Если я правильно понимаю принцип работы ритуалов (то отключи свое сознание, то включи и вернись обратно, то отбрось мысли, то сконцентрируйся, ужас какой-то!), надо просто подумать о старом друге? Я закрыла глаза, представляя перед собой испещренное рубцами лицо седовласого ведьмака. Его горящие, почти с кошачьим зрачком глаза, внимательно смотрят на дорогу, а отрастающая щетина шуршит, когда он трется ей случайно о стоячий воротник легкого доспеха. Старая кляча, естественно Плотва, идет за ним на поводу и тащащит на спине труп какого-нибудь василиска с вывалившимся языком. Два меча за спиной Белого Волка шевеляться при ходьбе, а медальон с головой его собрата немного подрагивает, реагируя на магию, которой в Ведьминленде очень много на каждом шагу. Геральт ворчит, поскольку очень устал, вымотан и хочет на пенсию, а его шрам на глазу периодически недовольно подрагивает. Изредка он говорит своей худощавой спутнице: «Шевелись, Плотва!», но она лишь фыркает в ответ и плетётся с той скоростью, которую сама считает нужной.
Ведьмак в моей голове получился настолько живым и ярким, что казалось – вот, только руку протяни, и он пожмет её в ответ. Я, не размышляя ни секунды, побежала навстречу своей иллюзии, готовая броситься на шею и расцеловать любимого старика, но Геральт остановился, опустил поводья и загнул руки на манер крыльев дворовой птицы, дрыгая ими и квохча. От неожиданности и нелепости исполнения, я открыла глаза, понимая, что меня перебросило во внутренний двор какого-то военного сооружения.
Курица, нарушительница моего спокойствия, с оглушающим кудахтаньем носилась по двору, успешно делая лапы от молоденького паренька, лет двенадцати, с поварским колпаком набекрень. Поваренок пытался поймать дальнюю родственницу динозавров, и от старательности даже высунул язык, не замечая, что лицо измазано в грязи, смешавшейся с потом. Птица умудрялась ловко спрятаться в укрытие, проворно забегая в дыры и щели ближайших строений, после чего выбегала совершенно в другом месте, и будто бы подразнивая мальчишку, специально добивала нервы своими истеричными звуками. Парнишка от такого спринта уже запыхался и с трудом дышал, но подстегиваемый курицей и хохотом трех мужчин, отчаянно продолжал погоню, дико краснея в области абсолютно человеческих ушей. Троица, ставшая, как и я, свидетелем этого безобразия, стояла недалеко от входа в конюшню и громко испускала реплики на незнакомом мне языке, видимо, комментируя матч «Поваренок против будущего жаркого» и делая ставки на победу последней. Все они были здесь явно элитой. В крепких, стилизованных под чудовищ, доспехах, при оружии не последнего качества, мужчины безбоязненно ржали над ситуацией, и иногда поставляли мальчонке подножки, взрываясь хохотом, когда он пахал носом землю.
Один из них был непомерно громадного роста, а мышцы торса и рук у него были настолько здоровенными, что даже ведьмак Лето, Убийца Королей и просто бодибилдер-профессионал, нервно курил в сторонке, думая о своем худосочном состоянии и искал, на какие стероиды бы пересесть. На эльфа он походил мало, разве что ушами, непропорционально маленькими для такой головы. Мужчина был лыс, от выпирающего со всех щелей тестостерона, как настоящий, канонический качок, но глаза его оказались малюсенькими, утопающими в линиях густой черной подводки. Впрочем, на этом местные изыски макияжа не были закончены – для устрашения мужчина добавил три красные полосы, имитирующие рваные шрамы, которые на деле выглядели, скорее, забавно и нелепо в откровенной прорисовке деталей.
Вторым оказался почти молоденький эльфийский мужчина, с длинными иссиня-черными прядями прямых и густых волос, в которые украдкой пробралась одна-две пряди почти полностью серебряного цвета. Но это было не главным его достоинством. Внимание, стоило кинуть на него один поверхностный взгляд, тут же привлекали глаза – бездонные, голубые, как лазурный берег где-нибудь в Сан-Тропе. Вся его безмятежная поза, расслабленная осанка, и безучастное выражение лица выдавали спокойствие и уверенность в своих силах. Мой опыт общения с его товарищами по Старшей Крови однозначно говорил: если в глубине роговицы можно нащупать громадный жизненный опыт, то значит, эльф хорошо маскируется под молодого и неопытного, а на деле ему давно пора в Дом Престарелых, а то уже скоро начнут ставить прогулы на кладбище. У «юноши» же был не просто взгляд старика, умудренного опытом, а профессионального убийцы, вчера решившего по приколу выйти на пенсию. И раз у него на красивом лице нет единого шрама, то этот эльф может быть круче очень многих бойцов, которых я повидала.
Третьего из «специальных воинов» лично мне не узнать было бы трудно. Ведьмак практически не изменился за пару лет моего отсутствия. Такой же крепкий, суровый, похожий на упрямого истукана с суровым лицом античного философа. Вся его фигура выражала привычную, знакомую мощь, энергию, включаемую по внутренней команде и любовь держать нейтралитет до момента, пока не затронут его лично. Свои легендарные волосы Белый Волк собрал в высокий хвост, а виски сбрил до состояния колючего ёжика, как альтернативу пустив небольшую, аккуратно стриженную и ухоженную лосьонами бороду.
Все трое не обращали на меня внимания ровно столько, сколько заслуживает любое пустое место. Даже когда я подошла к ним вплотную, на вашу покорную слугу никак не среагировали, не повели ухом, не попросили, наконец, отойти. Геральт, жестикулируя при разговоре, махнул рукой, резко выбросив её вправо, а я, как ни пыталась, не успела уклониться, и почти упала, прежде чем заметила, что конечность прошла тело насквозь. Я стала настоящим призраком, бестелесным и неосязаемым. Вот они, шутки сознания, если нет плоти. Кстати, почему никто из Северных Королевст ещё не додумался так шпионить друг за другом? Ну и бог с ними, не буду же я подсказывать, как правильно работать Дийкстре, правильно? У меня тут свой шикарный мужчина, Геральтом зовут, и он хотя бы жив, а это уже прекрасно. Значит, его можно забрать, хотя бы в теории, и вернуть на путь истинный.
Призовем Дикую Охоту и отберем ведьмака себе! Пусть своего воспитают, а не чужого тырят.
— Геральт, очнись, Aen ситхи хуеют! — решила я проверить границы своего возможного взаимодействия с окружающим миром, но друг оставался глух к словам. Он говорил о чем-то на непонятном языке со спутниками, вел себя естественно и непринужденно, а меня разрывало от нахлынувшей обиды и слез тоски – я даже обнять дорогого друга не могу.
— Имлерих! — к мужчинам торопливо подошел ещё один эльф, тоже высокий, статный, с желто-карими глазами и глубокими залысинами, придающими граням скул, носа и подбородка чрезмерную остроту. Светлые волосы растрепались от спешки, выбиваясь из гладкой прически, зализанной чем-то на подобии геля, а тонкие грубы застыли полуоткрытыми. Интересно, они так здороваются?
— Геʼэльс, — отозвался лысый, немного склонив голову в приветствии. Пришедший мужчина о чем-то быстро затараторил на своем проклятом языке, напоминающим высокопарную, извращенную вариацию Старшей Речи. А я ведь уже много лет думаю, что пора бы выучить этот дурацкий язык и посылать Йорвета в доступной для его восприятия форме, но как-то руки раньше не доходили. Теперь вот обламываюсь из-за собственной лени, страдаю от неизвестности. Не то, чтобы я уверена, что они сейчас лекарства от рака обсуждают, и отказываются поделиться информацией с миром, но это могло бы быть и нечто полезное в сложившейся ситуации. К тому же, я отчетливо услышала слово: «Orifann», что значит «чужак», а это и вовсе может оказаться ваша покорная слуга и появление моё не осталось таким уж незамеченным.
Из-за диалога мужчины оживились. Сбившись в плотную кучу, они уже позабыли о поваренке, победно душившего курицу в темном уголке около конюшни, и напряженно наблюдали за округой, вглядываясь даже в ветер, смевший постоянно менять направление. У голубоглазого эльфа, единственного, кто продолжал выглядеть более-менее безэмоционально и спокойно, в руках появился посох, увенчанный шарообразным навершием, запечатленным в круг подобно нимбу. Остальные, будто бы прикрывая его, слаженно и отработанно до автоматизма, извлекли оружие и, выставив наголо мечи, облепили мага, не давая гипотетическому врагу, то есть мне, физически атаковать его с какой-либо стороны. Чародей, тоже не теряя времени, принялся делать пассы пальцами вокруг шара, изгибая их причудливо и крипповато, а из его ладони, как лента, вытянулась и начала укладываться гладью по поверхности светящаяся голубая нить. Эти телодвижения явственно намекали, что от стандартного, радушного приема «Хлеб-соль» мне перепадут только пинки и попытки проткнуть мечом насквозь – напряженные взгляды ведьмака и его качка-товарища предвещали только знатные звездюли, и дай бог, чтобы после них я выжила. Со шпионами не разбираются, их убивают. По-разному, кто-то, как Йорвет, кожу снимает, кто-то, как Шилярд, устраивает показательные суды, но результатом всегда оказываются поминки.
