— Спи, Amadanwed, пусть тебе сегодня снятся хорошие сны.
====== Глава 14. Пссс, парень, не хочешь немного революции? ======
В вопросах борьбы с самодержавием, мы должны опираться на весь пролетариат, без различия языка и национальности, сплоченный совместным постоянным решением теоретических и практических, тактических и организационных вопросов.© В.И. Ленин
Убийца-дворецкий! ©
Автор всегда мечтал это сказать.
Утро у меня было отнюдь не бодрым. Открыв глаза, я осознала, что если вчера мое сознание расширилось и потеряло форму, то сегодня, загнанное в рамки моего мозга, очень теснилось. Оно давило на черепную коробку изнутри. В следствии чего, у меня были на лицо все признаки похмелья — головная боль, сухость и привкус дерьма во рту. Я почувствовала настоящую ненависть и отвращение к алкоголю. Однако, стоило что-то с этим делать. Интересно, каково сейчас ведьмаку — он выпил намного больше и не факт, что после нашего расставания больше не принимал в себя эту отраву? Сознание лениво начало шевелиться, вспоминая вчерашние события. Надралась в стельку, устроила Йорвету очередную истерику. Йорвет? Он же был здесь! Я вскочила, чем заработала внеочередное головокружение. Эльфа, как и признаков его присутствия здесь когда-либо, не было. Зато на полу, у самой двери, прямо в одежде расположился ведьмак. Надеюсь, что они не встретились нос к носу. Вместо подушки Геральт использовал собственный монстрариум и любовно прижимал к себе свой серебряный меч. Своим оглушающим храпом и запахом помойки изо рта, он распугивал всех на расстоянии ста метров. Думаю, у меня нет права его порицать: стоило мне случайно дыхнуть в сторону Сэра Ланселапа, не подозревающего о моем коварстве и мирно лежащего на подушке, как котейка резко сорвался с места и предпочел временно поселиться у одной из самых крупных щелей. Свежего воздуха жаждал. Значит, Йорвет ушел. Вчера он не воспользовался ситуацией и просто уложил меня в кровать. Я почувствовала одновременно радость и разочарование. А мог бы, твою мать. Хотя, опять же, тогда я бы чувствовала себя использованной. Что ж я за существо такое? Делают больно — не нравиться, ласково относятся, а я не довольна. Правильно говорил мой отец: «Много собак — свора. Много птиц — стая. Много баранов — стадо. Много противоречий — баба». Боюсь представить, что еще решит испробовать Йорвет, чтобы определить порог моей доброты. Я попыталась просто прикинуть, что творилось у него в голове вчера, и пришла к неутешительному выводу: скорее всего он догадался, что я к нему не ровно дышу и просто таким образом меня угомонил. Ловить потом по лесам мою бушующую тушку ему, наверное, не улыбалось. Да и Геральт, который скорее всего заметил, что отстали мы вдвоем, его бы размазал по стенке тонким слоем. Поэтому это был самый лучший выход из сложившейся ситуации — довести, уложить и, так уж и быть, поцеловать. Типа, в качестве поощрения за хорошее поведение в конце. Голова гудела и ощутимо расширялась в размерах до масштаба туманности Андромеды. Нужно срочно искать воду — в горле пересохло, кожа шелушилась и стала шершавой. Больше всего на свете сейчас я мечтала об «Алкозельцере», он бы мигом снял все симптомы, и я вновь почувствовала бы себя сейчас человеком. Но в Средневековье были только исключительно народные методы лечения подобного рода болезней, включавшие в себя рассол, водичку, проспаться и страдать до следующего утра. С трудом закончив водные процедуры, я начала одеваться. Ланселап жалобно мяукал, требуя чего-нибудь покушать, да побольше. Я пыталась его успокоить — не дай бог разбудит Геральта. С тяжелого бодуна ведьмак был способен на все — от убийства до ссоры по самым разнообразным вопросам мироздания. Чтобы достать еды моему чаду требовалось преодолеть друга-преграду и спуститься вниз. Но ведь внизу люди, поэтому надо хорошо выглядеть. Насколько сейчас это возможно, конечно. Ну, не распугивать же ранних клиентов только из-за того, что твое лицо сейчас являет собой иллюстрацию к термину «лютый похмел»? В дверь нетерпеливо постучали, и, не дожидаясь ответа, к нам ввалился Лютик. Выглядел он крайне неважно — помятое лицо, опухшие глаза. Вот уж он точно понимает сейчас мои чувства. Поэт препятствия в виде ведьмака не ожидал, поэтому на скорости споткнулся об друга, попытался сгруппироваться при падении, но весьма неудачно и с размаху поприветствовал копчиком пол. Геральт недовольно заворчал, заворочался, но героическую битву с дремой проиграл и вновь провалился в сон.
— Я пришел сообщить пренеприятное известие, друзья, — обреченно начал поэт. Я ожидала что-нибудь в стиле городничего: «К нам едет ревизор!», но Лютик о Гоголе никогда не слышал, с Великой Русской литературой не был знаком даже понаслышке. Зато, как пташка ранняя, уже был в курсе последних новостей, которые заставили меня выпучить глаза от ужаса: — Крестьяне хотят казнить принца Стенниса.
Я, офигев, подпрыгнула на месте и, причитая, плюхнулась на пол рядом с Лютиком, осознавая сказанное по второму кругу. У поэта же не было времени ждать пока мой головной компьютер изволит-таки заработать как надо, поэтому повторил сказанное и сразу же пощелкал пальцами перед моим лицом. Я кивнула на Геральта, все еще мирно видевшего десятый сон, не догадывавшегося о проблемах, которые вот-вот ураганом пронесутся по городу. Как личность известная, политически подкованная и нравственно контуженая, Белый Волк просто обязан был вмешаться, ибо от этого зависело наше благополучие, целость города при атаке Хенсельта, ну, и жизнь Стенниса, в общем-то тоже. Но нам было на нее плевать. Матерясь, мы вдвоем принялись трясти ведьмака, но тот упорно изображал из себя Степу Лиходеева. А именно был согласен и на казнь принца, и на собственную тоже, лишь бы его оставили в покое. Воображая себя Воландом, я обещала его расстрелять, если тот не прочухается в срочном порядке, и сослать в Ялту. Наконец, Геральт сел и, потирая глаза, потребовал чего-нибудь опохмелительного. На мои доводы, что бодун лечат алкоголем только алкаши с огромным стажем, ведьмак никак не реагировал, искренне считая, что лучший способ борьбы с похмельем — оставаться пьяным. Ворча про то, что так не долго посадить печень, я выдвинулась на поиски избавления от временного забвения моего друга. Пришлось спускаться и покупать пиво, от одного запаха которого меня мутило и мозг снова начал люто колотиться о кость затылка. Корчмарь смотрел на меня с нескрываемым одобрением, приговаривая, под нос что-то про большую выручку, которую мы сделаем с ведьмаком, если уйдем в запой. Прихватив молоко и немного мяса своему котику, я подвигала обратно, испытывая непередаваемые трудности в отношениях с собственным телом. Оно упорно не желало слушаться и шло своей дорогой, а лестница для него и вовсе стала настоящим испытанием на прочность и координацию. Пару раз я почти свалилась, но тут же брала себя в руки, хваталась за стеночку, клялась себе больше не пить и продолжала взбираться вверх — Белого Волка надо было безотлагательно спасать, чтобы он сам потом смог не допустить гибели больших человеческих жертв*. Когда мы соизволили скинуть из-за ушей ужасное состояние и ввалились во дворец, там уже собрался весь цвет местного общества — от низов в виде кметов и работников шахт, до самых богатых дворян и рыцарей. Высшее сословие полным составом делало рожи кирпичом, объясняя жалким и неразумным овцам стада своего, крестьянам, что если нет доказательств — нет и преступления. Крестьяне в ответ размахивали виллами и факелами, грозя спалить весь дворец к чёртовой матери вместе с принцем и его защитниками, просто за компанию. В общем, на наших глазах явно вершилась пролетарская революция в масштабе закрытого города. Я впервые присутствовала при линчевании и поэтому с интересом поглядывала по сторонам, ловя момент самой настоящей демократии. При каком еще политическом строе могут сжечь человека, только потому что народ сам попросил об этом? Вот она, истинная власть в руках толпы — жестокая и беспощадная, готовая убить любого, кто попадется на ее смертоносном пути. Не то, что эти ужасные тоталитарные режимы с их судами, выборами и интернетом, где можно послать кого угодно, и тебе ничего не будет. Среди переругивающихся сторон, как не странно, появилась совершенно отдельная кучка людей, которой этот балаган чертовски надоел, но которая понимала, что спускать весь этот цирк на тормозах чревато глобальными разборками. Это была группа очень угрюмых лиц, крайне замученных бесперебойно галдящими кметами и уставшая от не менее тугодумных представителей голубых (порой, во всех смыслах) кровей. Вместе с этой группой стоял Золтан, крайне взволнованный нашим появлением и размахивающий своими лапищами на манер мельницы, привлекая к себе внимание.
