«И ведь очевидно из этих записей, Жданов, – рассуждал он все больше злясь на самого себя, – что с Зорькиним у нее никогда ничего не было. Действительно, просто друг. И такие бывают, выходит. Хотя, может он из этих, друзей Милко? Скорее всего. Говорят, они бывают самыми лучшими подружками… И те фразы оказались именно про тебя, без вариантов. С ума сойти, она тебя – тебя, Жданов! – считает очень искренним и честным человеком, который никогда не предаст. На самом же деле все с точностью до наоборот, и от это гадко и муторно. Ты ее целовал и пафосно клялся луной, как в дешевом водевиле, а эта искренняя и верная девочка тебе верила, возводила на пьедестал и собиралась защищать от всего мира. Ну как, не больно будет шлепнуться с пьедестала в грязь, а, Жданов?»

«Не понимаю, почему Андрей всё время спрашивает про Колю. Ревнует, что ли? У него прямо глаза кровью наливаются, когда я Колино имя произношу. С ума сойти! Точно, Андрей – ревнует меня к Коле. Это так неожиданно. Никто никогда не ревновал меня, кроме Коли, конечно, и то потому, что я раньше защитилась у нашего профессора, чем он.»

«Смешно, Жданов, до чего же смешно… – подумал он, даже рассмеялся вслух и вздрогнул от того, насколько резко и неприятно прозвучал его смех. – Она считала твою ревность к Коле неожиданной и странной. И понятие ревности в ее жизни было прежде завязано на достижения в учебе, а не на отношения между людьми. А ведь… – Андрей вздрогнул от пронзившей его мысли, – ты ведь тогда действительно ревновал. Да, был и страх за Зималетто, но злость на Зорькина была вызвана далеко не только именно этим страхом. Тебя бесило, что у кого-то могут быть какие-то права на Пушкареву. Словно у тебя самого на нее какие-то права есть. Эксклюзивные. Абсолютные. И далее по списку… Да и сегодня, когда ты ее дневник увидел, ты же именно заревновал к мифическому мистеру Икс, и это занимало тебя гораздо больше, чем история с инструкцией.»

Он ошарашено уставился на дневник, потом отложил его и откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза.

«Нет, Жданов, это не может быть правдой. Ты сейчас перепсиховал и делаешь неверные выводы, – попытался убедить он самого себя, но тут же пришел к обратному: – Но ведь и мысли об опасности для Зималетто, если с Катей что-то случится или она решит отомстить, пришли тебе только когда Ромка стал рассуждать о возможных вариантах. До этого ты переживал именно из-за того, что может измениться Катино отношение к тебе лично. И к Зорькину ты именно ревновал. И к выдуманному тобой «мистеру Икс». Ты ревновал, значит, она тебе не безразлична. Ты попал, Жданов. Кажется, твои подленькие игры в любовь ударили по тебе тем углом, который ты считал нереальным в принципе. Ты умудрился влюбиться. И в кого! В Катю Пушкареву.»

Он хрипло рассмеялся: – «Да уж, Жданыч, это похлеще всего остального, что ты откалывал прежде. Вот Ромка посмеется. Да и не только Ромка… И родители ее не примут. Стоп! Ты что, Жданов, сейчас всерьез прикидываешь, мог бы ты быть с ней вместе, так сказать, официально? Да ты с ума сошел…»

Чтобы перестать думать об этом, он уткнулся в дневник, и тут же едва не выругался вслух. Было ощущение, что все раскручивается по спирали, набирает обороты, и еще немного, и мир его окончательно разлетится в дребезги. Или уже разлетелся, а он не успел осознать этого до конца?

«Он… он самый красивый, умный, сильный, нежный! И он любит меня. Мне иногда кажется, что это сон, что я вижу его во сне, моего Андрея. Моего рыцаря. Да, он рыцарь. Он даже подрался из-за меня на улице. Он рыцарь, только теперь не во сне, а наяву. Никто и никогда не дрался из-за меня, только Коля, но он мой друг, а Андрей мой любимый. Я так ценю всё то, что он делает. Всё, что он дает мне вместе со своей любовью. Я готова сделать ради него всё, всё, что он пожелает. Всё, на что хватит моих сил и моей любви к нему.»

«Рыцарь. Атлична. Озвереть просто. Она бы еще крылышки и нимб мне пририсовала, для полноты картины», – мысленно съязвил Андрей и окончательно сник. Катины слова ему очень льстили, но еще приятнее было то, что она все это писала не для него, для себя. Это не было комплиментом, ни в коей мере. Это были ее мысли, искренние при всей их пугающей восторженности. – «А может тебя именно это и зацепило? Кто еще был бы настолько на твоей стороне, безусловно и безоговорочно? Только Ромка, но он – друг, единственный, пожалуй.»

«В Новый год, когда били куранты, я думала о нем, а он? Он думал обо мне? Папа и мама всё спрашивали, что я хочу получить от Деда Мороза. А я загадала: мы с Андреем будем вместе.»

Он попытался вспомнить, что же загадал он сам. Самым важным для него тогда было. Чтобы Зималетто вышла из кризиса как можно быстрее, и чтобы никто не узнал о его провале. Загадал ли он это? Кажется, он вообще ничего не загадывал в ноль-ноль. Кира перед этим рассуждала о свадьбе, а он слишком сосредоточился на том, чтобы скрыть свое раздражение от этого разговора и выглядеть радостным и довольным. И зачем ему эта свадьба, о которой и думать неприятно? Только ради расчета, что Кирин голос на Совете Директоров будет за него. А будет ли, если она узнает о его ошибках и о том, как он эти ошибки срывал за фальшивыми отчетами. Скорее всего, нет. А если она и вправду читала Катин дневник, то все вообще теряет всякий смысл…

Андрей перелистнул страницу и стал читать последнюю запись.

«Я никогда не думала, что в этом мире найдется человек, для которого я стану важнее всего. Всего, что его окружает – друзей, работы, семьи… Но этот человек есть. Он существует на самом деле. Он есть в моей жизни, такой красивый, чистый, светлый, нежный, заботливый. Андрей Жданов, я люблю тебя. Я верю тебе, потому что ты любишь меня, несмотря на все предрассудки и обстоятельства. Если бы ты не преодолел их своей сильной натурой, если бы не сделал первый шаг, всё могло бы быть иначе. Я даже думать не хочу – как. Просто всё было бы без тебя. А я не могу без тебя. Не могу.»

Андрея замутило. Он пошел в ванную, пустил холодную воду и умылся, а потом сел прямо на кафель в ванной.

«Вот теперь уже точно вдребезги,» – отстраненно подумал он. Не хотелось ни вставать с пола, ни шевелиться. Хотелось полностью отключиться, чтобы перестать думать. Катя писала о нем столько чудесных восторженных слов, что становилось во сто крат более стыдно за то, что он морочил ей голову, обманывал и лгал.

«А так ли уж ты лгал? – спросил он себя. – Поначалу – возможно, но вчера? Или сегодня? Были же переживания за нее, была ревность. Тебе же тошно от одной мысли о том, что ты рухнешь с ее пьедестала. Тебя задело, что она сегодня ушла после вашей близости, а ты остался. И ты рад, что она будет с тобой в следующие ночи, пока Кира в Праге. Ты влюбился, так что разве это важно, с чего все началось? Катя об этом никогда не узнает. Тут о другом нужно думать – что делать? Ведь Кира…»

Андрей даже не сразу понял, откуда идет звук. Телефон. Домашний. С родителями он говорил на выходных, так что звонок явно не от них. Катя? Что-то случилось? И почему она звонит на домашний? Он что, умудрился отключить мобильный?

Он снял трубку.

– Алло.

– Андрей? Ты дома? – услышал он удивленный голос Киры.

– Странный вопрос, Кира. Ты же звонишь мне на домашний номер. Что случилось?

– Я просто хотела узнать, как ты. Вика сказала, что ты сегодня ушел с работы раньше обычного, а потом еще Лена сейчас позвонила, сказала, что видела похожего на тебя человека в баре «У Севы», только что.

– Очередная проверка? Атлична, дорогая, я тронут. К твоему сведению, Викусю я сегодня с утра не видел, как вернулся из банка, так моя секретарша словно испарилась. Как ты думаешь, насколько я этим доволен? Мне, вообще-то секретарь для работы нужен. И нет, как видишь, я физически не могу быть ни в том баре, ни в каким бы то ни было еще. Я дома. Работаю. И, Кирочка, спасибо тебе огромное за звонок. Я все чаще ощущаю себя преступником, за которым ведется круглосуточное наблюдение. Ты подумай, может нам купить для меня браслет с маячком, который на преступников надевают, когда их к нормальным людям под залог выпускают? Так тебе за моими передвижениями было бы удобнее следить, да и твое отношение ко мне сразу бы всем видно было, а не только твоим Викусе и Леночке. Ты подумай, милая, это вариант. А сейчас я занят, извини. Мне еще несколько документов разобрать нужно. Адьес!