— Она тебя любит, слышишь? Эмили тебя любит. — Обернувшись, Энджел встала лицом к лицу с братом. — Разве это не всё, что тебе нужно?
Его лицо подёрнулось дымкой недоумения; криво усмехнувшись, Шон заметил:
— Как же вам нравится обвинять меня в самолюбии. — Поймав ладонями лицо девушки, он быстро чмокнул её в губы. — Прости. Последний раз.
Больше всего на свете Энджел хотелось побить тарелки и закричать, что у него каждый раз — последний. Но если она так сделает, кто будет поддерживать спокойствие? Сосчитав до десяти, она открыла глаза. Брата в комнате уже не было.
Закинув криво отрезанный ломтик в рот, девушка терпеливо закончила работу. На подносе красовались двадцать четыре бутерброда, а по круглым чашкам была разлита заварка. Канапе должно было быть ровно двадцать пять штук, но во всём виноват Шон. И кривой ломтик тоже.
Закрыв на ключ дверь в кухню (помещение, где она впервые экспериментировала с готовкой, осталось кухней навсегда), девушка пересекла коридор и оказалась на пороге кабинета Хоука. Как всегда, дверь и окно нараспашку, и ветром сдувает даже на пороге.
— Канапе готовы, — доложила Энджел, формально постучавшись в дверной косяк. — На одну штучку меньше, чем я рассчитывала, но это не страшно.
— Ты что! — воскликнул Лаватейн, отрываясь от ноутбука. — Разве я не говорил, что по количеству бутербродиков определяется престиж организации?
— Хоук…
— Если их больше двадцати, то у нас есть шанс на премию, если тридцать — можем избавиться от проверки из министерства, а если СОРОК…
— Хоук!
— Что? — шеф обезоруживающе улыбнулся.
— Ничего. Эти «бутербродики» называются канапе.
Состроив скорбное лицо, Лаватейн закончил что-то печатать и вышел из-за стола, жестом пригласив её к себе. За эти пару шагов Энджел мысленно обругала себя, не в силах прогнать из головы «разговор» с Шоном пятиминутной давности, но Хоук просто предложил:
— Садись.
Не совсем понимая, к чему он клонит, девушка опустилась на край дивана, сложив руки на коленях. Шеф устроился рядом, аккуратным и быстрым движением распустил её пучок и, взяв в руку одну из длинных прядей, принялся расчёсывать. Получалось так незаметно и гладко, что Энджел даже не чувствовала зубчиков расчёски.
— Как здорово… Наверное, до потери памяти ты был парикмахером.
— Нет уж. До амнезии было что-то другое. — Понизив голос до мурлыканья сытого кота, он продолжал расчёсывать угольно-чёрные волосы. — У меня большой опыт в этом деле, знаешь ли. Было время… я долго расчёсывал такие же волосы, как твои. Тёмные, подобно ночи, и волнистые, как морская гладь…
— Ох… — Энджел не знала, как на это отреагировать, в голове боролись несколько разных мыслей — с одной стороны, она наслаждалась этой близостью, с другой — паниковала, с третьей — чувствовала что-то похожее на ревность или зависть. И зачем он ей рассказывает? — Повезло ей, наверное…
— О да. — Наклонившись к её уху, Хоук едва слышно выдохнул: — Это был Кайл.
Не заметив, как это произошло, девушка уже хохотала вместе с шефом. Помимо сверхъестественных способностей, он активно развивал свой дар портить интимную обстановку какой-нибудь несусветной глупостью.
— Чего вы ржёте? — как по вызову, на пороге возник Кайл и хмуро оглядел помещение. Причина его недовольства была ясна — Фабиана заставили одеться прилично, а он терпеть не мог официальной одежды. — Ну, я всё сделал. Тренировочные залы готовы, мелкий тоже.
— А они будут всё-всё осматривать? — удивилась Энджел. За ответом следовало обратиться к шефу, но Хоук, увидев Кайла, уже не мог прекратить смеяться. — Эй…
— Да в чём дело, — буркнул Кайл, останавливаясь напротив дивана. Не в силах смеяться в голос, Лаватейн что-то пискнул и швырнул в него расчёску. Увидев злополучные зубчики, Кайл невольно улыбнулся. — О боже, нет. Сейчас он будет тебе рассказывать, как однажды в жизни меня причесал. Это было ужасно. Лучше побриться наголо, чем подставлять ему свою голову.
— Правда? — протянула Энджел, не без опасения ощупывая свою голову. — Спасибо, что предупредил…
— Ага… Хватит ржать, — Фабиан угрожающе занёс ногу, метя в коленную чашечку.
— Я очень нервничаю и мне ни капельки не весело, — среагировал шеф, умело совмещая враньё с враньём. — Ты хотел по-дружески придать мне бодрости духа?
— А пинка по-дружески не хочешь?
***
Гости из министерства безопасности появились ровно в шесть. К этому моменту здание, ласково прозванное «гробом», было готово принять комиссию. Все пятеро стояли на первом этаже в полной боевой готовности и слушали Хоука. В летнем костюме и с нимбом уверенности над головой шеф выглядел ослепительно. Остальные тоже оделись официально, только у Шона пиджак мог в любую секунду треснуть от количества припрятанного оружия. По идее, к лидерам боевой активности принадлежал ещё и Кайл, но на первый раз решили ограничиться Ламбертом.
— Если они поймают вас на лестнице и станут задавать непонятные вопросы, валите всё на меня, — бодро инструктировал Лаватейн, поглядывая на часы. — Думаю, они разделятся, но если нет, будете стоять у меня за спиной с устрашающими лицами. Самое главное забыл — бутербродики для комиссии не трогать!
— Это канапе! — накинулись на него все четверо. Хоук показал им язык и отвернулся.
— Взятки не брать и не давать, маленькие ещё, — договаривал он. — Не вздумайте приставать к милым секретаршам, у нас своя есть. — Энджел покраснела и зажмурилась, что не помешало остальным на неё смотреть. Хоук собирался сказать что-то ещё нечеловечески важное, но его взгляд, направленный на стеклянные двери в холле, изменился; выражение лица стало чуть более серьёзным, и, не моргнув глазом, шеф произнёс: — Добро пожаловать.
К ним приближались трое. Эмили, держа в руках папки с бумагами, сдержанно кивнула, благоговейно трепеща перед компанией своих спасителей. Невысокий пожилой мужчина с пепельными бакенбардами, снявший с плеч пальто, вероятно, был её дедом, генералом Энтони Саммерсом. Он осмотрел команду и, пожав руку Хоуку, старчески звенящим голосом сказал:
— Рад видеть всех вас и премного благодарен за спасение моей внучки…
— Не стоит, генерал, это наша работа, — вежливо остановил его Лаватейн. — Вас не пятеро?
— Нет, увы. Сэр Никсон не смог приехать по состоянию здоровья, но он обязательно свяжется с вами позже.
При упоминании Питера Никсона все вздрогнули — он возглавлял Совет Генералов и имел немалое влияние на политику президента последние пятнадцать лет. С недавних пор сэр Никсон не появлялся на людях без инвалидной коляски, так что неудивительно, что он не смог приехать. Его всегда сопровождал верный помощник, афроамериканец Саймон. Пожалуй, сэра Никсона боялись и уважали примерно так же, как и главу министерства обороны, Джереми Фонга.
Тем временем в холле оставалась ещё одна немаловажная фигура. Почётный член Совета Генералов и приставленный к группе специального назначения наблюдатель, Чарльз Лестер. Он был выше всех в комиссии, и только Хоук мог прямо смотреть ему в глаза. Одетый в парадную военную форму, Лестер смотрелся более чем внушительно. Но его строгое обветренное лицо украшала неснимаемая плёнка раздражения — неизменная черта характера, порядком досаждавшая каждому, кто встречался ему на пути.
— Здравия желанию, — прогремел Лестер и протянул руку, тыльная сторона которой была украшена старым шрамом. Он явно боролся со своей неприязнью в присутствии окружающих.
— Здравствуйте, — ровно отозвался Хоук, обречённо протягивая руку в ответ. В момент рукопожатия у него так хрустнули пальцы, что Кайл и Шон еле удержались от сочувственно-издевательского фырканья.
— Я надеюсь, вы друг друга не убьёте, — обыденным тоном заключил Саммерс. — Полагаю, мы можем подниматься?
В коридоре второго этажа они разделились: генерал Лестер в сопровождении Эмили желал посмотреть на боевые навыки кого-нибудь из команды. Для пущей убедительности с ними должен был отправиться Кайл, но Хоук быстро распорядился, чтобы в демонстрации участвовали Шон и Эйден. То ли шеф хотел уменьшить концентрацию взрывных характеров на третьем этаже, то ли учитывал утреннюю стычку Шона и Кайла.
