Бдзыньк. Кажется, Геральт только что сломал розовые очки и поранил осколками. Я опешила, замерев в одной позе, с надетой на голову сорочкой. В душе, вопреки ожиданиям, не начал закипать океан или проходить термоядерные реакции. Наоборот, ясное спокойствие и пустота, сглаженность. Меня словно водой окатили и выставили на мороз – какие могут быть мысли?

- Саскии? – резко пропал голос и вопрос прозвучал хрипло, как у простывшего бомжа. В горло словно кто-то засунул пробку от вина. Я кое-как натянув злополучную сорочку, выбежала из-за ширмы, и, в надежде, что друг так глупо пошутил, вновь повторила: – Саскии?

Геральт молча кивнул, ожидая взрыва. Но его не произошло. На деревянных, не гнущихся ногах я поплелась к постели, с трудом, как слепая, обшаривая окружающее пространство — в глазах потемнело, я почти ничего не могла видеть. Руками нашла стол, за ним кровать, которые я ощупала, ища новую точку опоры и опустилась на матрац пятой точкой, уставившись в пол. Кровать в очередной раз жалобно скрипнула, напоминая о вечерних… получается, поблядушках. Зря она это сделала. Если бы это не была просто казенная мебель, я бы без жалости пустила ее на дрова. Для костра. Для Йорвета.

- Филиппа буквально только что ее расколдовала, – проговорил Геральт в мрачной задумчивости. – Когда мы пришли с готовым снадобьем, он уже был там. Значит, Йорвет провел там не менее двух часов в общей сложности.

- И что он сделал, когда дева очнулась? – глухо спросила я, в тайне надеясь услышать, что она не выжила, и вообще от Саскии не осталось ничего, кроме воспоминаний и прекрасного облика в картинках учебника истории. Мстительная я, глупая. Она-то тут при чем? И, хотя я понимала, что претензии не обоснованы, все равно не смогла удержаться: – Кинулся целовать любимое лицо?

- Нет, конечно, – Геральт отрицательно мотнул головой. – Он все время просто держал ее за руку. Я не хочу тебя расстраивать, но выглядело это так, словно кроме нее для него и не существует никого. Столько тепла, участия…

- Ясно, – кивнула я и легла, заворачиваясь в одеяло, прячась от холода, внешнего и внутреннего. Отвернулась к стенке и закрыла глаза, пытаясь представить, что все было сном, но пора бы проснуться. Действительность, от того, что я жмурилась и широко распахивала глаза, меняться упорно не желала. Силясь, пытаясь сделать вид, что я сильная, самодостаточная женщина с циничным взглядом на жизнь, дрожащим и почти ревущим голосом произнесла: – Ложись спать, Геральт, у тебя была тяжелая ночь.

Ведьмак не стал играть в доморощенного психоаналитика, погасил свечу и улегся. Но его храп еще долго не пугал комаров в комнате – очевидно, Белый Волк размышлял о чем-то своем, стараясь не тревожить в столь нелегкое время. Кот забрался ко мне, пролез под одеяло, высунул мордочку рядом с лицом и с удивлением обнаружил себя вымокшим в чем-то солоноватом. Фыркнув, он отвернул моську, прекращая щекотать усами, и тихо заурчал.

Как невольный свидетель того, что мы с эльфом вчера тут устроили, Ланс был пока единственным, кто хоть как-то пытался утешить. Его, как и меня, очень удивлял тот факт, что люди, которые вчера почти сломали кровать, могут не любить друг друга, не испытывать каких-то глубоких чувств. Так бывает, котейка. Давай-ка я кое-что тебе объясню.

Люди (да и нелюди тоже) удивительные создания в плане эволюции и физиологии. Им дан секс, чтобы они размножались. К сексу дали хорошую приправу — удовольствие, чтобы было не лень делать потомство. И была дана любовь, чтобы люди могли вместе воспитывать детишек, которые являются побочным продуктом секса. Вот только любовь — это не только выброс гормонов в древнейшие отделы мозга, но еще и жуткий поиск глубинного смысла в одном конкретном живом субъекте. Иногда этот глупый диагноз может быть только односторонним.

Я всегда знала, что Йорвет любит другую, кот. Аэдирнская Дева занимает в его сердце главенствующее положение, которого не достичь, даже если бы я расшиблась в лепешку и похудела. Эльф просто воспользовался ситуацией, которую я сама ему предоставила. “Поиграл” – скажет Киаран. И это я тоже знала с самого начала, Сэр Ланселап, можно не искать оправданий. Я все знала, и сама, как шалашовка, прыгнула в кровать, принимая условия лицензионного соглашения на пользование злополучным эльфом на ночь. Как всегда, забыв прочесть его до конца. Каждый раз, когда я целовала его, обнимала, между нами незримо стояла Саския, словно стена Иерихона, которую нельзя преодолеть, даже вооружившись кувалдой.

А я? Что тут сказать, усатый-полосатый, я повелась на обаяние скоя’таэля, как ты на дергающийся бантик-игрушку, который всегда можно спрятать в ящик стола. Ненавижу это чувство, когда нужно отпустить человека, а он в тебе весь, до последней капли, словно на супер клей приклеенный. Отдирать его можно только вместе с мясом.

Я тяжело вздохнула и прижала к себе кота, оставляя за собой право ненавидеть весь мир.

Я всегда знала, что он уйдет к ней. Почему? Почему я не сломала ему ноги?!

Что же мне теперь делать? Как себя вести? По долгу службы нам придётся еще столкнуться, хотя бы на поле боя. Правда, думаю, не будет особо времени разговаривать — хоть какие-то плюсы от войны.

А потом мы с ведьмаком сразу уйдем за Трисс, и Йорвет исчезнет из моей жизни. Хорошо это или плохо — я не знаю. Да и не желаю знать. Все так складно получается: с глаз — долой, из сердца — вон. Рано или поздно я забуду про командира белок раз и навсегда. Просто потому что не бывает иначе. Время умеет накладывать на сердце антисептик и перематывать бинтом новых разочарований.

И все-таки не покидает ощущение отчаянья. Кажется, я действительно, всерьез, не кривя душой могу сказать, что его люблю. Я говорила об этом еще ночью, и Йорвет знал о моих чувствах. Теперь у него нет хорошей отмазки по своим поступкам. Да и не нужны они. Скоя’таэль ведь тоже не дурак, и, наверняка, догадался, что причиной его икоты сейчас служат исключительно мои проклятия. И все же, я сильно люблю этого ушастого ушлепка. Даже странно, что такое бесконечно прекрасное и болезненное чувство возникло так быстро.

Захотелось подскочить и помчаться за ним с вопросами: «Правда? Это правда? Тогда зачем?», но я оставалась на месте, неподвижная и еле живая.

Таверна просыпалась. Люди внизу начали копошиться, захлопали двери комнат, в коридорах раздались первые громкие голоса обитателей корчмы. Она показалась единым организмом, эдаким большим ульем, управляемым королевой.

В противовес народу, Геральт захрапел. Я заерзала на все еще безнадежно смятой простыни, напоминающей о вчерашних приключениях. Вся комната, теперь, кажется, пропахла запахом Йорвета. Спать не хотелось, жалеть себя не было сил.

В стремлении занять чем-нибудь полезным и оградить от жестоких мыслей, ведьмак припахал меня к активной деятельности – заставил следить за настаивающимися эликсирами, отправил на рынок за недостающими ингредиентами, и, как апогей, заниматься бытовым хозяйством – прибирать комнату. Пока я расставляла все по местам, так как в моих представлениях вся грязь должна равномерно разлечься по поверхности, стремилась расположить все перпендикулярно и параллельно друг другу, размазывая гору мусора по пространству комнаты. Геральт точил меч с остервенением и решительностью настоящего рыцаря пора было отправляться за знаменем Бурой Хоругви в склеп, и мало ли какая очередная дрянь завелась там в его отсутствие.

- Знаешь, дружище, – обратилась я к ведьмаку, смахивая пыль с камина. – Труд, конечно, сделал из обезьяны человека, но я все-таки считаю, что интеллектуальная работа должна быть превыше всего. Я не создана для банальных маханий тряпочкой.

- Не отлынивай, – ласково проворчал Белый Волк. – Должна же и от тебя быть польза. Лучше, чем ерундой заниматься.

- Самокопанием, например? – невесело усмехнулась я, протирая стол от крошек.

Вдруг что-то звякнуло, упало на пол и кот, вертевшийся рядом, не дав сообразить, начал лапами загонять это «нечто» под шкаф. Я тяжело вздохнула и полезла извлекать непонятный предмет из объятий пыли.