— Ну, чего встала, как хер при виде красивой девки? — скрестив руки на груди, меня приветствовал Золтан Хивай, собственной персоной. Готовая от неожиданности рухнуть на грудь старому приятелю, а следом и разрыдаться в стиле фильмов про фронт и неожиданно вернувшихся солдат, я распахнула было рот, но краснолюд перебил, недоверчиво бурча: — Заходи, растудыть твою налево. Совсем бабы ополоумели с этими зельями!
— Какими зельями? — вежливо поинтересовалась я, аккуратно ступая по идеально очищенному половику своими грязными конверсами, с которых тут же начала сваливаться пыль и трава.
— Какими-какими! — бухтел Золтан, закрывая за мной дверь. — Разными. Приворотными. Для красоты, для фигуры, для детишек, чтоб были. Вот там на полочке стоят, — он кивнул вглубь комнаты, — читать умеешь? Верю, по лицу видно — грамоте обучена. Значить прочитать названия и цену сможешь. Но учти, у меня сдачи нет. Или жди Трисс или…
— А где она? Трисс, в смысле.
— Это для меня она — Трисс, а для тебя — госпожа Меригольд, — важно поправил Хивай. — Это во-первых. А во-вторых, на Совете еще. Скоро вернется. Так как, ждать будешь?
— А на каком Совете? Я просто не местная, если ты понимаешь, о чем я, — я попробовала собрать все свое актерское мастерство в кулак и намекнуть на громадное расстояние, разделяющее Землю и Верген. Но то ли из меня очень плохая артистка, то ли аура загадочности была не та, а сам Золтан имел слабую интуицию… Краснолюд не понял и пробурчал лишь что-то про жаждущих власти чародеек, приблизившихся к королевским особам.
— А ты-то сам чего тут делаешь? — улыбнулась я, разглядывая лицо старого товарища. Древний, почти как этот мир, знакомый, за два года слегка постарел. Озорные, с хитрецой глаза, начали выцветать и терялись в ощутимо заметной сеточке морщинок, раскинувшейся вокруг века. Огромный нос, испещренный бороздками замысловатых шрамов раздувал ноздри при каждом вздохе, с шумом затягивая воздух, шмыгая простудой. Даже крутой рыже-красный ирокез, который мой друг любил ставить на бараний жир и пиво, казался уже не таким жизнерадостным и холеным, как раньше. Золтан выглядел откровенно изможденным, но извечный двигатель чуть пониже спины работал как часы — Золтан ходил туда-сюда по комнате, сложив руки за спину.
— Устал я. Дома шум-гам. Знаешь, где у меня эти мелкие засранцы сидят? Во! — он поднес ладонь к горлу, словно пытаясь задушить сам себя.
— Какие засранцы? — я представила себе низушников (раз уж даже относительно краснолюда они «мелкие»), ходящих где-то по абстрактному дому Золтана и гадящих во все углы, страдая от диареи или чего похлеще. А если учесть, что туалетную бумагу тут еще не изобрели...
— А ты чего мне допрос учинила? — краснолюд замер, уперев руки в бока. — Ты кто такая вообще? Пришла ждать чародейку, так сиди и жди! Ходят тут всякие, честному краснолюду покоя никакого нет!
Я скромно присела за стол и стала оглядывать комнату. Кухня-тире-прихожая-тире-гостиная выглядела дорого, но со вкусом. Обычная каменная печь, покрытая белой краской и разнокалиберными нарисованными цветочками, резко контрастировала с антикварными бархатными портьерами, прикрывающими малюсенькое окошко. Понурое растение не первой свежести, пытающееся отнять себе хоть немного солнца стояло на столе, сразу под огромной картиной знаменитого, но увы, забытого мной, художника. В позолоченной раме навеки застыла сцена битвы при Вергене. Той самой, когда пала Бурая Хоругвь. Дорогое красное дерево обеденного стола, покрытое сетью мелких кракелюровых трещин в лаке и шелковая обивка стульев на красивых массивных ножках... Да уж, Трисс не хуево так понесло по наклонной жлобства и мещанства.
“Раскулачить! Срочно!” – сказал мой внутренний Ленин на все это великолепие. – “Хотя бы на хавчик!”. Вздохнув, я уставилась на доски стола, и принялась за свое самое нелюбимое дело — размышлять. Сколько бы времени не провела магичка на Совете, его надо использовать с пользой. А именно — придумать, что сказать.
Трисс явилась где-то часа через полтора, усталая, но довольная. Обрадовавшись ее приходу, Хивай мгновенно смылся, не попрощавшись, вприпрыжку, почти выломав дверь от энтузиазма. Уже вскоре после моего прихода краснолюд засобирался восвояси и уже почти ушел, но в последнюю минуту, закрывая дверь, вспомнил, что тут находится какая-то левая девушка и решил остаться. Как настоящий друг он решил приглядеть за имуществом чародейки. И ощутимо страдал уже минут сорок от этой затеи, разрываясь между желанием пойти домой убирать за засранцами и долгом перед магичкой. Проникаясь ко мне искренней ненавистью, Золтан даже попытался преложить мне подождать на крыльце, но первые нотки спора закончила Четырнадцатая с Холма появляясь на пороге. След Золтана тут же простыл, краснолюд транспортировался восвояси, а чародейка, посмотрев на меня, быстренько что-то прикинула в уме и понимающе вздохнула:
— Тебе нужно приворотное зелье?
— Наверное, — потерялась я на секундочку. Неужели я так плохо выгляжу?
— Сильное? – еще тяжелее и еще более понимающе вздохнула Трисс.
— Такое, чтоб и через десять жизней только обо одной мне думал, – подыграла я.
— Приходи завтра, — устало попросила чародейка. — У меня нет желания помогать человечеству. Даже за деньги.
— А бесплатно? Мне некуда идти, — план разговора, как всегда, провалился уже на самом старте и диалог срочно требовалось вывернуть в нужное русло. Или же ночевать на улице, а там, говорят, холодно по ночам и разные странные незнакомцы бродят.
— А я тут причем? — отозвалась чародейка, тяжело рухнув на лавку.
— Ну… я думала… э-э-э… у тебя переночевать… У вас! — поправилась я. Трисс ухмыльнулась, и подперла рукой голову, с любопытством меня разглядывая.
— Позволь узнать, с чего ты это решила? — волшебница не стала скрывать своего интереса. — У меня не таверна и не гостиница. А в ученицах я не нуждаюсь.
— Нет, я … — думай, голова бедовая, быстрее! — Аника говорила, что вы мне поможете! ВОТ! —торжественно выпалила я, наблюдая, как глаза чародейки начали округляться и грозили вылезти на орбиту вокруг головы. — Ну, вы же знаете Анику?! Она с Геральтом ходила всё… Очкастая такая! Пухленькая. Злобненькая. И хихикает мерзко! – удивление Трисс достигло критической точки, температура охуевания поднялась до необходимого максимума, крышечку понимания снесло и женщина даже привстала на лавке. Замирая, она дрожащим голосом пролепетала:
— Аника жива?
— А что ей будет? — настал мой черед удивляться. С чего бы я вдруг помирать собиралась? Вроде, нормально так отбыла в Асгард, красиво и со спецэффектами, какие не снились Спилбергу. Но врать, как учил Локи, надо глобально и правдоподобно, чтобы самой хотелось верить, поэтому я продолжила ловить момент и подминать Трисс под себя: — Вполне себе живет и здравствует. Передавала вам огромный привет и тысячу извинений. Срочные дела велят ей оставаться на Земле. Но при первой же возможности она сорвется к вам, она обещала.
— Аника жива, — уже утверждала чародейка более твердо. Посмотрев на меня совсем по другому, с каким-то уважением, что ли, Трисс улыбнулась и спросила: — Ты ее подруга? Как тебя зовут?
— Ой, забыла представиться, — я протянула ей руку. — Меня зовут Анна и я — наблюдатель Асгарда, прибыла бдить за вашим миром, что бы в нем был, простите за тавтологию, мир и процветание. Ну, а пока я хочу найти ведьмака Геральта. Говорят, он крупно вляпался и сам выпутаться не может.
— Аника жива! — уже радостно воскликнула Трисс, видимо до конца осознав сакральный смысл этой фразы и, вскочив с места, принялась носиться по кухне, громыхая посудой и дверцами съестных шкафчиков, не забывая пританцовывать на ходу ламбаду и мурлыкать себе под нос мое имя.
Я смотрела на нее с непередаваемым изумлением и даже какой-то досадой. Это, конечно, здорово, что друзья меня так любят и ценят, но как-то тупо получается — магичка радуется тому, что я жива, узнав это от меня же и не зная, что это я. Простите, если что-то не так, но сегодня, похоже, день тавтологии и дурацких моментов. Что-то мне уже хочется выть Тиллем Линдеманном***, но прерывать утробно-басовитыми звуками радость подруги будет кощунственно. Правда, желудок был иного мнения, а потому решил оглушительно и четко пропеть китовую песнь, посвящая ее своей возлюбленной – Еде. Рыжая красавица на миг зависла, видимо, переключая в голове какие-то программы, и констатировала:
