— А какая? — подозрительно осведомились из трубки.

— Родная, — брякнул Максим Сергеевич. В трубке радостно заржали, а потом разговор прекратился.

Сделав вид, что всё прошло замечательно, социолог отвернулся от обалдевше-заинтересованной рыжей дамы. Он тут не связистом нанимался, чего вы хотели?

Пара наконец-то началась: Мечников слушал и тут же весьма едко комментировал заданные на дом эссе. Единственный, кто не получил придирок, был староста — но старосту упрекнули в том, что он слишком умный и с ним скучно. К счастью, Илья легко к этому относился, иначе бы не дотянул старостой до четвёртого курса. Запамятовав, зачем он вообще сюда пришёл, Максим Сергеевич по привычке просмотрел тесную учительскую и замер — тут сидел нелюдь. Прямо тут!

Для невинного наблюдения, чтоб не оборачиваться, пришлось воспользоваться зеркалом, закопанным в чьих бумажках. Особенно ему понравились: записка от декана лингвистов — декану филологов (с не очень вежливой просьбой прекратить вые… выде… выгибать пальцы), заявление на перевод с испанского на итальянский («Я больше их не перепутаю, честное слово! С уважением, Петров…»), заявление о добровольном уходе с филфака («Не поминайте зарубежным филологом. Без уважения, Иванова…») и так далее в том же духе. Так вот, зеркало. Оно отражало историков, и нет, там не было того парня, который умер. Да и Мечников явно не видел никого подозрительного. Но тогда…

Прищурившись, Максим Сергеевич взглянул на рыжую даму. Та, облокотившись на спинку своего стула, задорно подмигнула и показала язычок.

Это в смысле?

— Нам выйти? — приподнял брови Мечников, болтая ногами. С его габаритами это было весело. Когда крупные — ни разу не толстые, именно крупные — люди болтают ногами, сидя на хлипком столе, весело всем, кроме стола.

— Я бы не отказался, — пожал плечами Максим Сергеевич. — Но идти вам некуда…

— Продолжайте занятие, — улыбнулась рыжая дама. У неё оказался соблазнительный низкий голос — что ж, самое то для ведьмы! Может, подать какой-нибудь знак Мечникову, чтобы он не выделывался? А то ведь получит латынью в глаз. Впрочем, его проблемы.

Телефон зазвонил снова. Смирившись с тем, что сегодня он диспетчер, Максим Сергеевич взял трубку.

— Меня зовут Ирина. Ирина Арсеньевна, — заговорила трубка голосом рыжей дамы. Она держала рот на замке, но пальцами в воздухе набирала… на клавиатуре, которой не было! Максим Сергеевич не удержался от улыбки, давно он такого баловства не видел. — Фамилия — Окунь, вы могли ржать надо мной в расписании.

— Мог, но не ржал, — отстоял свою честь социолог. — Оцените силу воли.

— Оценила, — Ирина Окунь улыбнулась, всё ещё молча — ну, для всех остальных она молчала. — А вы, наверное, Максим Сергеевич Барсов.

— Надеюсь, это всё, что вы обо мне знаете.

— Вы волшебник, — возмутилась Ирина Окунь. — Вот теперь всё.

— Спасибо, — рассеянно сказал Максим Сергеевич. — Вы не могли бы перезвонить после занятия?

Ирина Арсеньевна Окунь, может, и обиделась, но виду не подала. А баловаться пора прекращать, и так люди смотрят.

Что ж, ведьма… Рыжая, как морковка, с низким грудным голосом и лёгкими движениями, хотя несколько полновата — да, определённо современная ведьма. Ещё и латынь знает отменно, он слышал. Интересно, давно она тут и зачем? Максим Сергеевич слушал вполуха, что метёт Михан Григорьев и как над ним сначала шутит, а потом, видимо, сдавшись, ржёт Мечников. Ирина Окунь… Животные фамилии, да ещё в таком чистом виде, тоже указывают на не совсем земное происхождение. Сам таков, вот и она такова.

Зазвонили в третий раз. Максим Сергеевич задумался, а не разозлиться ли ему.

— Добрый день, — сказали в трубке.

— Недобрый, — вежливо отозвался социолог. — Вы что-то хотели спросить?

— Да, — не спасовал собеседник. — Мм, видите ли, я ищу одного молодого человека. Он сегодня на улице в меня врезался и немного повредил. В очках такой, противный. Не знаете?

Максим Сергеевич сразу вспомнил того философа с первой парты. Конечно, они все одинаковые, эти философы, но…

— Вы будете выяснять отношения? Тогда не знаю. И вообще, сюда обычно звонят по вопросам приёмной комиссии.

— Не знает он! — разбушевались в трубке. — Тоже мне, диспетчер! Мне три тысячи лет, проявите уважение!

Сколько-сколько? Вот тебе раз…

— Не кладите трубку, — попросил Максим Сергеевич и откопал на столе расписание. Философы, курс, поток, группа… — К первой паре шёл молодой человек?

— Именно, — обрадовался трёхтысячелетний собеседник. — Накажите его как следует.

— А может, вас? — негромко спросил социолог и заодно заметил краем глаза, как напряглись плечи ведьмы Ирины Окунь. — Незарегистрированное появление оборотня в данном районе, впрочем, как и в любом другом районе не обратной стороны, карается неписаным, но от того не менее неприятным законом.

— Чего-чего?! — завопил собеседник, но он явно занервничал. — Я не оборотень, я… я столб! Я правда столб!

— Вы не столб, вы именно оборотень. Вы стали столбом, чтобы получить боль и энергию студента. А теперь хотите получить его целиком. Понимаете, о чём я говорю? Отправляйтесь-ка домой, на обратную сторону…

— Чтоб ты мизинцем об тумбочку ударился, волшебник хренов! — заорали в трубке перед тем, как отключиться.

— Хорошее проклятие, и методы интересные, — пробормотал Максим Сергеевич.

И, чтобы проклятие не подействовало, добровольно шарахнул ногой об тумбочку. Чары развеялись прямо в воздухе.

Ирина Окунь явно собиралась его дождаться, Мечников задерживал студентов, всё было как обычно… За исключением того, что это уже второй за два дня момент, который категорически не нравится Максиму Сергеевичу как волшебнику. Что ж, с ведьмой можно и союз заключить, если только она не старше него на тысячу лет: волшебство волшебством, но когда тебе сороковник, а даме — столько же, но на тысячу больше, это несколько неловкая ситуация.

Таким образом Максим Сергеевич Барсов сегодня спас жизнь, пятую точку и астральную оболочку Геннадия Прянишникова, и ни один, ни другой об этом не узнали.

========== 4. ==========

И всё-таки лифт!

Переговорить с ведьмой было нужно позарез — прикинув, с каким завидным упорством разноранговая нечисть рвётся в университет, Максим Сергеевич решил, что раз она вся такая рыжая да загадочная, вот пусть и поможет. Ирина Окунь не возражала явно: потянувшись за ним из учительской, не отстала ни разу. Вот бы пообщаться без посторонних глаз! Но невозможность этого Максим Сергеевич понял ещё в самом начале работы в универе. Хочешь говорить конфиденциально — хоть в метро, только не здесь.

Действительно, стоило им войти в лифт, следом внутрь завалился Мечников.

— Не хотел вам мешать, — историк умудрился сделать свой низкий голос ещё ниже, — но Родина зовёт.

— Куда же она тебя зовёт, Саша? — поинтересовался Максим Сергеевич, несколько раздосадованный его появлением. — В столовую пожрать?

Гримаса Мечникова выражала такое явственное «да», что возразить ему было нечего.

Ладно, при нём говорить можно. Мечников, может, и взъерепенился тогда, в кафе, но сейчас явно об этом подзабыл. Ведьма ничего не знала, поэтому разочарованно вздохнула.

— Вы можете не сдерживаться в выражениях, Ирина Арсеньевна. Я ручаюсь…

Договорить ему не дали — дверцу лифта придержали ногой, и внутрь ввалились Михан Григорьев со своим старостой. Михан шарахнулся от Мечникова в сторону рыжей преподавательницы, Илья самоотверженно прилип к историку, хотя выбора у него не было — в лифте становилось теснее и теснее.

— В самом деле, — пропела Ирина Арсеньевна. — А теперь? Кто-нибудь, нажмите «вниз».

Нажали «вниз», лифт тронулся вверх. Несколько лет назад Максим Сергеевич был свято убеждён, что это — умело наложенная порча. Сейчас-то он знал, что этот универ — сам по себе какого-то рода порча, всё у них не так…

Верхний вестибюль явил их взору библиотечный этаж. Из окон лился мягкий свет, ровные шкафчики с книгами вели в основной читальный зал, а на пороге лифта застыла несколько ошарашенная Кара с охапкой книг.