Мы двинулись к воротам и вошли во внутренний двор. Несколько грубого вида пастухов со своими косматыми подопечными с любопытством разглядывали нас. Перед нами оказались ступени, ведущие к первому этажу громадного дома–башни, и Килрин показал ещё один пролёт, что соединял его с залом. Мы взобрались наверх и попали в сводчатое помещение, полное горцев, затихших при нашем появлении. Большой очаг с горящим торфом согревал комнату и щедро разливал едкий дым над собравшимися. Зал освещался через четыре высоких и узких окна–бойницы — по два с каждой стороны — и пылающими факелами, расставленными вдоль стен. Стены по большей части просто голый камень, только в дальнем конце зала, по обе стороны от большого очага и расположенного перед ним помоста, висели огромные гобелены, поражая глаз своим великолепием. Я кое–что знал о таких вещах: трудно было не знать, пожив во Фландрии, где ткачество — не только одно из самых развитых ремёсел, но и главная тема для разговоров в обществе её невыразимо скучных жителей. Передо мной было произведение настоящего мастера, которому место во дворце великого короля. Я не мог себе представить, как оно оказалось в этой дыре на краю забвения.

Килрин провёл нас через зал и по узкой лесенке вверх на галерею. Мы расположились там, где менестрели и волынщики играли когда–то для почётных гостей внизу, а может, и теперь продолжали играть. Отсюда было видно всё. Стоило нам пройти, как тут же возобновились оживлённые разговоры, будто нас и не было вовсе — послышались неприкрытые насмешки как над внешностью Джаджа, так и над моим ростом. Мальчики–служки, одетые в тартан, принесли нам серебряные блюда с нарезанным мясом и пирогами и чаши с внушающим страх напитком шотландцев, который они называют «водой жизни». Пока мы ужинали и разглядывали сборище, в центр зала выступила серая измождённая фигура в родовых цветах Ардверрана. Устав от чрезмерного усилия, старец с трудом переводил дух. И тем не менее, толпа разряженных гостей развернулась к нему. Все говорившие умолкли. Мгновение за мгновением — быть может, целую минуту — стояла полнейшая тишина. Наконец, старик посмотрел вверх на галерею, будто бы уставившись мне в лицо. Его глаза были влажными от слёз. И я понял, что они меня не видят. Взгляд пронзал меня насквозь и устремлялся дальше, за пределы окон и стен замка Ардверран, в те времена и дали, что не ведомы никому из присутствующих в зале.

И тогда он заговорил. Но не тонким ломким шёпотом, какой ожидаешь от столь древнего старца. Ему принадлежал, наверное, самый глубокий и раскатистый тембр из всех, когда–либо слышанных мною.

— Узрите, вы, явившиеся к Ардверрану всех времён! Узрите, вы, слабые мира сего! Узрите, говорю я вам, могучего Иэна! Склонитесь пред своим владыкой Макдональдом из Ардверрана! Ибо это сэр Иэн, сын сэра Каллума, сына сэра Иэна Мора, сына Якова, сына Аластера, сына Каллума… — Напевное перечисление имён продолжалось, уходя в прошлое сквозь поколения. Десятки людей в зале слушали со вниманием, некоторые произносили имена вместе со старцем. Вернее, не произносили их: всякий раз, когда старик говорил «сын», слушатели беззвучно повторяли слово «Мак». Я понял, что сей ритуал обычно проходил на гэльском языке. Английское произношение было выбрано для нашего удобства, хотя я не видел в этом большой необходимости.

— … сына Дональда, сына блистательного принца Александра, графа Росса, последнего истинного лорда Островов! Здравствуй, Ардверран, потомок королей! Все приветствуйте Ардверрана самой чистой королевской крови на всей земле! Дрожите, правители мира, ибо грядёт Ардверран! Все приветствуйте Ардверрана! Ардверран! Приветствуйте Макдональда! Все приветствуйте Макдональда!

И тут вступили зрители, чьи возгласы нарастали в крещендо, которое, казалось, сотрясало древние стены Ардверрана:

— Макдональд! Макдональд! Макдональд!

Сердце моё бешено забилось — невозможно было устоять против этого вихря эмоций. Дверь в конце зала отворилась. Вот–вот войдёт Макдональд Ардверранский, грандиозный всемогущий принц…

Очень маленький бледный мальчик — лет восьми или девяти — стоял в дверях. Он был одет в обычный тартан цветов клана и в шапочку с тремя перьями. Моё удивление быстро угасло, и я почти рассмеялся. «Мы приехали в эту забытую Богом дыру на аудиенцию с малолеткой?»

Пока мальчик неуверенно пробирался к помосту, восторженные крики постепенно прекратились. В наступившей тишине престарелый герольд заговорил снова:

— Приветствуйте леди Нив, полноправную графиню Коннахт, дочь благороднейшей крови в старой Ирландии и мать Ардверрана.

Следом за мальчиком в зал вошла женщина. Все глаза с жадностью уставились на неё, и мои среди прочих. Она оказалась очень высокой, эта графиня Коннахт, в блестящем белом платье, которое не осрамило бы и бал при дворе в Фонтенбло. Волосы были такого оттенка рыжего, какой можно наблюдать разве что в открытом огне или в дерзких пылающих красках солнца на закате. Они окружали лицо, превосходившее всякое, виденное мною раньше — даже среди красоток, осаждающих Уайтхолл в надежде заполучить место в постели короля. Гладкая кожа не нуждалась в украшениях — ни жемчуга, ни драгоценные камни не смогли бы что–либо добавить к такому великолепию. Изящные губы и грустные зелёные глаза должны были создать впечатление слабости, однако они каким–то образом придавали её лицу вид одновременно абсолютной беззащитности и безграничной силы. Я был женатым мужчиной, верным своей милой супруге. Но в тот момент не сомневался, что здесь, в холодном зале замка, застрявшего между бесцветным океаном и гористой пустошью, я вижу самую прекрасную женщину на свете.

Подобно каждому мужчине, даже состоящему в благополучнейшем браке, я думал так о женщине много сотен раз в течение своей жизни. Но, пожалуй, лишь однажды в жизни мужчина встречает ту, для которой — он знает это в глубине души — эта мысль истинна.

Леди Макдональд заняла место чуть позади сына. Она подняла руку, и толпа замерла в ожидании. Женщина и старец вместе кивнули мальчику. Получив указание, ребёнок начал речь, спотыкаясь через почти беззвучные слова.

— Я, Ардверран, приветствую вас, мои лорды и друзья.

Потом заговорила леди Макдональд. Её голос — с оттенком ирландской мелодичности, но непривычно жёсткий — сразу же развеял мои грёзы.

— Люди клана Макдональд, мы рады снова видеть вас в Ардверране и предложить вам всё радушие сей скромной обители. Особо мы приветствуем наших гостей, воинов на службе у державного владыки Карла, короля Шотландии и прочих земель. Мы просим их присоединиться к нам, лично поприветствовать Макдональда и обсудить дела, приведшие на край их мира.

Эти слова вызвали перешёптывания, не обошлось и без злорадного смеха. Счесть английское королевство слишком незначительным, чтобы назвать его — достаточный повод для одобрения даже тех, кто не способен был заметить иронию в искусно подобранных словах.

В этот момент дородный бородатый Килрин подошёл к ступеням и жестом предложил нам спуститься. Джадж слегка подтолкнул меня и, пока мы шли по ступеням, сказал вполголоса:

— Один лишь вздор и позёрство, сэр. Я уже видел это раньше, конечно же. Не могут расстаться со своей мёртвой традицией…

Мы пересекли зал, полный горцев. Враждебных взглядов было заметно больше, чем просто любопытных. Тревожная картина возникла в моей голове: будто бы эти головорезы смыкаются вокруг, кромсая нас кинжалами на куски — но мы преодолели путь без потерь и предстали перед помостом. Джадж чуть заметно поклонился ребёнку и графине, и я последовал его примеру. Крошка–Макдональд кивнул неуверенно, его мать — торжественно.

— Что же, капитан Джадж, — сказала она. — Мы не ожидали вашего возвращения в Ардверран так много лет спустя. — С минуту графиня молча изучала его. Я решил было, что это моя ровесница, но вблизи стали заметны мелкие морщинки вокруг её глаз, выдающие десятилетнюю, если не больше, разницу между нами. — Вы сильно изменились с последнего вашего визита. Интереснейший парик, должна признаться. Думаете, лорд–протектор Кромвель одобрил бы?