— Оттрахать себя самому? — Умберто расхохотался. — Ну да, ведьмак, после такого я бы тоже вернулся с желанием тебе зад надрать! — аристократ перегнулся через стол и похлопал Геральта по плечу, отчего тот поморщился: рана давала о себе знать, несмотря на количество анестезии, которое ведьмак влил в себя.

— Об этом даже балладу сложили, — заметил Регис, — ты ни разу не слышал?

— Ну, — Круазель слегка смутился, — признаюсь, я не шибко менестрелей жалую. Потому как был у меня один случай…

— Рассказывай, чего ты, — приободрила задумавшегося барона Дита.

— Еще до того, как я в тебя влюбился, — Умберто тяжело вздохнул, томно глядя на женщину своими водянистыми глазками, — я встречался с одной мазелькой… До чего ладная была, как вспомню! Ходил я к ней, ходил, букеты носил, подарки всякие. Уже с ейным батенькой сговорился, до свадебки дело шло. А потом как-то приехал я с охоты раньше, чем думалось и решил: «А загляну-ка я к моей Лизабетте». Сказано — сделано. Приехал я к ней, а меня слуги не пускают, все толкуют, что мол, занята сударыня Лизабетта, принять не могут. А я тогда парняга бойкий был, мне всего-то двадцать пятый годок миновал. Вот и решился я, коли через дверь не могу, то через балкон залезу. Обошел, значится, я их домишко кругом, углядел балкон моей Лизабетты, а там свет горит… — аристократ отпил немного самогону и вытер выступившие на глазах слезы. — По плющу я забрался. Захожу, как последний осел, в комнату моей красавицы, и вижу, что лежит она в койке с каким-то хером! — Круазель бахнул кулаком по столу так, что рюмки и тарелки подпрыгнули. — Хер этот прыткий оказался, похватал свои манатки и давай бежать… Но уж я-то его поймал!

— Позволь полюбопытствовать, что же ты с ним сделал после того, как поймал? — Регис ловко наполнил рюмки аристократа и ведьмака, который слушал Умберто со слегка осоловевшим выражением лица.

— Да всего-то ногу сломал, — аристократ выпил, — а на следующий день ко мне из городской управы наведались. Мол, жалобу на меня подали! Я, вестимо, стал выспрашивать, кто да чего… А оказалось, что этот хер лютнистом был! Еще и в милости у покойного князя состоял. Говорят, что частенько свою похабщину при дворе распевал… Оштрафовали меня, будь здоров. На лечение ноги этого хренестреля, ну и за моральный ущерб.

Умберто поджал губы и озадаченно осмотрел толстенный шмат зажаренной на огне свинины, будто прикидывая, с какого края его есть.

— Весьма поучительная история для тех, кто рискнет посягнуть на чужих невест, — задумчиво изрек Регис.

— И ноги, — поддержал вампира Геральт.

— А кончилось-то все славно, — неожиданно счастливо улыбнулся Умберто. — Заловил я как-то этого лютниста на другой бабе! Прямо в парке, представьте… Ну схватил его на шиворот вместе с бабой той и Лизабетте представил во всей красе. Ох, как он горланил, когда я его через пол-Боклера волоком тащил, — Круазель мечтательно воздел глаза к потолку. — Так, что Лизабетта быстро о всякой дурости забыла, а меня снова оштрафовали, поскольку баба та — придворной дамой оказалась. Тьху! — аристократ в сердцах сплюнул на пол.

— А чего же не женился? — поинтересовалась Дита, которая почувствовала, что даже запах мандрагорового самогона настраивает ее на некий романтичный лад, а истории Круазеля придает оттенок самой настоящей драмы.

— Так померла Лизабетта, — просто ответил барон, заглядывая в пустую рюмку и протягивая ее Регису, который поспешил ее наполнить, а потом убрал под стол вторую опустевшую бутылку и достал оттуда третью — полную. — Какую-то заразу, видать, от этого хренострела подхватила, и спустя несколько месяцев преставилась, горемычная.

— Ужас какой, — совершенно искренне выдохнула Дита.

— Да что уж там, — махнул ручищей Умберто. — Уже вон почти двадцать лет прошло, как все приключилось. Вот попробовал еще раз, да что-то не заладилось у меня. Видать, и правда — не судьба, — аристократ поник.

Женщина вдруг порывисто встала и обняла здоровенного рыжебородого мужлана, всхлипнула и, извинившись, поднялась наверх, в свою комнатку, заставленную всяким хламом.

Мужчины еще некоторое время общались, а Дита стояла, вперившись взглядом в открытое окно, за которым ветер гнал по иссиня-черному небу белесые полупрозрачные облака. Дух спиртного подвыветрился из ее головы, но грусть не исчезла. То и дело в памяти всплывали последние слова суккуба, адресованные Регису: «Она постареет и одряхлеет, а ты будешь искать меня, или кого-то вроде меня». Женщина вспомнила страшные когти, которыми Регис исцарапал шею демоницы, но не со страхом, а с печальным осознанием их совершенно отличной друг от друга природы.

Снизу раздался отчетливый звук удара чего-то тяжелого о дерево.

— Готов! — констатировал Геральт. — Совсем хилый… А с виду здоровенный, — судя по голосу, состояние у ведьмака было то еще. — Слушай, Регис, — вдруг спросил Геральт. — А если бы меня там не было, ты бы убил ту свою блондиночку? Уж очень у тебя вид был серьезный…

— Я рад, что не дошло до смертоубийства, друг мой, — уклончиво ответил вампир, но отделаться от пьяного Геральта оказалось не так просто.

— Ты не виляй, любитель расплывчатых формулировок. Вот я за себя могу сказать, что если какая-то мразь посмеет хоть палец поднять на Йен, то я его на куски порублю! Детлафф твой — такой же, чтобы свою бабу вернуть какой переполох учинил… А ты?

— Убил бы, — глухо ответил Регис.

— Несмотря на то, что знаешь ее уже сто лет, а Диту всего неделю? — уточнил Геральт.

— Тебе ли не знать, дорогой мой ведьмак, что годы не всегда играют решающую роль. Хотя, признаюсь, мне претит сама мысль о том, чтобы лишать кого-нибудь жизни, но в той ситуации колебался я бы не долго. Хотя я рад, что ты вмешался…

— Я думал не вмешиваться, — неожиданно признался ведьмак. — Если б не прибежала наша госпожа фон Цигельмайер (как Геральт умудрился это запомнить, а главное выговорить в его состоянии, Дита не представляла) и не попыталась тебя остановить, то я бы остался в стороне. Не люблю тех, кто пользуясь своей силой, издевается над слабыми.

В столовой воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком рюмок, опускаемых на стол. Дита боялась даже пошевелиться, чтобы не быть пойманной на подслушивании.

— Ладно, — раздался скрип отодвигаемого стула. — Пойду я посплю… А то что-то меня разобрало от твоего самогона, Регис. А завтра будем думать, что делать с твоим другом, который, уж прости, но самый настоящий упырь.

— Доброй ночи, друг мой…

Женщина отчетливо услышала, как, придерживаясь за стены, Геральт отправился в хозяйскую спальню. Как потом, с грохотом падающей мебели и тяжелыми звуками волочения, Регис оттащил спящего и что-то бормочущего во сне Круазеля на кухню, где, видимо, устроил возле печки. А потом все движение улеглось. По дому разносился лишь храп пьяного аристократа…

Дита поняла, что Регис уже наверняка стоит за ее спиной, и не ошиблась: его руки, как обычно, мягко опустились ей на плечи.

— Ты уже даже не вздрагиваешь, — шепнул на ухо женщины вампир.

— Я привыкла к тому, что если я не слышу за своей спиной шагов, а ты где-то рядом, то ты можешь в любой момент оказаться сзади, — Дита повернулась к Регису.

От вампира, как всегда, пахло травами, но теперь к резкому специфическому запаху добавилась еще одна нотка — мандрагоровая. Регис пристально посмотрел в глаза женщины и улыбнулся:

— Что тебя гложет? — спросил он.

Дита тяжело вздохнула, сомневаясь, стоит ли поднимать эту тему, но все-таки заставила себя, решив, что лучше обсудить все заранее, чем мучиться потом:

— Там, в лесу, суккуб сказала одну вещь…

— Про твою старость? — вампир приподнял брови.

— Да… Нет, я понимаю, что, конечно, забегаю наперед, — тут же зачастила Дита, — но если вдруг у нас выйдет из этого всего достаточно длинная история, то этот вопрос может встать весьма остро.

— Милая Дита, — Регис погладил ее плечи, — старость и смерть — предначертанный финал для всех людей. Я не совсем понимаю, что трагического ты в нем можешь видеть… Не проще ли жить, не оглядываясь на то, чем все завершится, если тебя так уж пугает предопределенность конца?