- Ты продрогла, – мягко произнес ведьмак, стаскивая с нее поношенную куртку, под которой блестел тонкий слой странной продырявленной кольчуги из другого мира.

- Зачем ты это делаешь? – спросила Эми с невыразимой болью в голосе.

- Хочу, чтобы ты согрелась, – Геральт стащил с забытой ветоши грязные тряпки и тщательно укрыл девушку, после чего сел напротив, явно намереваясь в таком положении спать.

Время текло медленно. Монотонная дробь дождя успокаивала, тьма скрывала от глаз окружающий мир.

- А помнишь, как мы спали в том, первом лесу? – спросила Эми невнятно, прикрыв глаза и рассматривая черный силуэт Геральта. Ведьмак чуть двинулся, и сквозь стук дождя послышался скрип кожи – его одежды. – Там еще была та, когтистая...

- Помню.

- Как ты ругался на Яблочко... Как давно это было... Это ведь было?..

- Было.

- А потом в Вызиме... – Эми закрыла веки. Тогда ее чувство еще не было омрачено суровой правдой жизни. Тогда и она была совсем другим человеком. – Ты даже пахнешь, как он, – призналась она шепотом. – Полежи со мной рядом... Сейчас я тоже хочу помнить...

Геральт разделся, лег Эм за спину и прижал к себе, согревая своим теплом. Он скучал по прежней Эм, ему не доставало ее жизнерадостности и сумасбродства, и он, вспоминая их яркие моменты, слушая ее тяжелое дыхание, не мог перестать надеяться, что скоро все наладится.

“Проснись”, – услышала Эми сквозь тяжелый липкий сон, наполненный тревогой и неясными образами. Это был голос Геральта, родной, чувственный и тихий. Девушка слабо улыбнулась.

- Проснись. Пора ехать.

Это был не сон. Эми разлепила веки, сфокусировала взгляд, увидела усталое лицо любимого человека совсем близко и зажмурилась.

- Хватит, – взмолилась она осипшим от голода и изнурения голосом. Ей представилась темная лаборатория, заполненная колбами и реактивами – такая, в которой она билась с огненным големом, и ее тело, распластанное на столе. – Хватит...

- Надо ехать. Старик расщедрился на молоко и хлеб, для начала пойдет. – Эм застонала. – Тебе помочь?

- Да, – засипела она скривившись. – Дай сдохнуть в конце-то концов, сделай милость.

- Это не ко мне, – раздраженно отрезал ведьмак, отдирая Эм от матраса.

Представление о ведьмачьей жизни сложилось у Эм давно и окончательно. Сначала была дорога, длинная, однообразная, на которой ведьмака пытался ограбить и убить простой люд. Потом было место назначения, то есть загаженное место, в котором обитала какая-нибудь невиданная тварь, и любой в своем уме держался от этого места как можно дальше. Любой, только не ведьмак. Там его снова пытались убить и сожрать, может, даже в обратном порядке. Если ведьмаку удавалось выжить в схватке, то наступал черед награды, ведь питаться и одеваться приходилось регулярно, и это был третий раз, когда ведьмака пытались убить или хотя бы обмануть, чтобы не расставаться с монетами. После этого ведьмак мог с чистой совестью возвращаться к длинной однообразной дороге, где его пытались ограбить и убить.

Прежняя жизнь Эм отличалась от ее представления лишь одним: ею, помимо прочего, пытались воспользоваться для удовольствия. Каждая таверна, встреченная на пути, конец которого был очевиден, становилась возможностью отдохнуть, вспомнить, что она не одна в этом мире, что есть причина для ее бродяжничества. Перина или матрас вместо холодной земли; горячая похлебка вместо едва прожаренной дичи, насекомых и кореньев; человеческая речь вместо тревожных звуков леса. В таверне можно было засыпать с уверенностью, что проснешься в безопасности; можно было принять ванну, прогреть кости и освежиться. Но самым ценным в пути был спутник, которому можно было довериться.

Будь все это правда, будь она не одна... Нет, нельзя было истязать себя мыслями, слишком дорогого ей стоила обычная езда на лошади. Силы быстро ее покидали. И все же именно призрак ведьмака стал самым страшным наказанием. Не озлобленные люди вокруг с гнилыми зубами, язвами и коростой на руках и лице, затравленными взглядами, не жуткая вонь и еда, которую он употреблял, не отсутствие минимальных удобств и даже не естественная нужда, от которой Эми отвыкла и которую она презирала всем сердцем. Геральт был ее гибелью, так или иначе, а она была обузой, наказанием за несуществующие грехи. Руки, покрытые кровью, вина, которую невозможно искупить... Эми украдкой посмотрела на профиль едущего рядом всадника, задумчиво глядящего вдаль. В очередной раз встал вопрос: он был воспоминанием или чужим сознанием? Кто на самом деле скрывался за желтыми глазами, обрамленными морщинами? Слабым утешением являлось предположение, что и его смерть ей тоже привиделась. Возможно, что он сейчас доволен и здоров, где-нибудь в другой жизни, ест, спит, думает, дышит, сражается, спасает, греет постель любимой женщине и не знает о том, как сильно ей нужен. Наверное, было бы лучше для всех, если Эм не было...

Девушка сама не знала, зачем продолжает ехать в неизвестность, сквозь унылый серый пейзаж. Она поминутно представляла себе их разговор: вот она скажет “достаточно”, а Лжегеральт ответит ей, что не понимает, о чем речь, а она признается, что устала от вранья и хочет узнать, где она на самом деле, а он отзовется, что никто ей не врет и вот она, здесь и сейчас, и тогда она заметит, что мертвые люди не могут ездить верхом, а он сообщит, что не знал, что он, оказывается, умер, да и она на мертвую пока не до конца походит, и так будет продолжаться до бесконечности, по кругу, пока ее тайный враг не устанет от своей изощренной экзекуции и не оставит ее в покое. Но когда, когда же он оставит ее в покое? Где она на самом деле находится? Пусть это будет Белый лес, пусть будет Волшебный город... В котором она вновь сможет погладить дочь по шелковистым волосам, а Йорвет... Эми до боли сжала кулаки. Она не могла вынести еще и это имя. Она никогда не смогла бы заслужить его искреннее расположение. У нее никогда не было любящей семьи – даже бабуля не защитила ее от разрушительного брака со страшным человеком. Геральт принадлежал другой женщине, Ги и Гелвин погибли, у Фэада был свой путь. Гномы боялись ее, чародейки ненавидели, эльфы презирали, люди шарахались. Она оскорбила Керра, бросила Дидо и потеряла Саэроса... У нее не было возможности даже умереть так, как ей хотелось. Она могла погибнуть в битве с друзьями, за правое дело, или тихо угаснуть в Волшебном городе – такой конец хотя бы отчасти оправдывал ее существование.

- Не могу больше, – тихо призналась Эми вслух, буквально вываливаясь из седла. Ей очень хотелось плакать, глаза горели от непролитых слез.

- Почти приехали, – отозвался ее мучитель.

***

В трактире было так душно, шумно и мерзко, что у Эми глаза вываливались из орбит. После Белого леса и земли Дидо ее чуткий нос не воспринимал чужой пот и жир, гнилое мясо, дым, грязь, экскременты. Она привыкла к чистоте и тишине, в которых провела много месяцев.

За спиной у девушки резко и громко загоготали. Вздрогнув, она обернулась, снова оглядела широкое людное помещение. Наверное, поселение рядом было большим.

- А это еще что?.. – спросила она сама у себя шепотом, вглядываясь в череду столов.

- Пусть этот капюшон содрет, – потребовал трактирщик, швыряя миски на грязный стол и возвращая Эм к действительности.

- Нам не нужны неприятности, – Геральт поставил миску перед Эм, которую она тотчас же отодвинула подальше.

- А нам помощь нужона. Капюшон долой!.. – Трактирщик запнулся, стушевался, когда Эм скинула капюшон назло тактично сопротивлявшемуся ведьмаку. – Это што ж?.. Это заразно што ль?.. А глазюки...

- Ешь, – потребовал Геральт, отрывая ломоть хлеба. – Тебе тяжело держаться в седле. Будешь продолжать в том же духе – скоро сляжешь.

Девушка отвернулась к окну.

- Это как?.. – снова вмешался трактирщик, на которого не обращали внимания, переминаясь с ноги на ногу. – Мальчишка-то совсем еще недоросль, цыпленок...