

– Ну, ты, братан, и нарезался! – вырвалось у меня.

У меня к тому времени ноги тряслись от усталости, я обливался потом, голова раскалывалась от дикой боли. Всё же рановато я предпринял попытку ночной «экскурсии по городу».

Наконец засов скрипнул, дверь резко поехала на меня, я едва успел отскочить. Следом за дверью на площадку вывалился бледный окровавленный мужик в трусах и майке. Голова его гулко ударилась о цементный пол. Буквально на глазах из-под туловища начала растекаться чёрная лужа. Для меня сразу всё стало ясно.

«Алинка!!!» – вспыхнуло в чумной голове, и я бросился, перепрыгнув через раненого, в тёмную прихожую. Кое-как нащупав выключатель, я включил свет и чуть не вскрикнул: на паркете, на обоях, на сорванной с вешалок одежде, – всюду были кровавые разводы. Причём на полу – целые лужицы. Как бедняга умудрился в таком состоянии добраться до входной двери и открыть её – для меня было загадкой.

Не помню подробности осмотра квартиры. Алинки нигде не было. Вернувшись к раненому, перевернул его на спину, нащупал нитевидный пульс на сонной артерии. Потом задрал окровавленную слипшуюся майку в поисках источника кровотечения и увидел в руке орудие убийства: нож-финку. Несколько секунд, помню, рассматривал его, держа за лезвие, чувствуя, как сердце убыстряет свой ритм. Ещё бы, не каждый день оказываешься на месте преступления.

Потом, словно очнувшись, оглядел прихожую и увидел телефон, схватил трубку, но не услышал гудков. Тогда бросился обзванивать все квартиры на площадке.

– Вызовите «скорую» ради бога!!! – крикнул несколько раз, но никакой реакции со стороны спящих соседей не услышал, как не прислушивался. Соседи либо крепко спали, либо предпочли сделать вид, что крепко спят. Зато до моего слуха донеслись какие-то звуки снизу.

В следующее мгновение заработал лифт. Я понял, что могу оказаться в идиотском положении. Но на цементном полу умирал человек, которого я не имел права оставить. Бедняга к тому времени был без сознания, восковое лицо его в тусклом свете лампочки ещё не раз будет мерещиться мне по ночам. Рана находилась в самом солнечном сплетении: удар наносил профессионал: снизу вверх, под ложечку…

Внезапно двери лифта разъехались в разные стороны, и на площадку друг за другом шагнули два здоровяка в чёрных костюмах. Таких я про себя называю «охранниками банка». Один из них, отдалённо напоминавший Ван Дамма, отшвырнул меня от умирающего вглубь квартиры, второй, с глазами навыкате, склонился над телом.

– Гамбит, алё, кто тебя так? – шлёпая лежащего по бледным щекам, склонившийся грязно выругался. Я про себя окрестил его лупоглазым. Выпрямившись, он цокнул языком и покачал головой: – Вот тебе и резюме по факсу.

В квартиру зашли ещё несколько братков, абсолютно одинаковых, словно выпеченных в одной прямоугольной форме. Меня оттеснили в комнату, усадили на диван. Два бугая сели по бокам, пристегнув мои запястья наручниками к своим кувалдоподобным ручищам.

Лупоглазый уселся в единственное кресло и принялся рассматривать меня, словно рыбку в аквариуме, своими выпученными, чуть желтоватыми глазами. В другое время я бы непременно посоветовал ему проверить печень и ограничить выпивку… Но, разумеется, не теперь.

В кармане Лупоглазого запиликал мобильник, он молча выслушал собеседника и хрипло буркнул:

– Заберём этого урода с собой, там поговорим, а то янычары вот-вот нагрянут. Ничего не трогать здесь!!!

Не сразу я сообразил, что термином «урод» Лупоглазый обозначил мою скромную персону. А когда сообразил, то запротестовал:

– Я нахожусь на лечении в хирургическом отделе… Меня будут…

Ни один из моих доводов на братков не подействовал. Рот мне профессионально задраили скотчем и вытолкали из квартиры.

У подъезда я разглядел два джипа. Меня втиснули на заднее сиденье одного из них, по обе стороны устроились толстозадые громилы с физиономиями мумифицированных кин-конгов, и «кавалькада» рванула с места. В тех немногих боевиках, которые я иногда просматривал по телику, пленникам вроде меня на голову надевали мешки, чтобы те не запомнили дороги, по которой их везут к месту заточения. Мне же никто подобной «услуги» не предложил, из чего я сделал вывод, что живым меня никто отпускать не собирается. Так и покачивался на заднем сиденье: в пижаме, больничных тапках, со следами побоев на лице.

В голове же у меня «покачивалась» мысль: Паскарь – гнида, подставил меня, как котёнка. Знал, небось, что в квартире будет труп, и послал меня, влюблённого ревнивого пингвина на разборку. В это логово, в эту пасть.

Стоп! Но ведь убийство произошло только что! Смертельно раненый авторитет на своих ногах, фактически живой труп, доплёлся кое-как до двери, сам открыл её, а потом агонизировал на твоих глазах, Саныч! Спрашивается, мог ли подобное предвидеть Паскарь? Вряд ли, это спрогнозировать невозможно.

В голове у меня всё перемешалось: истекающий кровью бандит, мой роковой «лежачий полицейский», пацанва с резиновыми дубинками, павиано-подобные братки, восседавшие в джипе справа и слева. И впереди – полная неизвестность, от которой хотелось выть по-волчьи.

Едва джип выехал за город и помчался в направлении Кунгура, сидящий впереди браток развернулся и одним движением заклеил мне глаза чёрным скотчем. Поскольку руки мои были скованы наручниками, я едва успел дёрнуться и всхрапнуть. Что-то подсказывало мне, что сопротивляться, кричать, вообще выражать какое-либо недовольство в моей ситуации бесполезно.

Наконец путешествие закончилось. Меня вывели из джипа и сорвали с глаз скотч. Казалось, на скотче остались мои веки. Я стоял возле дощатого забора, вдали простиралась то ли деревенька, то ли небольшое село. Одноэтажные деревянные дома навевали воспоминание о детстве. Вдали алел край небосвода, значит, там должен быть восток, я попытался сориентироваться, но у меня ничего не получилось.

– В калитку, кадило! – прозвучало сзади, и мощный толчок в спину придал мне такой импульс, какой в школе на уроках физики никто не проходил. Мы – я и двое братков – поднялись на крыльцо, кое-как миновали тёмные вонючие сени и, наконец, оказались в просторной комнате с печкой посредине. Усадив меня на скрипучий табурет, братки «отстегнулись», застегнув мои руки сзади, и отошли к подоконнику. На небольшой диванчик уселся Лупоглазый, достал сигареты, закурил и опять, как в квартире убитого, уставился на меня.