— А я думаю, что цепляешься ты за жизнь вовсе не поэтому, — сказал Геральт. — Смерти ты не боишься, потому что жизнь тебе надоела. Только, если у меня с желанием твоим получится, ждет тебя что-то похуже смерти.
— А вот скоро и узнаем, — Ольгерд опрокинул в рот содержимое очередного стакана. — Знаешь, Геральт, когда-то у меня была жена. В нашу последнюю встречу я подарил ей фиолетовую розу. Принеси мне этот цветок. Вот мое последнее… третье желание.
— Ох, какая оговорка!
Геральт и Ольгерд дружно повернули головы, услышав от дверей знакомый голос.
— С надрывом, с трагизмом, — продолжил Гюнтер, проходя и садясь третьим за стол. — Браво, Ольгерд, браво. А впрочем, нет, — о’Дим слегка поморщился. — Как всегда переигрываешь, слишком много пафоса. Для толпы — сойдет, для ценителей — грубо, фальшиво.
— Чего тебе надо? — резко спросил Ольгерд. — Мы с Геральтом обсуждаем свои дела. Тебя они не касаются.
— А я не собираюсь вмешиваться. Я пришел, чтобы сделать объявление. Я решил поменять место нашей прощальной встречи. Там подумал: зачем вам тратить время, тащиться в это святилище Лильвании, которое находится в богами забытых ебенях. А давайте уладим все наши дела на месте.
— На каком еще месте? — спросил Геральт.
— А разве Ольгерд тебе не сказал?
— Мы не договорили. Ты своим эффектным появлением нас прервал.
— А, пожалуйста, — Гюнтер поднял руки. — Не смею мешать.
— Я только хотел спросить, где мне искать твою жену, — спросил Геральт у Ольгерда.
— В имении фон Эвереков, в нашем старом доме. Ты знаешь, где это. Ты ведь уже посещал наш фамильный склеп.
— Значит, там же мы должны будем встретиться? — теперь Геральт повернулся к о’Диму.
— Если тебе повезет, — заметил Ольгерд.
— Когда Геральт выполнит твое последнее, — Гюнтер с особым нажимом и удовольствием проговорил это слово, — желание. Кстати, Геральт, уж не обессудь, но твоя подруга тоже должна присутствовать.
— Лена? Она-то там с какого боку? — несказанно удивился Геральт.
— Так ведь по условиям договора, — развел руками о’Дим. — Если помнишь, один из его пунктов звучал так: «после мы все встретимся и поблагодарим друг друга за то, что пережили вместе». Поскольку при оглашении этого текста на перекрестке дорог у деревни Янтра присутствовали ты, я и Лена, она тоже автоматически вошла в число пайщиков, дольщиков, участников, выгодоприобретателей — называй как хочешь.
— Очень изумительно! — Геральт со стремительно смурнеющим лицом посмотрел на несколько обескураженного Ольгерда и довольного своим очередным пассажем о’Дима.
========== ПРИСЯДЕМ, ДРУЗЬЯ, ПЕРЕД ДАЛЬНЕЙ ДОРОГОЙ. ГЛАВА 19, в которой все собираются в путь ==========
Всю дорогу от корчмы до дома Геральт обдумывал предложение Гюнтера. Гадать, что заставило о’Дима изменить свой первоначальный план, было делом неблагодарным. Однако в том, что это решение таит в себе очередной подвох, Геральт не сомневался. Скорее всего, Гюнтер задумал очередную пакость, но кого из них троих она касалась? Как ни странно, выходило, что самой темной лошадкой в этой ситуации выходила Лена, которая никаким боком не касалась их с Ольгердом и Гюнтером «тройничка». И тем не менее, Гюнтер настаивал на ее присутствии. Что это? Его обычная дотошность при заключении сделок и внимание к случайным словам? Либо есть что-то, чего он, Геральт, не знает. Но Лена не могла ни о чем договориться с Гюнтером за его спиной. Такую возможность Геральт исключал категорически. Потому что такие вещи были ей не свойственны. В отличие от чародеек, с которыми общался Геральт, Лена была бесхитростна и открыта, честна и искренна. И за то недолгое время, что они провели вместе, ведьмак вдруг понял, что устал от лживости, двудонности, вероломности своих прежних подруг. В особенности, конечно, это касалось Йеннифэр. Хотя, положа руку на сердце, у каждой из чародеек, с которой он когда-либо имел отношения, был полный шкаф скелетов и такая же полная пазуха камней. А Йен, с которой он знался чуть ли не четверть века, хотя реально совместно прожитые дни уложились бы лишь в год, а счастливые из них можно было вообще пересчитать по пальцам — несмотря на свою любовь к черно-белой чародейке, Геральт никогда не доверял ей и всегда был готов к удару в спину, поэтому и удивлялся лишь тогда, когда его не следовало.
Впрочем, все чародейки были примерно одинаковы, кто-то похитрее, кто-то поподлее, кто-то самую капельку почестнее остальных. Просто раньше для Геральта существовала Йен и все остальные, а теперь он больше не выделял ее из общей массы. Может, годы странствий с Дикой Охотой что-то изменили в нем, а может, просто время, которое, как известно, стирает все — и даже любовь, какой бы страстной она ни была в начале. Любовь перерастает в прочную привязанность, привычку, скрепленную общими воспоминаниями, интересами, чем-то важным для обоих, нажитым за долгие годы. А что общего у них было с Йен? Оглядываясь назад на их отношения, Геральт с грустью понимал, что ничего. Во все важные моменты жизни с ним всегда был кто-то другой — Весемир, Лютик, друзья, Трисс, Шани, другие женщины. Впрочем, Йен была с ним там, на залитой кровью брусчатке города Ривия в его предсмертный час, но спасла его не она, а Цири. И после бегства с Авалона, после погони за Дикой охотой, долгих лет поисков, надежд и сомнений, при встрече Йен просто уничтожила все, что между ними было одной-единственной фразой. И стала прошлым, заняв почетное место в чулане реликвий, столь же бережно хранимых, сколь и бесполезных.
Геральт отогнал тягостное воспоминание, снова заставив себя вернуться к думам о делах насущных. И поскольку замыслы Гюнтера были темны и скрыты, а попытка прозреть их грозила, скорее всего, лишь пустой тратой времени, ведьмак обратился к более понятным вещам, к которым относилось, в частности, задание Ольгерда. Хотя и в этом деле бесспорно и ясно было пока что лишь одно: роза однозначно превратилась в гербарий. И где его искать, ведьмак не имел ни малейшего представления. Пожалуй, единственным человеком, способным пролить свет на это дело, являлась жена Ольгерда. Возможно, эта роза была дорога ей как память о супруге, а возможно, она в сердцах выбросила цветок, разозлившись на мужа, который ее бросил. Но самым вероятным Геральту представлялся вариант, в котором она просто и буднично забыла о делах давно минувших дней. Самолюбивый эгоист Ольгерд был уверен, что весь мир крутится вокруг него, и поэтому супруга тоже обязана сидеть у окошка, горевать и сохнуть, тоскуя по гордому орлу Ольгерду, бережно храня все, что напоминает о нем. А почему бы и ей не наплевать на него и не выйти замуж? Хотя, фон Эверек направил ведьмака в свое имение, значит был уверен, что его жена все еще проживает там.
Подумав про имение фон Эвереков, Геральт вспомнил, как они с Шани ходили в фамильный склеп. Тогда Геральт был не в том настроении, чтобы праздно любоваться пейзажами и красотами старых имений, но даже кинув беглый взгляд на заросшие травой и бурьяном окрестности и разрушающуюся стену, он сообразил, что усадьба была либо очень уж запущена, либо и вовсе заброшена.
«Интересно, неужели жена Ольгерда живет в этой большой усадьбе одна? — подумалось Геральту. — Как-то странно это. Здесь, конечно, не Велен с войной, бандитами и мародерами, но лихие люди тоже встречаются. А в усадьбе наверняка много ценного. И определенно, что кто-нибудь захотел бы поживиться сокровищами фон Эвереков. — Геральт покачал головой. — Старая пустая усадьба, одинокая хозяйка. Не нравится мне это. Что-то тут явно нечисто. Впрочем, во всех заданиях Ольгерда выявлялось двойное дно. Вряд ли это, последнее, явится исключением из правила. Разве что скрытых смыслов и всяких секретов здесь будет гораздо больше, чем в прошлые разы».
Так, за раздумьями, Геральт не заметил, как дошел до дома. Еще на подступах его чуткий ведьмачий слух уловил целую разноголосную какофонию — в доме шла оживленная дискуссия. Постепенно Геральт разобрал, что Лена и Йорвет объединились против Талера, уговаривая его — тут ведьмак насторожился — подправить завещание Борсоди так, чтобы строка про рукопожатие на Бельтайн бесследно исчезла с листа.