— Мы-то тут причём… — Поддаваясь своему странному настроению, Джуничи обхватил их руками за плечи, чего никто из спонтанной троицы в жизни не делал. Ребята были слишком изумлены, чтобы вырваться или хоть как-то среагировать. Он посмотрел на небо. — Вообще мы ждём сигнала.
— Лаватейн-сан?
Хинами повернула голову к нему, и их с Джуном лица оказались слишком близко.
— Да?
Джуничи неопределённо кивнул. Ему, на самом деле, ничего не сказали. Но ответ был очевиден.
***
— Как ощущения?
— Отвратительно. Такое чувство, что вы все возлагаете на меня слишком большие надежды, — признался Хоук, не переставая рыться в шкафу. Мидорикава дождался, пока он заберётся туда с головой, и немного попрыгал на кровати шефа. — Перестаньте, пожалуйста.
«Не буду говорить, что на него возлагает надежды весь мир», — благодушно решил Мидорикава и сменил тему:
— Не хочешь навестить первый дом? Момент торжественный.
— Угу, а там отец, — пробормотал Хоук. На Мидорикаву полетели вещи. — Торжество торжеством, но мне нечего надеть.
Японец некоторое время подвисал, а потом в голос расхохотался, опрокинувшись на подушки.
— Серьёзно? На носу, можно сказать, битва века, а тебя волнует это?
— Люди смотреть будут… — То ли вконец смешавшись, то ли что-то найдя, Лаватейн полностью исчез в шкафу. — О.
— Так всё же, — настаивал Мидорикава, помогая закидывать обратно все вылетевшие футболки. — Я про ощущения. Тебе не кажется, что ты вот-вот лопнешь?
— Полдня не ел.
— Приём! — Мидорикава загородил собой пространство гардероба и стиснул ладонями лицо шефа. — Ты меня правильно слушаешь?
Укоризненный взгляд дал ему понять, что пока капитанские руки не отпустят щёки, говорить будет затруднительно, но Мидорикава не стал утруждать себя лишними телодвижениями.
— Я к тому, — терпеливо разъяснял он, — что только по твоим внутренним часам мы можем определить, когда это начнётся. Вся техника просто идёт к чёрту по сравнению с твоими ощущениями. Поэтому, пожалуйста, держи меня в курсе.
Высвободившись из его цепкой хватки, Хоук поделился:
— Когда меня в последний раз о таком просили, мы заблудились в метро и уехали к морю. Вы уверены, что это надёжный источник сведений?
— Другого нет, — не стал льстить Мидорикава. — Ну ты поймёшь. И скажешь мне.
— Если успею.
Мидорикава нахмурился, но переспросить не успел. Лицо Хоука озарилось чем-то невероятным, и, недолго думая, капитан снова вцепился в него руками, как в спасательный круг.
— Уже? Черти неземные, ты прямо светишься…
— Я… — Лаватейн вполне осмысленно посмотрел ему в глаза. — Я причесался?
***
— Что произойдёт, когда я сделаю это?
Энджел опустила глаза. Ей никогда не хватало духу сказать это, но, помимо всего прочего, существовал запрет на разглашение будущего. Хоук взял её за руки и переспросил:
— Скажи, пожалуйста, что произойдёт. Разве уже не плевать на эти запреты? Я должен знать.
— Ты не должен, — пробормотала она, утыкаясь лбом ему в плечо. — Совсем не должен. То, что я скажу, ничего не изменит.
Но она не могла скрывать всё, поскольку и так оставалось слишком много сдерживаемых в тени тайн. Приподнявшись, Энджел тихо-тихо сказала несколько слов. Они были подтверждены Мидорикавой, Таней, её матерью и главным законом очищения. Ничего не произошло — не грянул гром с неба, не пронзила молния насквозь, не рухнули стены. Хоук обнял её, мягко коснувшись губами тёмных волос:
— Вот и всё. Совсем не страшно было сказать, верно?
— Разве тебе не страшно?
Он не ответил, только погладил её по спине и вышел. Энджел недвижно смотрела в одну точку. То, что она только что произнесла, было тем, что она знала с самого начала. И всё равно шла правде наперекор.
«Кому из нас достанется более жестокая кара?»
Шон упрямо надул губы и откинулся на подушки.
— Я хочу это видеть!
— Больше ничего не хочешь? — невозмутимо спросил Эйден. — Если ты в таком состоянии куда-то пойдёшь, то это будет последним, что ты увидишь.
— О чём ругаетесь? — поинтересовался Хоук, заходя внутрь. Шон тут же переключился на него:
— Ну пожалуйста!
— Чего — пожалуйста?
— Я хочу посмотреть, как ты грохнешь Дьявола, — сказал Шон.
Хоук честно на него посмотрел:
— Я тоже очень хочу это увидеть.
— У тебя-то нет выбора, — заметил Эйден. — А этот страдалец хочет куда-то идти. Может, тебе ещё смотровую площадку пригнать, Шон?
— Прекрати издеваться… я пропускаю всё веселье, — Ламберт придвинулся к шефу, который очень вовремя присел к нему на кровать. — Хотя бы сфоткайтесь перед этим, хорошо?
— Может, после? — хмыкнул Картер. — Это будет более своевременно.
— Да, лучше после, — неопределённо сказал Хоук и сочувственно похлопал Шона по спине: — Ну ты ещё заплачь.
— Не буду, — невнятно пробормотал Шон, наваливаясь на него сбоку. — Утешьте мою грешную душу…
— За тем и пришёл, — тоном священника отозвался шеф. — Твою утешу, Эйдена утешу…
— Мою не надо, — отказался Эйден. Это не помогло, поскольку Хоук разрешения не спрашивал и уже висел на нём. — Давайте ещё заплачем, в самом деле. Что ты делаешь?
— Хочу обнимать людей, — продекларировал шеф. — Ты должен обнять меня в ответ. Все так сделали. Твоя очередь.
Вздохнув, Картер обхватил его руками, чувствуя себя полным идиотом.
— Так уж прямо все. Тебе ещё придётся заставить Кайла, если это массовая акция.
— Поэтому я отложил его на потом… Всё, давайте, — оставив их в покое, Лаватейн направился к двери. — Думаю, кто-нибудь действительно сфотографирует, мы же не сможем прятаться от всего города. Так что не ной, Шон.
— Я не ною, — почти улыбнулся тот. — Удачи.
— Спасибо.
Шеф закрыл за собой дверь, не обернувшись. Шон тут же развернулся к окну, в надежде увидеть что-то из самого запрятанного района.
— Ладно, собирайся, — неожиданно сказал Эйден. — Что за лицо такое? Собирайся, пока я не передумал. В конце концов, это нельзя пропустить.
Кайл встретился ему на крыльце, с самым обыденным видом открывающий дверь. Хоук тут же встал ему наперерез, чтобы не упустить момент.
— Это чё? — Кайл врезался в него, как в препятствие на забеге, и пристально уставился. — Шлагбаум?
— Именно, — улыбнулся шеф. — Давай, что надо сказать?
— «Пропусти, придурок»?
— Не-ет. Пожелай мне удачи и всё такое.
— Что, уже? — он изменился в лице и, немного отойдя от автоматических дверей. — Тогда удачи, конечно.
Хоук посмотрел на пакет с едой в его руке, вырвал его, бросил на пол и с лицом хитрого кота подался вперёд, повиснув на шее у Кайла. Разумеется, никакой реакции.
— Ну что вы все как деревянные? Самому намекать приходится!
— Да понял я, — проворчал Кайл, намеренно сильно стискивая его в ответ. — Никто не соображает, потому что это слишком неловко, блин.
— Подумаешь, неловкость какая… Ауч, ты мне рёбра сломать решил?
— Вернёшься — точно что-нибудь сломаю, — усмехнулся Фабиан. Шеф замер, перестав в шутку вырываться и пытаться его задушить. — Главное, напомни, а то со всем этим апокалипсисом и забыть можно.
— Да. Конечно, — отцепившись, Хоук хлопнул его по плечу и спустился, выходя на улицу. В то же время остальные показались в холле, собираясь провожать и наблюдать. Обернувшись к прозрачным автоматическим дверям, Кайл посмотрел вслед шефу, видя в отражении сосредоточенное лицо Энджел, восхищённое — Шона, уверенное — Эйдена, и своё, неопределённое, но всё-таки своё. Они молча глядели, стоя бок о бок, как Хоук уходит вперёд к большой дороге, одновременно расстёгивает пиджак и, стянув его, бросает прямо на улице, остаётся в рубашке и всё так же на ходу расправляет крылья, не остановившись ни на шаг, как раньше, а быстро и невозмутимо, будто делал это всю жизнь.
— Нет, — сказал Кайл. Стекло дверей искажённо отобразило его побледневшее лицо. — Нет, стойте…